Литмир - Электронная Библиотека
A
A
ТОММИ СДОХ

Написано 31 декабря 1857 года. У Сидни Добелла имеется стихотворение с таким же названием и вообще похожее, хотя и не совсем.

       Ночь — последняя в году, дети.
Ну, за пивко да за еду, дети!
Не спешим ведь никуда, дети.
Жаль, корочка так тверда, дети.
Доволен ли ослик наш в стойле, дети?
К столу подвигайтесь вы, что ли, дети…
Разойдёмся же скоро; так нужно поесть вам, дети.
Что очаг? Ещё уголь-то есть там, дети?
Ведь ночь холодна,
Да старость трудна,
Да и Томми сдох.
       Пусть бы кто-нибудь кликнул жену, дети,
Да буханку ещё нам одну, дети,
Чтобы подал и ножик другой, дети;
А что — этот сыр неплохой, дети?
Спросил я ножа, да буханку сперва, дети,
Сказал… Вы слыхали мои слова, дети?
Нет крошкам конца; подметите, дети,
Да дверь хорошенько заприте, дети,
Ведь ночь холодна, дети,
Да старость трудна, дети,
Да и Томми сдох.
       Будьте людьми, распотешьте вы старца седого, дети!
А ведь близко к тому, что уже пол-одиннадцатого, дети!
Хлеба мало, зато у нас есть требуха, дети.
Да и выкурить трубочку — мысль не плоха, дети?
Было вдоволь пивка, так пролили беспутно, дети,
Мне бы килт мой шотландский, вот стало б уютно, дети!
Я люблю вечерами гуторить; что лежать на боку, дети!
Вы — мальцы, ну а я повидал на веку, дети!
Поживите с моё, так узнаете, что да почём, дети,
Верно, думаете: всё нахрапом возьмём, дети.
Впрочем, поздно; несите наверх старика, дети;
Не тяжек, лишь много во мне пивка, дети.
Разыгралась подагра; чур, меня не трясти, дети.
Коли будете так же себя вести, дети,
Замучит и вас… Не споткнись: половик, дети!
Ах, дурни! Назло мне! Аж скусил свой язык, дети!
Ну вот и добро. Да погрейте мне руки, дети;
Что мне вам объяснять, — всё пустяшные звуки, дети,
Просто ночь холодна,
Просто старость трудна,
Да и Томми сдох.

Замечание в дополнение. Последние три строки каждого параграфа, как и вторая строка стихотворения (возможно также, что и первая) принадлежат Сидни Добеллу. За остальное отвечает Издатель: он принял не столь меланхолический взгляд на предмет по сравнению с тем, которого придерживается автор первоначального текста, и в поддержку собственного толкования он осмеливается вписать своё твёрдое убеждение в том, что Томми — это кот. Воспоминания о его смерти время от времени навевают уныние на старого папашу, вечно сопровождающееся двумя другими основаниями для сетования, которые, вероятно, тяготят его уже постоянно — холод и возраст. Это уныние, как мы находим, может быть рассеяно одной из трёх радостей: ужином, сном грядущим да стариковским бурчанием.

Есть что-то весьма назидательное в том, что дети ни разу не перебивают старичка и вообще кажутся безучастными до тех пор, пока он не изъявляет желания отправиться в постель, но уж тогда-то они бросаются исполнять его просьбу со всей нежностью и почти неподобающей стремительностью [34].

ОДА ДАМОНУ
(От Хлои, которая всегда его понимает)
«Вспомни вечер один, вспомни тот магазин,
       Где впервые увидел ты Хлою;
Ты сказал, я проста и чертовски пуста, —
       Поняла я: любуешься мною.
Покупала муку я тогда к пирогу
       (Я затеяла ужин обильный);
Попросила чуток подержать мой кулёк
       (Чтоб увидеть, насколько ты сильный).
Ты рванулся бегом вместе с этим кульком
       Прямо в омнибус — помнишь, повеса?  —
Про меня, мол, забыл, — но зато сохранил
       Ты ни много ни мало три пенса.
Ну а помнишь, дружок, как ты кушал пирог,
       Хоть сказал, он безвкусен и пресен;
Но мигнул ты — и мне стало ясно вполне,
       Что тебе не пирог интересен.
Помню я хорошо, как услужливый Джо
       Нам на Выставку взял приглашенья;
Ты повёл нас тогда „срезав угол“ туда,
       И в неё не попала в тот день я.
Джо озлился, смешной, — вышел путь, мол, кружной;
       Но пришла я тебе на подмогу.
Говорю: таковы все мужчины, увы! —
       Вечно смыслу в делах не помногу!
Ты спросил: „Что теперь?“ (Заперта была дверь —
       Мы, смеясь, постояли перед нею.)
Я вскричала: „Назад!“ И извозчик был рад:
       На тебе заработал гинею.
Сам-то ты повернуть и не думал ничуть,
       А придумал ты (верно, в ударе):
Раз откроется вновь завтра в десять часов, —
       Подождать. И мудрец же ты, парень!
Джо спросил наповал: „Если б кто помирал,
       Тут и ты бы проткнул его пикой —
Сам-то будешь казнён?“ Ты сказал: „А резон?“ —
       И ко мне с той загадкой великой.
Я решила её, — вспоминай же своё
       Удивленье: „Во имя закона“.
Ты подумал чуть-чуть, ты поскрёб себе грудь
       И сказал с уважением: „Вона!
Этот случай открыл, как умишком ты хил
       (Хоть на вид и годишься в герои);
Позабавится свет, больше пользы и нет
       От тебя — так не бегай от Хлои!
Впрочем, плох ли, хорош, а другой не найдёшь,
       Кто тебя выгораживать рада.
Ох, боюсь, без меня не протянешь и дня;
       Так чего же ещё тебе надо?» [35]

СТИХОТВОРЕНИЯ

вернуться

34

В предуведомлении к данному стихотворению, как и в завершающем Замечании, поминается полное печали стихотворение Сидни Добелла «Томми мёртв» 1856 года. Томми у Добелла — это сын скорбящего старика-рассказчика, погибший, по мнению комментаторов, в Крымскую войну. Второй у Кэрролла превращается в зануду-старикашку, первый же — в кота. Следует иметь в виду, что Кэрролл отнюдь не издевается над стариковским горем: в английском выражение «сдохнуть» применительно к животному отсутствует, и оригинальные названия обоих стихотворений, как и «три последние строки каждого параграфа», остаются одинаковыми, ведь одинаково звучит в обоих случаях английское выражение «Tommy’s dead». Розно они звучат только по-русски. А желание позабавиться, придав словосочетанию «Tommy’s dead» значение «Томми сдох», возникло у Кэрролла, вероятно, под влиянием специфического английского словоупотребления: как мы называем кота Васькой, так англичане именуют кота Томом.

вернуться

35

Один из мотивов данного стихотворения — посещение первой Всемирной промышленной выставки (1851), располагавшейся в лондонском Гайд-парке. Хлоя и Дамон — частые для викторианской поэзии обобщённые имена персонажей любовной лирики, но лишь Кэрролл переносит их носителей прямо в современный ему Лондон.

Впервые стихотворение было напечатано в третьем выпуске кембриджского и оксфордского альманаха College Rhymes (октябрь 1862 года; в прижизненные авторские сборники не входило); там вид его несколько иной, чем в журнале «Мешанина». Например, в первой строфе отсутствует точное название «того магазина» в лондонском Сити, где Хлоя впервые повстречала Дамона, — это известный всем нам по Шерлокиане Лоусерский пассаж (Louther Arcade), ныне не существующий. Далее при первом упоминании о Джо не уточняется, что он — кузен Хлои. Кроме того, кое-где иные знаки препинания. Вот, собственно, и всё, а потому перевод мы решились сделать по той версии, что в College Rhymes, поскольку она теперь входит во все переиздания Кэрролловых «Complete Works».

10
{"b":"797963","o":1}