Темп шага ускоряется. Девушка озирается. Замечает развернутую газету, в которую кто-то погрузился с головой.

— День добрый. Дайте почитать, — просит Шайль, остановившись напротив.

Газета опускается, позволяя увидеть лицо. Мужчина. Бледный. Глаза опухшие. На краю ноздри — кровавая сопля.

— Держите, — безучастно протягивает шуршащие страницы. — Только читать и остается…

Шайль скидывает сумку на землю и хватается за края газеты. Перелистывает, ищет взглядом нужное. Фотографии сменяются одна другой. Главная полоса. «Шокирующее превращение!» и тут же заголовок поменьше: «Полиция поделилась подробностями».

Еще бы не поделилась. Даже если бы официально промолчала — журналисты всегда имеют связи. Сколько вчера было свидетелей превращения? Несколько десятков? Сколько из них пошли в издательства, чтобы получить пару рублей за «показания очевидцев»?

Шайль вчитывается. «Неизвестная болезнь»?.. «Вирус»? Внимательнее вглядывается в фотографию. На ней не то место, на котором вчера при Шайль блевал прохожий. Но детали схожи. Угадываются лужи подсохшей рвоты, из-под тонкого покрывала торчит болезненная лапа «волколюда». Под снимком приписка: «О-2, ресторан `Грильяж`». На фоне действительно есть массивное окно, за которым легко различимы ряды столиков. Прелесть.

— Спасибо, — кивает Шайль, возвращая газету.

— Хорошего дня! — скрипуче прощается мужчина.

В статье ничего путного не сообщается. Журналисты поторопились создать панику, написали, что болезнь распространилась внезапно, и попросили читателей сегодня оставаться дома. Глупое решение, на взгляд Шайль. Она бы попросила всех пристрелиться, чтобы не умирать в мучениях.

Но что это за болезнь? Ни журналюгам, ни полиции пока что не известно. Заражает она людей? Или волколюдов тоже? Хотя… если к сородичам Шайль прицепится хоть одна болячка, это будет событие века. Почище войны на южных ледниках.

Детектив размышляет на ходу, выискивая ближайшую аптеку. Она находится — но закрыта. Значит, все и правда паскудно. Странно, что на это событие такая быстрая реакция. Видимо, виноваты не только журналисты.

«Две шестеренки одного механизма». Шайль не может отделаться от этой мысли. Организация волколюдов действует сообща с законниками? Нет, это уже совсем бредово.

Почему она вообще решила, что эта болезнь связана с Бибиком? Может, это обычная болячка, которую притащили рыбаки? Под водами океана много всякого, что способно создать самые разные эпидемии. Все люди едят рыбу. Может, заразились из нее?

Стоп. Нет. Люди, ёрк возьми, превращаются в подобие волколюдов. Это не обычно.

Нужно заглянуть в участок. Только там ситуация прояснится. Во всяком случае, на это надеется Шайль.

***

В полицейском участке О-3 переполох. Настоящий аврал. Настолько, что подключили наземный транспорт. Кристаллы для него стоят порядочно. И если всех полицейских усадили в автомобили…

Шайль пролетает мимо курящих у входа девчонок. Сегодня их только две: первая и третья. Вторая куда-то запропастилась.

— О, а вот и наша безработная, — едко усмехается первая.

— Завали, у нас перерыв кончается, — мрачно одергивает третья, пытаясь успеть накуриться.

Сегодня у девушек много работы.

Детектив взлетает вверх по лестнице, отмечая кипящую в кабинетах жизнь и ругань, доносящуюся то оттуда, то отсюда. Доходит до двери своего агентства. Врывается в кабинет.

Нет. Все не как обычно. Детективов нет. Ни одного. Кристаллы не горят, комната освещается только скудными лучами из окна. Ёрк стоит у своего стола, складывая в ящик мелочи. Оборачивается на звук.

— О. Ты здесь. Опять опоздала…

— Зойд, что происходит? Повсюду хрень.

Ёрк смеется, отодвигая коробку на край столешницы и оборачиваясь к Шайль. Его вечная улыбка на волосатой морде в этот день совсем не блистает.

— В городе теракт. Биологическое оружие. Детали выясняются. Нас расформировали на ближайшее время.

— Что? Чего?.. — Шайль встряхивает головой, пытаясь осмыслить информацию.

Ёрк по давней привычке умещал главное в малом.

— В О-3 сейчас не так плохо. О-2 накрыло основательно, О-1, кажется, пока не тряхнуло. Но вирус скоро распространится по всему Освобождению, — обыденно поясняет Зойд. — Так сказали «сверху». Ждем армию.

— И поэтому — что?

— Нас расформировали. Думаю, тут еще и отчет того боблина наложился… он должен был уже отрапортовать начальству. Посмотрим… — «начальник» устало трет морду, пытаясь сохранять улыбку. — Пока на улицах все плохо, нас не станут содержать.

— Какого хрена?..

Шайль упорно не может понять сказанное. В голове одна мысль сменяется другой. Девушка не успевает подумать про биологическое оружие, как задумывается про работу агентства. Лямка сумки врезается в плечо, и это единственное, что дает ошеломленной девушке возможность не выпасть из реальности.

— Кстати, зарплаты нам не выдадут. Сказали, что с этим сейчас туго. Все деньги уходят на урегулирование… ситуации.

— А что они регулируют?! Зойд, объясни нормально! — Шайль начинает закипать.

Естественная реакция после недоумения. «Меня уволили?» — только и стучит в голове.

— Хорошо, объясняю. Кто-то заразил большую часть О-2. Там сейчас полно трупов. Это понемногу распространяется на соседние районы. Что еще непонятно?

— Эта болезнь превращает людей?.. Но как?

— Да, она. Сначала убивает, а потом все остальное. И никто ничего не знает, — ёрк вздыхает. — Из Освобождения надо сваливать, пока все не зашло слишком далеко.

— В смысле «никто не знает»? Пусть узнают. Если трупов много, вскрыть и изучить их…

Девушка не успевает договорить. Ёрк подходит и кладет массивную ладонь ей на плечо.

— Шайль. Я знаю только одно: мы с тобой уволены. Пистолет можешь не сдавать, вряд ли про него кто-то вспомнит в ближайшее время. Если хочешь денег, то попросись в рядовые полицейские, может, сейчас нужны лишние руки. Но вряд ли тебя возьмут, репутация у тебя не лучшая.

— Я детектив… — бормочет Шайль, сжимая мощное предплечье старого друга.

— Теперь уже нет. Мне жаль, — искренне кривится Зойд, скинув с себя улыбку. — Придумай, где ты будешь работать. А лучше — свали из города, пока не поздно. Потому что ближайшее время твое удостоверение детектива нихрена не значит и ни к чему не обязывает.

Морда Зойда выглядит очень утомленной. Некогда оптимистичный начальник теперь выглядит обычным обломавшимся неудачником — здоровенным, волосатым, но разочарованным во всем человекоподобным созданием. И его поникшие плечи, пусть выглядят массивно, уже не внушают трепета.

С тяжелым чувством Зойд добавляет:

— Мы в дерьме. Сбереги себя.

Улицы Освобождения к ночи стали совсем другими. И без того вонючий город получил новый запах — запах трупов, крови, рвоты. Смерть была одинакова для многих. Разнилось лишь время, на протяжении которого больные умирали.

Шайль видела труповозки. Видела, как тела сваливают в кучу и сжигают. Но теперь не в крематориях — прямо на улице. Часть людей заперлась в своих домах, часть… Они вышли на улицы. Бесцельно ходить. Ждать смерти. Полицейские пока не решались на отчаянные меры. В конце концов, больницы переполнены, если с больными что и можно поделать — так это убить сразу, подарив легкую смерть. Не все готовы к такому.

Ситуация зависла словно дом над пропастью. От волны самоубийств людей спасала блеклая надежда на выздоровление, на то, что именно их случай окажется не таким серьезным. От мародерства больных защищали патрули полицейских и медиков, которые разбирались с почти и просто мертвецами. От действий со стороны волколюдов… Честно говоря, Шайль не могла понять, что мешает здоровой половине города взять дело в свои руки. Она вообще почти не видела сородичей на улицах.