И я киваю, улыбаюсь и неловко отстраняюсь, потому что понимаю, что он абсолютно прав. Заняться сексом и испортить только-только наладившиеся отношения? Это было бы слишком глупо. Дружба бы разрушилась, а отношений никаких бы не было. А мы слишком многое прошли с ним вместе, чтобы потрахаться и разбежаться.

— Давай просто спишем это на минутную слабость и забудем, да? — спрашивает Дима, и я киваю, улыбаясь и поправляя задравшиеся шорты.

Забудем, конечно, потому что так правильно.

Только вот я, кажется, влипла по полной…

Ладно. Я решила забить на все и начать новую жизнь, потому что со старой у меня явно какие-то проблемы и споры, из которых я уже в миллионный раз выхожу проигравшей. Надоело. Ничего не хочу больше. Буду брать от жизни то, что она мне даёт, не мечтая, не надеясь ни на что, не ожидая чего-то. Просто жить.

А, ну ещё бегать по утрам и наконец-то не есть чёртовы чипсы, от которых мой желудок порой в трубочку сворачивается.

Ну потому что… а какой смысл? Все эти ожидания, надежды на лучшее, мечты. Чтобы потом опять ныть на диване перед телевизором, как жизнь несправедлива и что всё снова разрушилось?

Вот Дима ушёл, сказал, что у него дела какие-то срочные, обнял меня по-дружески, конечно же, а я на диван под плед и в слёзы. И вот кому оно надо? Мне, к примеру, нет. Как и благородство Димы, которое он решил проявить на моей кухне. Мы после произошедшего несколько дней не виделись и не общались, и я успела всё переосмыслить. Сейчас, сидя на кровати в шесть утра и залипая в собственные носки, которые следовало бы натянуть на ноги ещё минут десять назад, я точно уверена, что не хотела бы, чтобы Дима останавливался.

Ну и дружили бы дальше, подумаешь. Раз ему так важна дружба со мной. А то носится так, как будто я ребенок маленький. Или сестра его. Не дай бог.

Встаю, стараюсь не шататься, потому что спала катастрофически мало, а подъем в шесть утра по будильнику ещё вчера было решено не пропускать. Да, я собралась начать бегать с воскресенья, чтобы не быть той самой, кто начинает новую жизнь с понедельника, только забывает упомянуть, какого года. Поэтому я, решив менять всё, завела будильник сразу же. И именно поэтому сейчас супернедовольно иду умываться.

Раз новая жизнь, значит новая.

***

Не знаю, сколько лет я не бегала по утрам, но уже на пятой минуте этого ада проклинаю себя за оплошность. Вот и чего мне не спалось в своей любимой кроватке в обнимку с подушкой и краем одеяла, а? Нет блин, решилась на перемены, а теперь еле дышу, как дед старый, который курил с пяти лет. А я вообще-то ни разу не курила! Бегу, пытаясь не выплюнуть лёгкие, наверняка со стороны выглядя ещё хуже, чем себя чувствую. Даже наушники пришлось сложить в карман, потому что те от пота выскальзывали из ушей. Мне кажется, что бабки, проходящие мимо (ну потому что в шесть утра им всем куда-то надо) крестятся, глядя на меня. М-да.

Задачу я себе поставила не из лёгких — тридцать минут пробежки и ещё тридцать быстрого шага. Ненормальная. И вот нахрена такая упёртая-то, а? Какой ещё идиот может быть на улице в воскресенье в такую рань?

— Хэй, цыпленок?!

А, ну ясно, какой идиот. Этот идиот всем идиотам идиот.

Поворачиваюсь на голос Димы и неловко улыбаюсь. Мы после тех горячих ласк на моей кухне сейчас первый раз увиделись. Этот дурак бежит в шортах и свободной майке, которая почти не скрывает его наглухо татуированный торс. Ладно, пусть он и козёл, но тело реально красивое. Это я успела рассмотреть, еще когда он по моей квартире без футболки щеголял. Засранец.

Я все ещё не разобралась в своих чувствах (я женщина, имею право), но к Диме меня тянет с каждым днём всё сильнее. Особенно когда он после долгой разлуки светит своими мускулами у меня перед глазами. Как издевается. Ещё и улыбается так мило. И прозвище это звучит почти нежно…

Боже, Кать, просто попробуй забыть. Отпустить, не знаю, забить, в конце концов. Ну не выйдет с ним, с другим выйдет. На семейство Семёновых надо просто поставить табу.

И Дима бежит такой, не уставший совсем, как будто не бежит, а катится на самокате. Улыбается, и даже язык у него с плеча не свисает. Да уж. Мне до такого результата ещё бегать и бегать. Если, конечно, через неделю я это дело не брошу.

А я брошу.

Хотя стоп… я же пообещала начать себе новую жизнь. Вот влипла…

— Привет, — перехожу на прогулочный шаг, глядя на улыбку Димы. Он простой как три копейки. Вроде ещё месяц назад я его терпеть не могла, а сейчас даже рада встрече. Хотя после его явного отказа уже не факт.

— Решила заняться спортом? Похвально, цыпленок, тебе совсем не помешает.

— Ты вообще не умеешь делать комплименты. Как за тобой носятся толпы девчонок, если ты такой прямолинейный?

— Разве это плохо? Людям нравится честность, а я никогда не вру, — он пожал плечами. Да, спасибо, я заметила, что говорить правду в глаза — твоё главное качество. — Это лучше, чем строить из себя доброго и хорошего, а на самом деле быть…

— Я поняла, хватит, — не даю ему договорить, закатывая глаза. Прекрасно понимаю, что он об Андрее, и ему не мешает даже тот факт, что они помирились. — Но всё-таки мог указать на мои недостатки чуть мягче, ладно?

— Я сказал, что тебе не мешало бы заняться спортом, а вот про недостатки не было и слова, — Дима рассмеялся. Ладно, я и сама знаю, что действительно нужно. Хотя бы для того, чтобы такие красавчики мне в сексе не отказывали. Ага, да. А то на словах: «Я с тобой не могу, мы же друзья, и бла-бла-бла», а на деле ему наверняка моя задница не понравилась, вот и всё.

Ой, ну его.

Поправляю волосы, прилипшие ко лбу, и чуть ёжусь от внезапного порыва ветра. Влажная от пота кожа тут же покрывается мурашками, и я отчего-то чувствую себя немного неловко.

Дима резко замолкает, хотя до этого рассказывал о каком-то утреннем происшествии, и я смотрю на него, чтобы уловить смену настроения и понять причину резкого молчания.

Блядь.

От ветра я не только покрылась мурашками, у меня ещё и встали соски. Ничего такого, конечно, это нормальная реакция организма, только вот…

— Мне кажется, или у тебя сосок проколот? — он громко сглатывает и, могу поклясться, начинает чаще дышать. Я сломала Диму? Что случилось?

— Да я… В шестнадцать лет проспорила подруге и проколола.

Под его острым взглядом мне хочется прикрыться, но вдруг происходит что-то невозможное, я даже не успеваю понять ничего. Дима хватает меня за запястья и прижимает всем телом к огромному дереву, растущему в метре от места, где мы стояли.

Меня прошибает током, а голодный и бешеный взгляд Димы сводит с ума. Мне неловко и в то же время дико жарко, хочется убежать и остаться под его взглядом до конца жизни. У меня флешбеки того самого вечера, его взгляд был таким же диким, а движения резкими.

Пока он не свалил, да.

— Знаешь, цыпленок… — шепчет Дима хрипло, и я замираю в нетерпении. — У меня всего один фетиш. Всего один. Один единственный… Чёртов пирсинг. Я только вижу, и крышу срывает напрочь. А тут ты. Вся такая невинная недотрога и с проколотым соском. Вот как мне прикажешь сдерживать себя сейчас, а? Как?

— Я… Я не знаю, — тоже шепчу, потому что правда не знаю. Его стояк упирается мне в низ живота и я реально боюсь, что Дима сорвётся и трахнет меня прямо у чертова дерева. Блядь. Ну почему ты не мог заметить этот чёртов пирсинг у меня дома, а, ну почему?

Я не знаю, что делать, правда. Я пообещала себе брать от жизни всё, и именно сейчас она подкидывает мне в руки Диму. Слишком возбуждённого Диму, вообще-то. И надо бы брать! Хватать за все конечности (извините), пока есть возможность, но чёртов парк…

А он так и стоит, прижимаясь, и смотрит дико, как будто сожрать готов. Катает шарик между зубов. Думает. Скорее всего, о том же, о чём и я.

И мне та-а-а-ак обидно это говорить, но выхода и правда другого нет.

— Дим, — шепчу и аккуратно выдергиваю руку из крепкой хватки. Опускаю ладонь ему на щёку, поглаживаю, — ты сам говорил, что мы друзья. И что отношений ты не хочешь, а со мной на разок нельзя. Было же?