Мораль: Веди себя хорошо. КЛАРА Тоскливо вздыхая, Как полуживая Графиня Клара на ложе бессонном; По белой подушке Волос завитушки — Златые кудри смешались на диво. «Ни скрипа, ни стука, — Молвит со стоном; — Наказана я была справедливо, Но всё мне тоска, всё мука. Зачем одна я столько тут? Зачем нейдёт ко мне, несчастной? Ни звука! Лишь заунывный гуд, — Жужжит мне жучишка праздный. Живу в любви; любовь — мой плен; Любуюсь в окошко луной из-за стен. Ах, бледный месяц! Всё б ему Лучиться с высоты И проницать ночную тьму — Нашёптывать мечты. В лучах луны не столь темны Ночного мрака клочья; Взлететь бы криком за лунным ликом Такою светлой ночью! Из далей грёз я наяву Попала в край скорбей И только волосы я рву На голове своей. Ведь так! Его не раздаётся глас. Душа, воспрянь сей час! Да что там, — бред! В огне мой разум, вся душа в тоске; Дымки из труб, вон, вьются вдалеке!» — Отрады нет! Внезапно Клара слышит топ копыт, И оземь верховой гремит, И голос — без забот Приехавший орёт: «Ха-ха! Э-гей! Мне пива, эй! Кто б ни был тут — подать! Я вновь средь этих стен! Итак, сочту до трёх. А ты там, что, оглох? А тоже — элдормен! Встать! Коль есть бутыль тут, что ещё полна — То… вот-те на! Задел — и будь здоров… Не сделал даже двух шагов! Вон там что, на крюку? Тяни-ка рыбу ту без плавников. Добудь мне шляпу да клюку, — Э, кем-то весь искомкан воротник… Плачу — рядиться не привык. Лей в чашу, лей! Ну, станет веселей! Всю ночь в седле, устал, продрог; Ох, стул! А то валюсь я с ног». И речь такая, и этот тон! У леди Клары снова стон: «Какой-то гам! Да что же там? Что молвит он, я не пойму ни слова. Печаль, весёлость — из нутра земного Сквозь глину вязкую дают росток — И ал на нём цветок! Очаг разломан, искры ввысь! От страха звёзды потряслись! Беда мне! Подавляю стон — А там вовсю бушует он; В ударе, лют, А я, я тут, — И в горле крик, и эта тьма! Как трудно сердцу биться! Давно бы мне сойти с ума, В безумии забыться!» Но сквозь глухую ночи мглу Ей нечто видится в углу: Стоит монах седой И в тишине ночной Качает головой. Простёр к ней длань из рукава, И ночи тишь бежит, едва Лишь раздались его слова: «Не усматривай измену И не рви власы; о стену Ты не бейся головой, Не реви, не плач, не вой! Он просто перепил пивка — Оно вреда не принесёт; Вернулся он издалека — Ну, тем и вовсе нет забот. Спустись, да сделай ласковую мину, — Внушал отечески монах, — Всего-то перепил он джину, Стоять не может на ногах!» Мораль: Летай за лунным ликом.
НЕКТО Коль правду желаете знать — читал я спокойно брошюру, Но стук долетел от дверей — слабей дуновенья зефира. Я вслушался — снова стучат, да громко — себя не услышал, Когда возопил я: «Эй, там! Войдите, не стойте снаружи!» В комнату некто взошёл, снял и цилиндр, и перчатки, Сделал изящный поклон, я же лишился терпенья: «Да кто вы?» А этот пришлец, положа себе на сердце руку, Тоном изысканным рек: «Слуга ваш, сэр Покурраншуввль». Не просто я дёрнул за шнур — «Том, Дик, Джордж и Эндрю!» — я гаркнул: «Сюда все! На дверь указать!» Те сразу на зов мой явились; К двери его подвели; там он склонился в поклоне, Руку на грудь положа, и с полной покорностью вышел. Из «РЕКТОРСКОГО ЖУРНАЛА» (ок. 1848) СТРАШНО! Я брёл в неведомой стране, Что ужасов полна; Кругом глаза мигали мне, Земля была черна. Я зверя вскоре увидал И понял в тот же миг — Он человечины искал, Людей он есть привык. Я вскрикнул, я к земле прирос, Я медленно осел, Я злобный взгляд его не снёс И весь похолодел. Но некто в это время мне Издалека кричит: «Эй, эй! Вы стонете во сне! Проснитесь, мистер Смит!» ГОРЕ МОЁ Седьмой десяток лет! Я еле-еле «Тяну», не взвидя свет. Ну, в самом деле! И я бы сладко пел В подлунном мире, От всей души звенел Струной на лире. Но в треснутый свисток Я дул всечасно И нервности исток Питал несчастно. |
