Она чуть подвинулась, свернувшись калачиком и прикрывая собой маленький люмен-кристалл.
Бриджет снова медленно выдохнула, чувствуя, как обмякает напряженное тело. Потом зажмурилась и, помотав головой, снова открыла глаза. Выпачкан кровью? Всмотревшись в кристалл, она заметила на его поверхности свежие алые разводы.
Получается, это ее кровь. Наверное, ремни содрали кожу на запястьях, пока она тут ерзала туда-сюда.
— Чудачка, вам видны мои руки? — спросила Бриджет.
Приглядевшись, та испустила долгий вздох:
— Ой, бедняжка Бриджет. Должно быть, это страшно больно.
— Что, кровь сильно течет?
Странная девушка покачала головой.
— Мне ее раны не кажутся смертельными. А ты как думаешь?
Бриджет кивнула.
— Вот и прекрасно. Чудачка, мне очень нужно знать, что происходит. Почему вы не говорили со мной?
— Она и так уже все знает, — прошептала Чудачка, хмурясь на маленький кристалл. — Сама говорила.
— Это из-за того, что у вас при себе не осталось кристаллов, — вздохнула Бриджет. — Но мне нужно знать, почему они нужны для разговора. Мне необходимо разобраться.
Нахмурившись, Чудачка так долго хранила молчание, что Бриджет начала сомневаться, хорошо ли та расслышала ее просьбу. Затем ученица эфирреалиста открыла рот и очень медленно заговорила, будто выбор слов давался ей с величайшим трудом:
— Бриджет не понимает, какой урон эфирная энергия причиняет разуму. Что могущество имеет свою цену… всегда, всегда имеет цену. Насколько это тяжело. Как поток врывается в голову и пробивает дыры, дыры, дыры повсюду внутри… — Чудачка содрогнулась всем телом. — И она не понимает, что постоянно приходится искать что-то другое, чтобы затыкать эти дыры, иначе в них можно провалиться… чтобы падать, падать и падать без конца…
— Значит, это не только речи касается, — определила Бриджет. — Без кристаллов вы вообще не в состоянии действовать.
Дрожа, Чудачка прошептала кристаллу:
— Я падала и падала. Лежала прямо тут, но все падала и падала.
Бриджет медленно втянула воздух.
— Вот оно что… — тихо сказала она. — Этого я не знала.
— Мы не часто говорим вслух о подобных вещах, — строгим тоном заметила Чудачка. — Это плохие манеры. Особенно поблизости от кого-то, кто занимается этим дольше тебя.
— Вроде мастера Феруса? — уточнила Бриджет.
— Да, да, мой бедный учитель. В его голове уже больше дыр, чем всего остального. И все же он удерживает себя от распада, одной силой воли. — Чудачка прикусила губу. — Знаешь, большинство эфирреалистов в итоге проваливаются. Так они обычно умирают. Падают и падают, лежа в своей постели. Пока падаешь, забываешь себя покормить… — Ею снова овладел приступ нервной дрожи. — Когда-нибудь это случится со мной, и я уже не смогу вернуться…
Полежав с закрытыми глазами, она прошептала кристаллу:
— Обязательно поблагодари за меня Бриджет. Она добрая.
— Мы подруги, — напомнила Бриджет. — Нет нужды благодарить.
Чудачка улыбнулась, одними кончиками губ. А затем чуть подвинула голову и опустила щеку на кристалл, вновь погружая туннель в прежнюю тьму.
Не прошло и секунды, как в дальнем конце туннеля зашуршал брезент, и боерожденный, которого звали Чириако, просунул в коридор голову, подняв повыше собственный люмен-кристалл. Он с подозрением воззрился на пленниц, но ближе не подошел. Лишь бросил: «Тихо там!» и снова исчез, вернув брезентовое полотнище на место.
Выждав немного, Чудачка подняла голову и прошептала:
— Ничего не бойся. Я не позволю злым людям забрать тебя.
Что ж, подумала Бриджет, по крайней мере, ситуацию удалось немного подлатать. У нее снова появилась способная говорить союзница, даже если, связывая Чудачку, враги постарались не хуже. Если бы ее не скрутили, все не выглядело бы настолько безнадежно. Что ж, пусть так. Что можно сделать, чтобы сбросить эти путы? Как в подобной ситуации поступали героини пьес и романов?
Чаще всего, по-видимому, они опутывали похитителей женскими чарами, щедро суля им любовные утехи, чтобы в самый ответственный момент поменяться с врагом местами (но, конечно, не успев пожертвовать чем-то вроде своей добродетели).
Бриджет не особенно долго пробыла агентом копьеарха, но достаточно хорошо свыклась с этой ролью, чтобы сообразить: подобный сценарий вряд ли сработает. Даже если Чириако поддастся на хитрость, у него не возникнет особой нужды развязывать ей руки, правда? И, говоря откровенно, каким наивным надо быть, чтобы купиться на подобную уловку?
При этом Бриджет вовсе не была уверена, что владеет какими-либо женскими чарами. Но даже в таком случае жизнь наверняка окажется куда сложнее, чем сюжеты романов или пьес.
Кожаные шнуры… Надо как-то решить эту проблему. Выращивание больших мясных туш в чанерии подразумевало сбор кожи, которой обрастало мясо в процессе созревания. Отец Бриджет был способен снять шкуру с целого мясного бока всего лишь несколькими взмахами длинным ножом и парой точно рассчитанных рывков. Разумеется, они не сами дубили полученные шкуры, чтобы получить выделанную кожу: этим занимался дубильщик, с которым заключался отдельный договор, но все равно…
Бриджет моргнула, соображая. Вот оно. Снятые шкуры не должны были высохнуть, и их складывали в большую ванну с сильно разведенным раствором. Высыхая, шкуры заметно съеживались, но снова разбухали при намокании.
Бриджет опять принялась крутить запястьями, теперь уже всерьез. Кожа горела, но девушке было все равно.
— Ой, — сказала Чудачка. — Так только хуже. Лучше бы ей перестать.
— Нет уж, — пропыхтела Бриджет. Она уже чувствовала, как капли крови скользят по ее ладоням, скапливаясь на подушечках пальцев, — и знала, что эту кровь впитывают и кожаные шнуры. — Чудачка, только скажите, когда ремни хорошенько пропитаются.
Вздрогнув, Чудачка выкатила на Бриджет свои странные, несовпадающие по цвету глаза:
— О боже ты мой. М-м-м… Левой руке не хватает влаги, как по-твоему?
— Отлично, — сказала Бриджет и сосредоточилась на том, чтобы с новой силой крутить запястьями — левым в особенности. Кажется, целая вечность ушла на эту добровольную пытку, но Чудачка наконец заговорила снова:
— Сейчас она могла бы попытаться.
Бриджет благодарно кивнула. Потом, зажмурившись, низко опустила голову, склоняясь вперед. Лишь затем, мало-помалу, она начала напрягать запястья, натягивая путы.
Боль была жуткая — и не только в запястьях. Руки и плечи ломило от натуги. Бриджет была девушкой сильной и запросто вскидывала на плечо мясную тушу в сто пятьдесят фунтов, чтобы отнести от чана к разделочному столу, ни разу не остановившись отдышаться. Самой Бриджет, однако, это достижение не казалось особо значимым, ведь ее отец, Франклин, мог забросить по туше на оба плеча и бодро шагать с ними, не сбивая ритм рабочей песни. Но, чего бы ни стоили ее куда более скромные силы, Бриджет противопоставила их аврорианским ремням в состязании на выносливость, решимость и упрямство.
И, хотя жалящий огонь далеко растекся вверх и вниз по рукам девушки, ремни тоже начали понемногу растягиваться.
Процесс потребовал несколько болезненных, полных напряжения попыток, но в итоге она прекратила усилия, чтобы отдохнуть, и ощутила, как свободно ее руки двигаются в ослабших путах. Еще лишь раз натянув увлажненные ремни, она сумела выскользнуть из них.
— О! — негромко обрадовалась Чудачка. — О, это сюжет для постановки в театрах! Просто удивительно!
Бриджет скривилась, разглядывая свои ободранные, кровоточащие запястья.
— Что же, — протянула она. — Начало, во всяком случае, неплохое… — Склонилась вперед и принялась ковырять узлы на связанных лодыжках. — Подождите минутку, Чудачка, и я вас тоже освобожу.
— И что тогда изменится, как ты думаешь? — спросила Чудачка.
— Узнаем, как только одержим победу, — ответила Бриджет.
— Или нет.
— Когда мы ее одержим, — твердо возразила она. В конце концов, еще несколько минут тому назад Бриджет еще была связана, беспомощна, одинока в кромешной тьме. Теперь же она обрела способность двигаться, что-то видеть и вернула себе поддержку подруги и союзницы.
