ЭТИ УЖАСНЫЕ ШАРМАНКИ! Погребальная песнь, исполняемая жертвой «Мне косу плесть велела мать...» — И снова верченье органа. Ужасно! Я тоже, всем прочим под стать, Всё делать, что хочется, стану. «Мой дом — кусты да буерак», — Достигло оконцев подвала. Когда ж поспешил я сбежать на чердак, То понял, что разницы мало. «Один ты можешь мне помочь!» — Опять он снаружи затренькал. И тут застонал я в отчаянье: «Прочь! Усвоил уж это давненько!» «Запомните, сударь, мой скромный орган...» — Довольно, приятель, довольно. Не бойся, негодник: тебя, хулиган, Уж я не забуду невольно! [46] ЧЕРЕЗ ТРИ ДНЯ Написано после того, как автор увидел картину Хольмана Ханта «Спаситель, найденный в храме». Стоял я снова там: В ограду толчея толпы людской, Внесла меня и запрудила Храм, Как на картине той. И злато, и парча Внутри горели, мрамор плит сиял; Лучами, словно струнами звуча, Пестрел открытый зал. Но некий был порок В убранстве храма, что манил толпу. Так осеняет праздничный венок Лежащую в гробу. Мудрейшие страны Сошлись туда для спора на три дня, А прочий люд приткнулся у стены, Молчание храня. Но старцев вид уныл; У этих зол, у тех задумчив взгляд: Их доводы мальчишка разгромил Минуту лишь назад. Свидетелей толпа Глаза отводит; в них и стыд, и гнев. Но вижу вдруг: один не хмурит лба — Стоит, оцепенев. Видать, в его мозгу Зажглось сомненье в догмы мудрецов; Он важную узрел в них мелюзгу, Поводырей-слепцов; Провидел тени туч В тот смертный день, притихшие сады, Когда погас последний светлый луч Рождественской звезды. Вот так в мой час ночной — Как снег вершин под пламенным лучом — Картина засветилась предо мной, Увиденная днём. И чудится сквозь мрак Жужжанье то же, этот вязкий ком Суждений от учёных и зевак О том, да не о том. «Манерный паренёк. В нём соразмерность с чинностью лица Не передал художник и не мог». Ах, мелкие сердца! А этот твёрдый взгляд! Любовью светел, правдой неба чист; Он проникает в сердце без преград Стрелой, пронзившей лист. Кто встретил этот взгляд — Борьбы дыханьем к жизни пробуждён, И нетерпеньем дух его объят Воспрять и сбросить сон. И в нём сомнений нет: К святым стопам он склонится челом, Чтоб умолять: «Господь! Яви мне свет, Веди Твоим путём!» Смотрите: рядом мать, Пробился и родитель... Голосок, Совсем не строгий, начал укорять: «Сыночек, как ты мог... Три дня и твой отец И я искали; не придумать нам... Но люди подсказали наконец И привели нас в храм». Теперь ему черёд «Зачем искать меня?» у них спросить. Но жаворонок мне в окно поёт И рвётся мыслей нить. Как он развеять рад Вокруг и тишину и темноту! Те звуки всех фантомов обратят, Как чары, в пустоту. Рассветный час пришёл, Но глаз раскрыть не пробую ничуть: Всё словно ночь хватаю за подол В желанье сон вернуть. 16 февраля 1861 г. [47]
ТРИ ЗАКАТА Очнулся он от дум слегка, Взглянул на встречную едва — И в сердце сладкая тоска, И закружилась голова: Казалось в сумерках ему — Сияет женственность сквозь тьму. В его глазах тот вечер свят: Звучала музыка в ушах И Жизнь сияла как закат, А как был лёгок каждый шаг! Благословлял он мир земной, Что наделял такой красой. Иной был вечер, вновь зажглись Огни светил над головой; Они проститься здесь сошлись, И шар закатный неживой Покрыла облака парча, Не выпуская ни луча. И долго память встречи той: Слиянье уст, объятья рук И облик, полускрытый мглой, — Из забытья всплывали вдруг, Тогда божественный хорал Во тьме души его звучал. Сюда он странником потом Вернулся через много лет: Всё те же улица и дом, Но тех, кого искал, уж нет; Излил он слёз и слов поток Пред теми, кто понять не мог. Лишь дети поднимали взгляд, Оставив игрища в пыли; Кто меньше — прянули назад, А кто постарше — подошли, Чтоб тронуть робкою рукой Пришельца из страны другой. Он сел. Сновали люди тут, Где зрел её печальный взор В последний раз он. Тех минут Жила здесь память до сих пор: Не умер звук её шагов, Раздаться голос был готов. Неспешно вечер угасал, Спешили люди по домам, Им слово жалобы бросал Он в забытьи по временам И ворошил уже впотьмах Отчаянья никчёмный прах. Не лето было; длинных дней Уже закончился сезон. Но в ранних сумерках в людей Упорней вглядывался он. Прошёл последний пешеход; Вздохнул несчастный: «Не придёт!» Шло время, горе через час Как будто стало развлекать. Страдал он меньше, научась Из мук блаженство извлекать И создавая без конца Видения её лица. Вот, вот! Поближе подошла, Хоть слышно не было шагов; На миг лишь облик обрела, Но плоти он не знал оков, Как будто горний дух с небес Слетел — и сразу же исчез. И так в протяжном забытьи Он оживлял фантазий рой, Лелеял образы свои И наслаждался их игрой, Не выдавая блеском глаз Ту жизнь, что разумом зажглась. Во тьму бесчувственного сна Вгоняет нас подобный бред, Чья роковая пелена От глаз скрывает белый свет; Теряет разум человек В узилище закрытых век. Мы с другом мимо шли вчера, Вели весёлый разговор; Мы были радостны с утра, А он не радостен — вот вздор! Но, впрочем, кто из нас поймёт, Кого какая боль гнетёт? Да как же нам предположить Беду счастливою порой? С той мыслью терпеливо жить Сумеет ли какой герой? Мы ждём спокойных дней и лет, Которых в книге судеб нет. Кого так ждал страдалец — та Пришла, не призрак и не сон. Её лицо — его мечта — Над ним склонилось. Что же он? Сидит незряч и недвижим, Хоть счастье прямо перед ним. В ней скорбь и жалость — узнаёт Она страдальца бледный лик; Темнея, алый небосвод Ещё на лоб бросает блик, И голову склонённой вдруг Сияющий объемлет круг. Проснись, проснись, глаза открой! Неужто явь не стоит сна? Она всплакнула над тобой, Но распрямляется она... Ушла. И что теперь, глупец? Закат сереет, дню конец. Погас последний огонёк, Сменились звуки тишиной, Потом зажёгся вновь восток, Воспрянул к жизни круг земной, А он, непробуждённый, тих — Уже покинул мир живых. вернуться Начальные строки первых трёх строф воспроизводят популярные в XVIII и XIX столетиях песни: 1) «Мне косу плесть велела мать» Энн Хантер на музыку Гайдна, 2) адаптацию Томаса Мура одной восходящей к XVII веку песни, 3) текста, впервые напечатанного, вероятно, в начале пятидесятых годов XIX века. вернуться Стихотворение написано под впечатлением от картины Хольмана Ханта (1827—1910), английского художника, одного из основателей «братства прерафаэлитов». Кэрролл познакомился с Хольманом Хантом в 1857 году, в один год с получением степени магистра. Сюжет картины Ханта и, соответственно, данного стихотворения основан на евангельском рассказе: двенадцатилетний Иисус задержался в Храме после ухода оттуда Иосифа и Марии, так что они долго искали его по Иерусалиму. «Через три дня нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их» (Евангелие от Луки, 2:46.). |
