Упрямство мне не занимать, а ему, как выяснилось, настойчивости и силы воли. Глеб замер, и я замерла с открытым ртом. Одарила его и себя заключительным стоном, только уже не наслаждения, а разочарования. Ногой всё ещё обвивала любимого, руками крепко вцепилась в плечи. Душа противилась отпускать. Ну почему именно сейчас? Мог бы через минуту.

– Что ты опять молчишь? – посуровел он.

В этот момент я стала прикидывать, хочу ли стать той самой женой, подозревающей мужа во всём, следящей и проверяющей телефон. Выходило, что не хочу. А другого замужнего пути не видела. Он бабник и единственной мне не быть, с чем я давно почти смирилась. Так зачем бередить раны? Наши отношения – это гавань ожидания настоящей любви. То есть просто пшик. Вот и всё.

Стоит это где-то записать и повторять каждый день.

– Если ты снова начнёшь головой мотать, я не ручаюсь за себя, – предупредил он. Я естественно не замотала. – Снова нет? – Я кивнула. – Да? – засомневался он. Мне пришлось замотать бестолковой головушкой. – Я ни хрена тебя не понимаю! – заорал Глеб. А я не понимала, чего он пристал ко мне с вопросом, когда я голая лежу под ним. – Скажи нормально!

– Нет! Не выйду! – со слезами заорала я в ответ.

– Ей-богу, убью, – заявил он с чувством и слез с меня.

Наблюдая, как я сползаю с кровати и натягиваю джины, вроде бы что-то хотел сказать, но не сказал. А я шмыгала носом, руки тряслись и одевалась не очень элегантно.

И стоило начинать, если удовольствие получено, но не в полном объёме? Всё-таки мерзавец.

Рыдала я, кстати, именно по этой причине, не из-за угрозы. Надев свитер и подхватив сумку, обернулась. Глеб сидел по-прежнему голый, взгляд непонимающий.

– Значит, всё? – спросил он. Я пожала плечами, не зная, что ответить. Он заметно помрачнел: – Правда не гожусь?

– Мы оба друг другу не годимся.

– Что за бред? Ева, я тебя не понимаю.

– Мы не будем счастливы в браке.

– Ты издеваешься? Или подразнить решила? Тогда давай, добавь банальное: дело не во мне. Хотя чую, это не так.

– Не так, – с кивком согласилась я. – Конечно, в тебе.

Он какое-то время молча смотрел на меня. Уставший и недовольный.

– Это из-за той дылды? – спросил спокойно и потёр лицо. – Мы же обсуждали это раньше, даже смеялись. Ты одна у меня.

Я вновь пожала плечами:

– Это раньше, а сейчас – не смешно. Тебя не изменить, но и меня тоже.

– Я опять ни хрена не понял. А ну-ка присядь ко мне, – махнул он рукой.

– Нет, – замотала я головой.

А он разозлился:

– Ещё раз сделаешь это… Только попробуй ещё раз!

– Не сяду, а головой мотать буду сколько захочу. – Голос дрожал, реветь хотелось громче, но головой трясти я всё же не рискнула. – Я пойду, ладно? Давай не будем мучить друг друга.

– Ты всё-таки издеваешься.

– Я пойду, – повторила я и попятилась к двери.

– Стоять! Ты серьёзно это говоришь? Не шутишь? – Он наконец потянулся за брюками, в прихожей поймал меня, взяв за руку. – Ева, не дури. У тебя кто-то есть? Скажи прямо, пока сам прошу. Если узнаю не от тебя, будет поздно.

Взаимное недопонимание. Так можно назвать случившееся с нами.

– Жена из меня никудышная, – пояснила я. Данный вывод сделала из мыслей, что баб из его окружения мне не вывести. Где они, там нервная я. А оно мне надо? – Давай оставим всё как прежде? – Я поглаживала его по груди, наивно надеясь, что Глеб согласится. – Ты приходишь-уходишь, я прихожу-ухожу. Зачем усложнять?

– Зачем? – вытаращился он. – Я семью хочу. Я люблю тебя. Ты, конечно, меня удивила. Замуж зову, а ты нос воротишь. Я противен тебе? Настолько плох? В любовники гожусь, а в мужья нет? Или как понимать?

Я закрыла глаза, пытаясь почувствовать радость от услышанного, но не почувствовала. Будет влюблённый мужчина брать номера других женщин? То-то и оно.

– Долго молчать надумала? Ты из меня всю душу вытрясла.

И он из меня. Распинаться перед ним не хотелось. Унижаться и втаптывать себя в грязь, когда провинился он – ни за что. Я вот поверю, а потом Глеб меня бросит и потребует развод. Лучше я сама брошу и прямо сейчас. Похлопав его по плечу, сказала:

– Муж из тебя тоже никудышный. Это правда. Не подходим мы друг другу. А теперь дай пройти. Надоел хуже редьки, – и рукой взмахнула. Он, на счастье, посторонился и впал в ступор. Я переступила порог, но чёрт дёрнул бросить через плечо: – Прости, выбор действительно есть получше. Всё было прекрасно, но… Сердце хоть и свободно, тебе его никогда не занять.

Признание в нелюбви мигом вывело его из оцепенения.

– Ты что несёшь? Совсем оборзела?

– Нет, прозрела. Ты не самый удачный вариант.

Он схватил меня за шиворот, притянул к себе, я зажмурилась, уверенная, что теперь точно получу, но он лишь прошипел на ухо:

– Неудачный вариант, говоришь? Никого любить ты не способна. Разве что себя. И вместо сердца у тебя чёрная дыра. Уезжай. Уезжай, пока можешь, чтобы я не видел тебя и не слышал. И не вздумай вернуться. Заявишься – не поздоровится. Жизни не дам.

– Убьёшь?

– Потом убью.

Я вздохнула, покручивая в руках кружку и припоминая наше расставание. До сих пор обидно. Вот бы забыть его, но прошлое так и манит.

Кружка отправилась в мойку, а я в комнату. Сонька всё ещё обрывала телефон. В какую такую проблему она попала, я не совсем поняла, но подруга клялась, что без моего участия не справится. Не очень приятненько. Вопиющую несправедливость судьба подкинула.

Это что получится… Это я к нему приеду, а не он ко мне?

Тут я уже схватилась за сердце, которое у меня всё же было, так мне стало жалко себя, а потом и разревелась для кучи.

Вот был бы рядом мужик и никаких колебаний знать бы не знала. Как ударил бы кулаком по столу и пробасил: «Никуда не поедешь! Какой ещё Глеб? Какой Рокотов?!»

Нет, не ударил. Я бы его сама за это ударила.

Как прижал бы меня к себе и не отпускал ни к какой подруге: «Никуда не поедешь! Какая Соня?!»

Нет, так тоже не подходит. В общем, был бы рядом мужик. А его нет. Ничего нет. Два года… Два!

Тут я себя вдвойне пожалела. Глеб, наверное, каждую неделю с новой пассией развлекается, а меня проклял. Появляется мужик и исчезает. Ну что за жизнь?

Телефон вибрировал, я размазывала слёзы и сетовала на судьбу. Горько сетовала. В итоге не выдержала, заорала в трубку:

– Соня, я тебя сейчас ненавижу. Как я тебя ненавижу. Ты мне, может быть, жизнь гробишь!

– Ничего я не гроблю, не выдумывай, – отозвалась она и засопела, пережидая бурю. Вот всегда так. Я перевела дыхание, перекрестилась, покачав головой, и сдержанно покашляла, намекая, что готова дальше слушать. – Кто ж знал, что так получится, – продолжила Сонька. – Кто знал? Вот скажи. Я же не нарочно.

– Ты-то? – я хихикнула. Чему быть, того не миновать. И орать на подругу бесполезно. – Ты нарочно. Наверняка нарочно, но не признаешься. Вот скажи мне, зачем ты вообще поехала туда? Что ты там забыла?

– Как что? Это же родной край. И твой, между прочим.

– Чего? Родной край? Мне и тут неплохо, вся страна мне матушка родная.

Я бессовестно лгала, мне тут одиноко. Домой хочется, но никому и ни за что признаваться я тоже не собиралась. Даже подруге.

– Вот что ты врёшь?

– Я не вру.

– Конечно. – Зная меня, Сонька довольно хмыкнула, а я опять покашляла. Шутить здесь не стоило, она это поняла, посопела и заканючила: – Ева…

– Нет, говори. Иначе за порог не выйду.

Снова затянувшаяся пауза, в продолжении которой я смотрела в окно и улыбалась. Хорошая погода для поездки. Не жарко.

– Ну вот что ты какая?

– Какая? – удивилась я.

Подруга не ответила, вновь посопела, помялась, а затем как-то слишком уверенно взялась перечислять. Наверное, пальцы ещё загибала.

– Ну… на могилках я прибралась, соседей бывших навестила, в школу заглянула. Потом дай, думаю, останусь на пару деньков.