— Почему ты думаешь, что нет?

Надин тактично проигнорировала комплимент. Может, говори детектив без улыбки, это не звучало бы как издевательство.

— Ты не куришь, но на дым не ругаешься. И травишь себя дешевой туалетной водой, чувствую этот запашок… Еще ты пацифистка. Слабачка. Трусиха. И такая маленькая, что я тебя одной рукой могу прижать к себе, а ты никак не вырвешься.

— Я не настолько слабая…

Девчонка тут же оказывается в захвате. Чувствует сильное тело Шайль, к которому приходится прижиматься. Вжиматься. Чувствует крепкую женскую руку, обхватившую худую грудь. Надин толкается локтями, но слышит только смех. Шайль продолжает курить, словно не замечает тумаков.

— Слаба-ачка, — тянет беловолосая, все так же прижимая Надин.

— Отпусти! — тихонько рычит девчонка.

— Да не брыкайся, вспотеешь.

Рука соскальзывает с Надин так внезапно, что та чувствует удивление. И… одиночество?

— Рассказывай, — Шайль опирается на перила, поднимая взгляд к луне. — Что у тебя за род?

— Обычный у меня род. Отец волколюд, сильный такой, здоровенный… большой, — бормочет Надин. — Военный.

— Военный, — кивает Шайль. — И поэтому он не в Освобождении. Он на ледниках?

— Угу.

Девчонка и сама не сказала бы, почему отвечает. Кажется, слишком устала, чтобы держать все в себе. Снова. Скорее из-за этого, потому что Шайль не вызывает особой симпатии. Или… вызывает?

— А мать у тебя обычная женщина, которая залетела от крутого волколюда. Его арестовали за какую-то дрянь и предложили пойти на войну. Он согласился, потому что это лучше, чем мотать срок.

— Ну… почти так.

— Классика, — Шайль щелкает пальцами. — Почти все преступники, которые выживают после встречи со мной, выбирают войну. Может, твоего отца тоже я засадила?

— Нет. Он не совершал преступлений. Просто… обратился.

— А это не преступление?

— Не знаю. Не думаю.

— Ну ладно, — Шайль пожимает плечами, бросает окурок в чашку и делает последний глоток кофе. — Где мать?

— Умерла от болезни. Давно.

— Старший брат — человек?

— Угу…

— Ты уж прости, что мы в эту ночь не пошли к нему, — Шайль извиняющимся хлопком метит девчонке по плечу. — Я не особо хочу таскать сопельку по ночному О-2. Гэни говорил, что тут опасно.

— Какая разница, что он сказал? — бормочет Надин, пытаясь говорить тихо, но детектив отчетливо слышит каждое слово.

— Разница в том, что это информация. И ей надо пользоваться. Днем глянем на твоего… м-м… брата.

«Мертвого»? Ты хотела сказать это слово, да, Шайль? С каких это пор ты стала настолько тактичной в общении? Вряд ли хоть один человек в О-2 выжил. Это тоже информация.

— Да, тогда днем, — вздыхает Надин. — Можно мы пойдем в дом? Мне не по себе от этого вида.

Шайль бросает последний взгляд на пейзаж ночного района. Если присмотреться, то ни в одном окне не горит свет. Это и правда немного пугающее зрелище, учитывая, что сейчас едва за первую долю ночи.

Дверь балкона с щелчком запирается. Шайль отставляет кружку на стол, небрежно подхватывает с него ручку. Дорогая. Заправляемая. Понты. Но удобные. Скорее всего, хозяин этой квартиры тоже мертв. Тут слишком много ценностей: памятных и просто безделушек. Люди не любят оставлять такое… Хотя, может, парень решился сбежать, когда начались беспорядки. Тоже вариант.

Надин падает на кровать и затихает, подвинувшись к стенке. Шайль садится рядом, но не ложится. Только трясет подопечную за плечо.

— Вставай, рано спать.

— Почему?..

— Клыки иди чистить. Хоть ты безмордая, хоть какая, но за зубами следить надо. Нам стоматологи обходятся дорого.

— А ты пойдешь?

— Херьня вопрос.

Шайль поднимается, чувствуя, как ноют мышцы спины и ног. Многовато сегодня приключений. Стоит поспать как следует, чтобы утром быть в готовности. Но клыки и правда важно чистить.

***

— Три дела… одновременно три дела… продуктивная ася… — скрипит боблин Кузнецов, выводя дорогой ручкой слова.

— Даже не буду спрашивать, почему вы называете себя «асей», — апатично бормочет человек Мэйсер, пожевывая спичку.

Кто-то еще использует спички?

— Я добьюсь премии. Я добьюсь ее! — вскрикивает боблин, эксцентрично взмахивая ручкой с ручкой.

— Вряд ли ненормальная загрузка этому поспособствует, но ладно, — человек достает изо рта спичку, меняя ее на сигарету.

Сера вспыхивает, превращаясь в крохотный огонек. Шайль слышит, как трещит прикуриваемый табак. Мэйсер выпускает облачко дыма.

— Ничего, друг, все будет, вы молодец, — следователь похлопывает напарника по плечу и наклоняется над блокнотом, истязаемым Кузнецовым. — А вот здесь запятую пропустили.

— Дайте дописать!..

— Пишите, пишите.

Это глюк? Что происходит? Шайль не может пошевелиться. Чувствует Надин, прижавшуюся слишком тесно, закинувшую руку на живот детектива. Девчонка сопит, провалившись в глубокий сон.

Реальность?

— Вы кто такие? — Шайль вытягивает слова с трудом, прогоняя засуху во рту.

Мэйсер бросает взгляд через плечо. Салютует. Миг — оба исчезли. Шайль моргает, пытаясь отыскать чудаков. Но в комнате больше никого нет.

— Фу-уф… — вздыхая, детектив прикрывает сонные глаза.

Нужно еще немного поспать. За окном солнца вроде нет.

Стоп.

За окном и не будет солнца: оно в другой стороне висит. Шайль не просто так проснулась. Ее никто не будил. Значит, сейчас где-то между первой долей дня и второй. Придется подняться.

Детектив понимает все это. И, с трудом переборов тяжесть век, поднимается. Удивленно выдыхает. Все тело болит. Девушка бросает взгляд на рюкзак. В нем — патроны и для дробовика, и для «Шпалы». На нем же лежит все оружие. Рядом кобура с «Левиафаном». Таскать этот вес почти целый день, плюс напряжение и стрельба… и раны не до конца перестали беспокоить.

— Надо что-то делать, — Шайль отчаянно трет лицо ладонью, пытаясь проснуться.

Видимо, поможет только душ. Значит, надо в него.

***

Стоит только представить, чем занимается детектив в ванной, как внутри что-то отзывается пониманием.

Во-первых, Шайль наспех подкоротила отросшие пряди. С ножницами девушка кое-как умеет обращаться, и пусть результат далек от совершенства, но так тоже неплохо. Важно выглядеть привлекательно, даже когда весь мир летит в тартарары.

Во-вторых, Шайль обрушила на свои плечи сотни литров горячей воды. Она шипела, шумела, капала, брызгала, стекала и скользила по мышцам детектива, оставляя за собой приятное жжение. Когда девушка закончила, ей казалось, что кто-то содрал кожу, оставив только размягчившиеся волокна на костях и чувство легкости.

В-третьих, Шайль долго смотрела на себя в зеркало. Касалась еще мокрых волос, поправляла их, взъерошивала и укладывала заново. Устало терла глаза. Кривлялась, пытаясь себя позабавить. Получалось неособо.

— Ты красотка! — Шайль, «стрельнув» из «пистолета» в свое отражение, подмигнула и отвернулась.

Футболка поначалу принимала душ вместе с детективом, так что все следы крови уже смыты. Ткань еще мокрая, но это девушку не заботило. Она не боится мокрой одежды. Наоборот, ей так даже комфортнее. Чувство… уюта от надежно прилипшей, словно вторая кожа, ткани. Может, поэтому Шайль любила дожди, хотя в Освобождении они кислые.

В чужом доме в чужой чайник сыпался чужой кофе. И все равно привычно. Детектив вдруг подумала, что могла бы остаться в этой квартире. Вряд ли кто-то стал бы возражать… первое время. С недавних пор в городе таинственно исчезла подавляющая часть населения.

Шайль распахивает занавески, улыбается зданию напротив. Прислушивается к сонным шагам из спальни.