Гвен чинно кивнула.

— Меня зовут Гвендолин Ланкастер из дома Ланкастеров… да-да, прежде чем вы спросите, тех самых Ланкастеров… Тех, кто изготовил кристаллы, удерживающие, вероятнее всего, в полете ваши корабли, сэр… И, вполне сочувствуя вашему положению, боюсь, я все же вынуждена настаивать: эти комнаты останутся за нами.

— Чтобы вам и вашим дружкам удобнее было тут пьянствовать? — сплюнул Пайн. — Со мной раненые, которым нужны постель и врачебная забота, а этот треклятый хаббл битком забит по самую крышу. Убирайтесь из наших комнат сейчас же — или, клянусь обоими, Всевышним Богом и Долгим Путем, я брошу вас троих избитыми до полусмерти в каком-нибудь переулке и все равно займу комнаты со своими людьми.

— Готова поверить, что в Олимпии подобные жестокие выходки — дело обычное, — сказала Гвен голосом звонким, как удар хлыста. — Но в Альбионе, сэр, принято уважать закон, и я буду рада защитить себя от подобных проявлений грубого насилия.

Пайн опять сузил глаза и уронил, обращаясь к Бенедикту:

— Уверен, что ей стоило дать слово?

Бенедикт со вздохом склонился вперед, чтобы легонько ткнуться лбом в столешницу. И еще разок.

— Я ему даже не угрожала! — возмутилась Гвен.

От дальнейших пререканий с кузеном девушку отвлек громкий звон разбитого стекла. Оглянувшись, Гвен увидела, что кружка мастера Феруса выпала из вдруг ослабших пальцев старика. Губы эфирреалиста дернулись пару раз, а потом он содрогнулся всем телом и закрыл глаза.

Гвен обменялась с Бенедиктом встревоженными взглядами и подняла руку, призывая коммодора Пайна повременить.

— Мастер Ферус? — окликнула она старика, выждав пару секунд. — Мастер Ферус, вы хорошо себя чувствуете?

Ферус распахнул глаза, не спеша поднялся на ноги и ровным тоном заговорил:

— Сэр Бенедикт, окажите услугу, обнажите свою саблю. Мисс Ланкастер, подготовьте перчатку к стрельбе, будьте так добры… — Ухватив свой стул за спинку, он толкнул его к коммодору Пайну. — А это вам, сэр. Кажется, вы сочтете этот предмет весьма удобным в качестве орудия.

Пайн недоуменно заморгал.

— Что?

— Гвен! — выкрикнул Бенедикт, вскочил и выхватил саблю из ножен, не прекращая крутить головой, оглядываясь по сторонам.

Нервно сглотнув, Гвен положилась на интуицию и, встав, прижалась спиной к спине Бенедикта, после чего взяла наизготовку перчатку, боевой кристалл которой уже ожил и начинал светиться.

В этот момент двери постоялого двора «Черная лошадь с треском распахнулись, и общий зал заполнил неслыханно пронзительный, щелкающий свист.

Глава 37

Створки дверей «Черной лошади» врезались в обрамлявшие их стены, и внутрь протиснулось существо, которое только Поверхность и могла породить.

Отливающее кожистым блеском, оно было огромным — вдвое или даже втрое массивнее самого крупного человека, какого только видела Гвен, — но каким-то образом ему удалось ужаться и вломиться в двери, не замедляя бег. Сегментированное тело чудовища напоминало паучье, только с четырьмя секциями вместо двух. Гротескно вытянутое, оно было прикрыто сверху чем-то вроде темно-серого панциря, защищавшего спину зверя сеткой гибких, сочлененных между собой пластин. Для паука у него было к тому же слишком много ног; крепкие и массивные у основания, они были покрыты пучками каких-то шипов или, быть может, жестких и острых с виду волос.

«На редкость уродливая башка», — подумалось Гвен. Широкая и плоская, голова существа отчасти была прикрыта выступами брони; по обе стороны россыпь блестящих глаз-бусин, а в центре — тяжелые челюсти, подвешенные на выпуклых мощных мускулах, протянутых вдоль черепа.

Вбежав, зверь захлопнул за собой двери «Черной лошади», после чего, суча задними ногами, размазал по ним клубок некоей вязкой серой субстанции.

— Шелкопряд! — возопил кто-то.

В общем зале началась паника. Посетители с криками повскакивали с мест, некоторые бросились к лестнице, ведшей к номерам наверху. Большинство бежало к противоположной двери или в кухню. Лишь немногие остались, чтобы выхватить из ножен мечи или сабли. Кое-кто поднял перед собой боевые перчатки.

Шелкопряд не дал им времени на подготовку атаки. Он бросился к дальней стене зала, по пути своим массивным телом отбросив в сторону оказавшегося на пути незадачливого клиента таверны, одетого в кожаный костюм аэронавта. Тот врезался в камень с отчетливо различимым хрустом костей. Затем шелкопряд захлопнул вторую дверь и вновь замотал ее паутиной, не прекращая оглядывать комнату многочисленными глазками — как поняла Гвен, в поисках новой цели. Занимаясь этим, он рассеянно схватил длинными передними конечностями нетвердо державшегося на ногах клиента бара — и с губительной силой небрежно шмякнул его об пол.

— Боженька Всевышний! — выдохнула Гвен, чье нутро объял мертвенный холод. — Эта тварь разумна!

— Быть того не может, — прорычал коммодор Пайн, хватая стул обеими мясистыми руками и отступая с ним, чтобы поравняться с Бенедиктом и Гвен. — Шелкопряды обычные зверюги.

— А это вовсе не шелкопряд, — сухо заметил мастер Ферус. Потянувшись вперед, старый эфирреалист поднял с ближайшего столика недопитую кружку с пивом. — Это кукла. Нечто вроде марионетки.

Хмурясь, Пайн проследил за тем, как мастер Ферус делает большой глоток из кружки, и обратил свирепый взгляд на Гвен.

— Сколько успел выпить дедуля?

— Он эфирреалист, — поправила Гвен, — и немало.

— А? — моргнул Пайн и с явной опаской воззрился на мастера Феруса. — А…

— Нужно увести отсюда Феруса, — тихим, напряженным тоном объявил Бенедикт. — Тварь явилась сюда по его душу.

— Именно! — булькнул мастер Ферус, успевший пригубить новую кружку. Откашлявшись, он стер с губ пену. — Именно так. Ее послали помешать мне вмешаться.

— Во что? — потребовал ответа Пайн.

— Признаться, запамятовал, — радостно сказал Ферус. — Весь вечер я менял свое сознание и теперь вполне преуспел. Потому марионетка и не может меня отыскать, я полагаю.

Гвен с ужасом наблюдала за тем, как шелкопряд дождался, пока несколько человек, сбившись вместе, не рванут к ведшей на кухню двери, а затем настиг их одним-единственным, фантастически мощным прыжком. Он навалился на них, словно несущаяся без управления тяжело груженная телега, и под общие вопли смял беглецов в лепешку. Множество ног, орудуя как дубинки, сокрушили всех выживших после столкновения. Один из посетителей разрядил перчатку в чудище с расстояния в какой-то фут, но панцирь шелкопряда отбросил большую часть силы взрыва в сторону, и вся атака ограничилась разве что появлением небольшого кратера в толстой шкуре чудовища.

Само оружие, однако, завладело вниманием шелкопряда, и тот развернулся, молниеносно быстро для такой туши. Челюсти его распахнулись тремя отвратительными лепестками и, сомкнувшись на запястье с оружием, с той же ловкостью лишили человека руки, с какой садовник Ланкастеров срезает побег с розового куста.

После этого чудовище опять взялось прясть и вскоре забаррикадировало дверь в кухню окровавленными телами и узлами шелковой паутины. Бывшие в зале люди бежали к лестнице — единственному оставшемуся у них выходу.

— Наверх, — хрипло выдохнул Бенедикт.

— Нет. Мы бежать не можем. Нужно убить его, размеренно произнесла Гвен голосом, который показался ей чересчур резким и решительным. — Против этой брони перчатки бессильны. Если мы дадим загнать себя в ловушку узких коридоров и маленьких комнат, то лишь позволим врагу развернуться, показав свои сильные стороны. Он расправится со всеми по очереди. Между прочим, мы еще остаемся гвардейцами, Бенедикт.

— И нам приказано защищать мастера Феруса.

— Мы защитим его, уничтожив страшилище прежде, чем оно убьет еще хоть одного альбионца, — отрезала Гвен. — Прямо здесь, где у нас остается пространство для маневра, и прямо сейчас, пока у нас еще есть численное преимущество.