Я глянул на то место, где лежал волковский человек. Там было пусто.

— А где он? — спросил я и показал глазами.

— Его отправили домой. Вместе с телом мага.

— Раненого? — не поверил я.

Егор Казимирович кивнул.

Для меня это стало лучшим доводом, что нужно ехать, хотя я так и не понимал, к чему такая спешка.

Поддерживаемый Егором Каземировичем, я спустился по лестнице.

Волчицы уже не было. А Мо Сянь и Добрыня Всеславович стояли над щенками, решая, что с ними делать. А делать что-то надо, потому что, если люди не позаботятся о них, то щенки погибнут.

Бросить малышей я не мог. Поэтому подошёл к мужикам и предложил:

— Заберём с собой? Выкормим, вырастим…

— Это же демонические волки! — возразил Добрыня Всеславович. — Ваш батюшка запретил Мо Сяню брать волчицу в имение, за что мы ему благодарны. Машка была надёжной помощницей. Теперь нам без неё туго придётся…

Мо Сянь ничего не сказал. Но по его лицу снова потекли слёзы.

— Я не мой батюшка! — возразил я. — Мы заберём щенков и выкормим их!

— Оставьте одного? — попросил Добрыня Всеславович. — Если он будет даже вполовину, как его мать, он тут будет очень полезен. Машку и убить-то смогли только потому, что она щенков защищала.

Я вспомнил, как волчица стояла передо мной, готовая умереть, но защитить малышей.

— Вы сможете позаботиться о щенке? — спросил я.

— Да что ж, мы ему молока не нальём что ли? Мяса для него не добудем? Вон Стёпку приставим, будет отвечать за щенка. Ты как, Стёпка, согласен вырастить демонического волка?

— А чего ж не вырастить? Вырастим! — раздался позади меня ломающийся юношеский голос.

Я обернулся и увидел парня примерно моего ровесника. Но уже такого же бандита, как и остальные мужики, которых я тут успел увидеть.

А ещё я понял, что парня приставят к щенку, и это будет его главная забота.

Даже не знаю, я на его месте обрадовался бы или нет, если бы меня отстранили от взрослых дел и сказали бы нянчиться со щенком?

То, что парнишка был со взрослыми на равных, не вызывало сомнений. Как и то, что он был счастлив от той заботы, которую сейчас накладывали на него.

Но, с другой стороны, я понимал, что последнее слово было за Мо Сянем. Потому что, как выяснилось, волчица принадлежала ему.

— Мо Сянь, ты как? — спросил я его. — Что собираешься делать со щенками? Будет, как ты решишь.

Китаец молча сгрёб всех троих волчат. Щенята сразу же запищали, тыкаясь мордочками в пальцы китайца в поисках титьки.

От того, что альбинос оказался в чужих руках, мне стало как-то не по себе. Я даже дёрнулся было забрать щенка, но остановился в последний момент.

Мо Сянь что-то зашептал щенкам по-китайски. Что-то ласковое. А потом решительно взял одного серого и отдал Стёпке.

Тот принял щенка, нежно прижал его к груди и неумело поклонился:

— Спасибо большое!

Парнишка был счастлив!

Добрыня Всеславович потрепал Стёпку по вихрам и сказал:

— Пойди на кухню, покорми.

Ещё раз неловко поклонившись, Стёпка убежал.

И Егор Казимирович заторопил нас:

— Давайте поедем уже!

— Да-да, действительно пора! Не нужно вам тут быть, когда он проснётся…

И не объясняя, кто «он», раскинув руки, начал теснить нас на выход.

Мо Сянь развернулся и, по-прежнему прижимая к себе двух щенков, вышел на улицу и без разговоров направился прямиком к карете, которая была готова к отправке.

Мы с Егором Казимировичем отправились следом за китайцем.

В руках у Егора Казимировича была шкатулка или даже небольшой сундучок. И как только мы с Мо Сянем сели в карету, управляющий передал мне эту шкатулку.

— Это вам, барин! — сказал он. — Сейчас не открывайте. Только когда будем дома.

Мне было интересно заглянуть внутрь, чего это там дал мне управляющий. Но белый волчонок в руках Мо Сяня волновал меня намного сильнее.

Не знаю, откуда было такое сильное беспокойство. Возможно, так на меня повлиял сон. Поэтому, кивнув, я взял сундучок и поставил его в ноги так, чтобы он не выпал. А сам сел так, чтобы мне было видно щенят.

Лошади, удерживаемые одним из мужиков, нетерпеливо переступали. И едва мы сели, как они без понуканий тронулись. И очень нервничали, пока ворота открылись на достаточную ширину. А потом припустили так, словно за ними гналась целая стая волков.

Егору Казимировичу в управлении лошадьми пришлось не просто. Пришлось приложить усилия, чтобы мы не разбились по дороге. Потому как единственным источником света была луна. Да и та поначалу мало чем могла помочь нам.

Только оказавшись в лесу за закрывшимися сразу же вслед за нами воротами, я окончательно проснулся.

Призрачный лунный свет — это не фигура речи. Густые кроны деревьев, которые днём почти не пропускали солнечного света, лунный свет сдержать не могли. Они как будто стали прозрачными для него. Единственной преградой для лунного света стали сами деревья — стволы и ветки.

Это удивительно, но от луны в лесу было очень светло.

Нам это было на руку. Потому что в лунном свете было видно дорогу. Она двумя светлыми жилами тянулась между деревьями.

Если по дороге на завод кони старались не шуметь, то теперь они старались убраться отсюда как можно быстрее. И я в этом был с ними абсолютно солидарен. Ночной лес — это не то место, где хочется задерживаться. Особенно, когда знаешь, что именно из этого леса приходят волколаки и лютые мертвецы.

Чтобы отвлечься, я спросил у Мо Сяня:

— Что это была за волчица?

Он, спрятав щенков за пазуху, ответил:

— Её звали Емолань. Она была моим духовным зверем. До приезда в Россию мы с ней не расставались. Но в доме вашего батюшки её все боялись. И Дмитрий Петрович попросил, чтобы она пожила пока на руднике. Она там помогала справляться с их проклятием.

— Что за проклятие? — тут же спросил я.

— Это то самое из-за чего мы не остались там ночевать и то, из-за чего Кузьма никогда не ездит на завод, — вмешался в разговор Егор Казимирович. — Этот монстр живёт в руднике. Он спит днём, а по ночам…

Закончить фразу о том, чем занимается монстр по ночам Егор Казимирович не успел — позади нас раздался леденящий вой, и лошади рванули с новой силой.

Я не успел увидеть, как в руках Мо Сяня появился меч.

Китаец положил его себе на колени. А потом, глянув на меня, произнёс:

— Молодой господин, могу я попросить вас позаботиться о щенках?

— Конечно! — ответил я.

Мо Сянь передал мне малышей одного за другим, и я точно так же, как до этого он, убрал их за пазуху.

Проблема была в том, что у меня места за пазухой было мало — камзол прилегал плотно, а кафтан не предполагал ремня или пояса.

Но я всё равно разместил малышей.

Они повозились немного, и быстро затихли. Словно понимали, что приближается опасность.

А я понял, что со свободой действий теперь у меня проблема — если начну размахивать руками, то щенки вывалятся. А значит, что бы ни происходило, мне нужно сидеть и не рыпаться.

Конечно, если вопрос встанет о моей жизни, то…

Додумать я тоже не успел — Мо Сянь вскочил на свой меч и взлетел над каретой. Сделал несколько пассов руками, выворачивая кисти и словно бы оставляя надпись на воздухе, которая, как ни странно, засветилась.

Как только надпись вспыхнула, Мо Сянь толкнул её и от него позади кареты вспыхнуло пламя.

Преследующие нас твари завизжали. Но, судя по тому, что Мо Сянь не вернулся в карету, преследовать нас не прекратили.

Егор Казимирович нахлёстывал коней. Мы уезжали, а Мо Сянь оставался парить на своём летающем мече.

Я смотрел на остающегося позади китайца и молил только об одном — чтобы он не упал со своего меча. Или чтобы у него оставались силы парить на нём. Потому что пока он вверху, те, кто преследовали нас, добраться до него не могли.

Окрестности одна за одной осветили ещё несколько вспышек, после которых раздались визги и вой.

Мо Сянь в одиночку сдерживал чёрную лавину.