— Кто стал жертвой?

— Мать. Неделя горячки и ужаснейшего поноса. А потом уже сам Бибик пострадал — его выпороли ремнем, и задница распухла до таких размеров, что могла бы стать второй луной в небе.

— Забавная и поучительная история. Значит, мать выжила, правильно?

«Отравитель». «Лекарства». «Смеси».

— Выжила. Но после этого с желудком начались проблемы.

— Сожалею. Дети иногда невыносимые проказники, — кивает Шайль, внимательно изучая Зельду. Та раздобрела после болтовни и подействовавшего обезболивающего. — Теперь я хотела бы узнать, что Бибик думал о вас.

— Обо мне?! — женщина раскрыла глаза настолько, насколько позволяли распухшие мягкие ткани. — Откуда я знаю, что этот козел обо мне думал?

— Я вот знаю, что отец меня ненавидит. Половина сестер хочет убить, другая половина — излечить.

— Вы чем-то больны? — Зельда цепляется за любую возможность отвести диалог в сторону.

— Да, — кивает Шайль, но возвращает тему на прежние рельсы. — Реакции родственников не всегда однозначны, но за годы жизни с ними не трудно догадаться, что про вас думают. Что про вас думал Бибик?

Зельда замолкает. Явно собирается с мыслями. Детектив не торопится. Ей нужно поддерживать баланс между важными вопросами и бессмысленными. Никто не любит односторонние разговоры. Поэтому молодые детективы часто умирают или срываются. Они очень хотят услышать, но не умеют слушать. У подозреваемых это вызывает раздражение с разным исходом.

— Наверное, Бибик меня любил, — с удивлением отвечает Зельда. — Он всегда защищал меня. И когда узнал про рак матки, то дал хорошие рекомендации.

«Разбирается в болезнях».

— Значит, он был не таким уж плохим братом, верно?

— Может быть. Но все еще недостаточно близким, чтобы я переживала из-за его смерти, — женщина улыбается, и в улыбке этой действительно не заметно ни тени печали.

— Главное беречь нервы. Что сделано, то сделано, — кивает Шайль. — Последний вопрос, и я дам вам покой.

— Слушаю.

— Почему вы не сказали мне, что вас подставили?

Зельда замирает. Ее здоровая рука сжимается в кулак, глаза смотрят с резкой неприязнью.

— Кто это меня подставил? — спрашивает женщина. — Я сама всем руковожу.

— Давайте проясним: я не судья, — Шайль улыбается. — Не выношу приговор, не записываю все ваши ответы. И уж точно не придам их огласке. Я детектив, я свожу маленькие детали в одну большую картину.

— И что за картину вы увидели?

Шайль вложила ручку в блокнот, спрятала в карман и устало потерла глаза.

— Я увидела, что вы испугались и запутали то, что могло распутаться за пару движений моей руки. Вас подставили, а вы стерпели. Я пришла — вы опять терпели. Я прикончила ёрка, но вы снова зачем-то терпите. Чем вас так напугали, что вы боитесь дать хоть одну путную подсказку?

— Меня не запугивали, — отозвалась Зельда, но на этот раз без малейшего намека на улыбку. — Мне просто рассказали, что случится, если я не сыграю свою роль хоть малость убедительно.

— Вы вообще не должны были приезжать в этот город. У вас, судя по всему, прекрасная жизнь замужней серой дамы. Муж-невротик, который дерьмово трахается, и неплохая кухня, в которой вы любите пить чай, общаясь с подругами о сексе, которого вам не хватает. Зачем вы решили повидаться с братом? Уточнить, какие лекарства лучше пить, чтобы подольше пожить с флаконом болеутоляющего в кармане?

— Вроде того, — Зельда откидывается на лежанку. — Утешает только то, что я помешала и преступнику, и детективу. Впору гордиться собой. Маленький камень, застрявший между двумя механизмами одной системы.

— Одной системы… — тихо повторяет Шайль.

Торопливо достает блокнот, чтобы записать мысль. Была ли это обычная аллегория или туманный намек — нужно проверить. «Преступник и закон связаны?»

— Что же, как я и пообещала, оставляю вас в покое, — бормочет Шайль, пытаясь удержать мысли в голове. — Была рада пообщаться. Берегите себя.

— Можно просьбу?

— Какую?

— Перед тем как продолжить это расследование — убедитесь, что вы закончили все ваши дела в этом мире. Иначе потеряете то, что могла потерять я.

Шайль некоторое время смотрела сквозь решетки и ничего не видела перед собой, нырнув в размышления.

— Дельный совет, спасибо, — ответила детектив, отвернувшись и направившись к выходу.

В подвале душно. Хочется оказаться в прохладе кабинета.

На ходу ручка выводит последние слова: «Обезопасить тыл». Возможно, придется воспользоваться методикой преступника. Не лучший исход, но дело пахнет очень крупно. А Шайль любит крупную добычу.

Нужно. Покурить. Прямо. Сейчас.

— Нет-нет-нет, — бормочет Шайль, пока ручка зачеркивает слова. — Все не то.

Бобби сидит рядом, качается на стуле, запрокинув ботинки на стол. Конечно же на свой. Шайль оторвала бы коллеге ноги, попробуй он водрузить их на ее рабочее место.

— В чем проблема? — бромпир потягивается и зевает.

Ножки стула звонко ударяют по полу, заставляя Шайль поморщиться. Впрочем, за последнее время она уже десятый раз кривится — большая часть недовольства вызвана запахом овечьей крови, который доносился от Бобби.

— В тебе проблема, — цедит Шайль.

И пересматривает заметки: Бибик, отравитель, лекарства, организация малолетних, интерес к веществам, преступник и закон связаны. Обезопасить тыл.

А может, проблема не в Бобби? Может, он решение? Бромпир уже проявил интерес к делу. Стоит этим воспользоваться.

— Смотри, я получила целую тонну зацепок, — внезапно вскидывается Шайль и тычет блокнотом в лицо Бобби. — Все они связаны с Бибиком.

Бромпир не отстраняется, но лицо его разглядеть детектив не может: закрыто рукой с записями. Поэтому девушка наклоняется в сторону. Лицо Бобби выражает интерес.

— Так, вижу. И правда много всего, — задумчиво изрекает бромпир. — А как это поможет делу?

Шайль вздыхает. Кидает блокнот на стол. Потирает лицо.

— Оно поможет делу, когда я покурю.

— Ну так сходи и покури.

— Шайль не пойдет за сигаретами, — подает голос Зойд. — И курить она тоже не пойдет.

— Почему это? — удивляется Бобби.

Он всегда не в теме. Потому что он отсталый. Во всяком случае, так думает Шайль.

— Потому что каждый раз, когда она идет за сигаретами, происходит какая-то хрень, — меланхолично отзывается ёрк, продолжая сканировать глазами газету. — И Шайль в итоге нет до самой ночи.

Да, это правда. Если Шайль уйдет от участка, вернуться обратно ей вряд ли захочется. По пути что-то отвлечет, девушку затянет водоворот мыслей и событий… Или она просто решит скрыться из виду, чтобы заняться своими делами. Их у нее действительно много.

Важнее другое. Что это читает Зойд?.. Газета другая. Не «сплетница». Стоит присмотреться… Всемирье, это что, издание «Поваренка»? Шайль помнит, что случается, когда Зойд приносит в участок свою стряпню. После этого остаток дня в кабинете воняет чем-то странным. И очень нездоровым.

— Да ладно, до ларька сколько?.. Метров двести? — Бобби бросает взгляд в окно. — Что может случиться в пределах двухсот метров?

Окно, в которое посмотрел бромпир, глядит в ту сторону, в которую бегают за сигаретами все полицейские участка. Вид был бы любопытным, если бы скучная пятиэтажка не закрывала большую часть обзора.

Ни Зойд, ни Шайль на вопрос не отвечают. И Бобби вздыхает. Подтягивает стул к девушке, чтобы взглянуть на заметки еще раз.

— Я вообще нихрена не пойму, — бормочет коллега. — Зачем ты пишешь такими короткими фразами?

— Потому что длинные заметки по делу ведут только идиоты, — огрызается Шайль.

Бобби писал длинные заметки. Очень. Наверняка однажды он решит собрать их все вместе, чтобы опубликовать книгу с захватывающими детективными историями. Жаль только, что она будет скучной и непонятной.