— Капитан?

Волной вскипело раздражение, но Гримм решительно унял его: пилот ни в чем не виноват. Спал он не дольше своего капитана и не стал бы его будить, не имейся на то весомой причины.

— Я слышу вас, мистер Кеттл. Сейчас же выйду.

— Так точно, сэр, — тихо ответил Кеттл и прикрыл дверь.

Нащупав собственный люмен-кристалл, Гримм быстро привел его в чувство, ополоснул лицо над тазиком прохладной воды и оделся. Капитаны не бросаются разрешать очередной кризис с помятым лицом. Они неизменно спокойны, уверены в себе и застегнуты на все пуговицы. Если вражеский линкор собрался обрушить на его корабль залп из всех пушек по борту, капитан встретит его в ровно сидящей на голове шляпе и в чистой, отглаженной косынке, безупречно повязанной на шее. Только так он укрепит веру экипажа и снизит вероятность потерь. Неряшливость попросту неприемлема.

При всем том капитан очень хорошо осведомлен о том, сколько времени можно уделить тем или иным действиям. На флотском судне у Гримма имелся бы денщик, который многое брал бы на себя, экономя капитану значительное количество времени, — но «Хищница», частный корабль, не могла позволить себе подобной роскоши. В результате у него ушло не три, а целых четыре минуты на то, чтобы умыться, одеться, пристегнуть саблю, поглубже надвинуть шляпу и появиться на палубе. Оставленная без перевязи рука тут же принялась нещадно ныть, и Гримму явно стоило побриться, но, с учетом всех обстоятельств, с этим можно было подождать до утра.

— Время, мистер Кеттл? — произнес Гримм, выходя на палубу.

— Шесть склянок, — был ответ. — Три часа, сэр.

Гримм размашистым шагом достиг поручней справа по борту и хмуро уставился в затянутое туманом ночное небо, откуда к причалу рядом с «Хищницей» спускался знакомый ему корабль.

То было большое торговое судно, на треть крупнее «Хищницы», и сейчас на его флагштоке развевался далосианский флаг. Все дерево выкрашено столь ценимой контрабандистами черной краской, хотя на палубах выведены четкие белые линии-указатели, чтобы команда не терялась в темноте. Как и у «Хищницы», на судне имелись мачты для подъема парусов на случай невозможности использовать эфирную сеть, и Гримм уже знал, что они цвета грозовых туч с отметинами, оставленными черным дымом. Ярко-красная эмблема на носу именовала судно «Туманной акулой».

— Видите, сэр? — прорычал Кеттл. — Что она здесь забыла?

— Что бы там ни было, — рассудил Гримм, — думаю, мы вправе предположить, что наш мирный сон будет нарушен.

— Что, если наше третье орудие выйдет из строя? — мрачно предложил Кеттл. — Вдруг оно выстрелит, совершенно случайно? Собьет эту мерзавку по ошибке? Ужасное совпадение, искренние соболезнования, пышные похороны?

— Полноте, мистер Кеттл. Сами ведь знаете, что я нипочем не одобрю подобный шаг… — Бросив взгляд в сторону, Гримм добавил ироничным полушепотом: — По крайней мере, если он делается с борта «Хищницы».

Прищурившись, он оглядел палубы «Туманной акулы» в поисках знакомых лиц.

— Все же будет вам известно, она не случайно выбрала этот причал. Распорядитесь о встрече, будьте так добры. Очень скоро она заявится сюда, чтобы позлорадствовать.

— Может случиться несчастье с боевой перчаткой. С кошмарными последствиями, — пробурчал Кеттл.

— Выполняйте, мистер Кеттл, — распорядился Гримм с ноткой осуждения в голосе.

— Так точно, капитан. Встречаем гостей, — сказал Кеттл и удалился, гулко топая и тихо ворча что-то под нос.

Гримм удовлетворенно кивнул и вернулся в свою каюту. Собрал бутылки с выпивкой, что получше, не забыл про ножи с вилками и свою боевую перчатку, равно как и про другие мелкие ценные предметы, которые поместил в тяжелый шкаф и запер на ключ. Затем он аккуратно заправил койку и вывернул кристаллы в лампах на самый яркий уровень. Заканчивая, он уже слышал крики аэронавтов с палубы «Туманной акулы». Не иначе, ее капитан уже направлялась сюда.

Гримм вновь вышел на палубу и оглядел соседний корабль. По трапу на пирс как раз спускалась сухощавая женщина одних с ним лет, но на полфута выше ростом.

— Нет, — твердо объявила она шедшему рядом здоровенному одноглазому парню с манерами обезьяны — старпому «Туманной акулы» Сантосу. — Запрещаю категорически. Если только вы не придумаете, как обставить это так, будто случайность произошла на борту другого судна.

Скривившись, Сантос сплюнул проклятие и упер кулаки в бедра. Смерив своего капитана яростным взглядом, он уставился вверх, на палубу «Хищницы».

Женщина проследила за эффектом своих слов и повернулась на низком, тяжелом каблуке, чтобы впериться в лицо Гримму. Выражение ее лица сразу же сложилось в довольную улыбку. На женщине были темные кожаные штаны аэронавта, белая блуза с широкими рукавами и скроенный по фигуре жилет, украшенный замысловатой вышивкой. Она выбросила руку вверх и, сдернув головной убор, изобразила официальный поклон с разведенными в стороны руками.

Гримм поморщился.

Выпрямившись, женщина вернула шляпу на место и пропела:

— Мой милый, дорогой, любимый Фрэнсис! Выглядишь бесподобно.

Продолжая хмуриться, Гримм скрестил на груди руки.

Женщина рассмеялась:

— Фрэнсис, я от души надеюсь, что, не изменив своей очаровательно предсказуемой галантной манере, ты готовишься принять меня. Поднимаюсь на борт. С твоего дозволения, разумеется.

— Кеттл вновь и вновь просил разрешить ему уложить вас наповал, капитан Рэнсом.

— Но ты и слышать об этом не захотел, — с усмешкой ответила Рэнсом. — Нет, только не Фрэнсис Мэдисон Гримм, на службе в эфирном флоте Альбиона. Впрочем, уже не на службе.

Гримм наградил ее кислой улыбкой:

— Заканчивай с подначками, ладно?

Рэнсом прижала ладонь к груди и состроила опечаленную мину.

— О милый Фрэнсис! Ты ранишь меня таким равнодушием.

— Я точно тебя пораню, если, будучи здесь, ты попробуешь стянуть что-то, тебе не принадлежащее.

— Но мне принадлежит все, Фрэнсис, — ликующе возразила она. — Вопрос лишь в том, подозревает ли оно об этом.

Гримм категорично махнул головой в сторону трапа «Хищницы» и сам направился туда, стараясь не спускать глаз с капитана Рэнсом.

Шагая ровно и деловито, женщина прошла по причалу, приблизилась к трапу и взошла по нему с видом странствующего монарха.

— Почетный караул! — рявкнул Кеттл. — Смир-рна!

«Вот-вот, смирно. Тихо и мирно», — напомнил себе Гримм.

Шестеро вооруженных матросов, по трое с каждой стороны от трапа, вытянулись по стойке «смирно»: рука у каждого лежит на рукояти сабли, а готовые к стрельбе перчатки излучают неяркое свечение. Кеттл изобразил равнение на трап и, когда капитан Рэнсом ступила на палубу, прожег гостью особо свирепым взглядом.

— Кеттл, душечка! — обрадовалась Рэнсом. В ее улыбке проскользнуло нечто плотоядное. — Твое колено еще ноет в дождь?

— Так точно, — фыркнул Кеттл. — И я утешаю себя, ломая носы расфуфыренным, горластым, бьющим исподтишка, не платящим по счетам, вероломным олимпийским су…

— Мистер Кеттл, — резким тоном оборвал его Гримм. — Капитан Рэнсом — моя гостья. Вы будете поддерживать дисциплину и проявлять учтивость на борту моего корабля, или мне придется разорвать наш контракт. Я достаточно ясно выражаюсь?

Кеттл оглянулся через плечо, чтобы вперить в Гримма угрюмый взгляд. Хмыкнул. И лишь тогда, повернувшись, отдал капитану Рэнсом показательно четкий салют.

Рэнсом оказала ему ту же честь, с явным удовольствием.

— Разрешение подняться на борт?

— Подтверждаю, — сквозь сжатые зубы процедил Кеттл.

Шагнув вперед, Гримм прочистил горло:

— При определенных условиях, капитан Рэнсом. Кажется, вы вполне знакомы с моими требованиями.

Широко улыбаясь, Рэнсом расстегнула ремни своей боевой перчатки, и Кеттл опасливо приблизился, чтобы принять оружие. Потом она расстегнула пряжку портупеи и передала и ее тоже.

— Доволен теперь?

— Ножи за отворотами сапог тоже, будьте так любезны, — сказал Гримм.