Бенедикт просунул ладони под край стеллажа, рядом с придавленным телом брата Винсента. Стиснув зубы, ухватился за металл.

Послышалось шипение, подобное звуку запекающегося мяса.

Бенедикт издал львиный рык, который на самом деле был криком боли.

Стройное тело боерожденного юноши напряглось и выгнулось луком в попытке поднять этот огромный шкаф. Прошла секунда, две — не изменилось ровным счетом ничего, — но затем его ноги задрожали, а вся огромная масса стеллажа пришла в движение и приподнялась, пусть на какие-то несколько дюймов.

Бриджет одним прыжком подскочила ближе. Жар плотно окутал ее давящим, колючим одеялом, — и с каждой секундой оно кололось все больней. Она схватила брата Винсента за запястья и вытянула монаха из-под стеллажа.

— Держу его! — крикнула Бриджет, подтягивая брата Винсента к дверям, чтобы вытащить в коридор.

Бенедикт выпустил стеллаж, и тот рухнул на прежнее место, взметнув ввысь снопы искр.

Вместе они вывалились из библиотеки, и от внезапного отсутствия яростного жара Бриджет бросило в дрожь, словно она вбежала в ледяную пещеру.

Лишь когда девушка нагнулась, чтобы бережно опустить раненого монаха на пол, она смогла увидеть, насколько искалечены спина и плечи Винсента. Его трясло от боли, руки ходили ходуном.

Но только не ноги.

Все его тело ниже плеч было совершенно, пугающе неподвижным.

Оглянувшись, Бриджет увидела, что Бенедикт в ужасе смотрит на брата Винсента.

— О Творец Пути… — выдохнул юноша. И рухнул на колени рядом с монахом, будто это зрелище вмиг подсекло ему ноги. — О Винсент…

— Нет времени, мальчик, — тихо сказал Винсент. Монах пару раз коротко, резко кашлянул, и его губы, окрасившись вдруг кровью, растянулись в легкую улыбку. — У меня его точно мало.

— Черти… — прошипел Бенедикт. — Будь они прокляты, эти аврорианские подонки. Всех перебью, до последнего.

На лице брата Винсента появилось выражение досады, и он недовольно хлопнул ладонью по ноге юноши:

— Бенедикт. На эти глупости совсем нет времени… — Монах снова порылся в складках своего одеяния и с гримасой боли вытащил книгу в очень простой коричневой обложке. — Возьми это.

Озадаченный, Бенедикт принял книгу из его рук.

— Что?

— Возьми, — повторил брат Бенедикт. Из его рта сбежала струйка крови. — Доставь копьеарху. Это последний экземпляр. Остальные она сожгла.

— Что это такое? — спросил Бенедикт.

Брат Винсент снова закашлялся, морщась от боли. Бегущая с губ кровь окрасила его зубы ярко-алым.

— То, за чем они явились, — сказал он. — «Указатель».

— Я вытащу тебя отсюда, — твердо сказал Бенедикт. — Ты сам сможешь его передать.

Еще не залитый кровью уголок губ брата Винсента изогнулся в улыбке:

— О Бен. Смерть всего лишь еще один Путь. Пройти им предстоит каждому, и куда скорее, чем мы думаем.

Он приподнял руку, и Бенедикт крепко сжал ему ладонь.

— Не позволяй своей боли выбрать твой Путь вместо тебя самого, — негромко произнес монах. — Ты прекрасный человек, лучше, чем…

И тут монах умер. Бриджет ясно видела этот момент. Прямо на полуслове свет и жизнь внезапно покинули его глаза, подобно отражениям огонька задутой свечи. То, что только что было братом Винсентом, стало вдруг… чем-то неодушевленным.

— Винсент? — тихо окликнул Бенедикт. — Винсент?

Его голос сорвался, захлебнулся отрывистым всхлипом.

— Винсент…

Подойдя, Бриджет встала рядом с ним и опустила ладонь на его плечо.

— Бенедикт, — с тихой настойчивостью позвала она. — Нужно уходить.

Юноша согласно кивнул. Неловко двигая обожженными пальцами, Бенедикт мягко вернул руку монаха ему на грудь и уже начал вставать с колен… но внезапно качнулся вперед и неуклюже растянулся поверх лежащего тела монаха.

— Бенедикт! — вскрикнула Бриджет. Она схватила его, перекатила на бок. Тело юноши билось в ритмичных судорогах, в уголке рта появилась пена. Глаза его, закатившись, остались пусты.

Боже небесный! Это яд шелкопряда.

Бриджет трясла боерожденного юношу, пыталась привести в чувство пощечинами и криками, — но он не ответил ей и даже не шевельнулся. Что же теперь делать?

Двери Великой Библиотеки вспыхнули на своих петлях, щедро взметнув искры и языки пламени.

Бриджет стиснула зубы. Она не была уверена, что сможет отыскать дорогу обратно, но, если не предпринять совсем ничего, они оба погибнут за считаные секунды, а то и быстрее. Она встала, покрепче ухватила Бенедикта и принялась тянуть вверх, чтобы перекинуть через плечо. Совладать с весом его безвольного тела оказалось не просто, но в этих обстоятельствах девушке не приходилось выбирать. Она кричала и тужилась, пока наконец не сумела справиться с задачей.

Потом, тяжело шаркая ногами, побрела к выходу — и поняла вскоре, что забыла книгу, ради сохранности которой брат Винсент пожертвовал жизнью. Присесть, чтобы поднять ее, оказалось довольно сложно, но выпрямиться затем под весом Бенедикта на плече было намного, намного сложней.

Затем девушка снова направилась к выходу, медленно следуя извилистой колеей, оставленной в камне бессчетным количеством ног, прошедших здесь прежде нее. Двигаться скорее не получалось. Груз на плече был слишком тяжел для нее, — но оставить Бенедикта здесь, чтобы сбегать за помощью, Бриджет не решилась. К тому времени юноша может задохнуться в дыму. Поэтому Бриджет с угрюмой настойчивостью шаркала дальше, автоматически переставляя ноги и понемногу двигаясь все дальше.

Аврорианского десантника она вообще не видела, пока тот не выбежал на нее из бокового прохода и не сбил с ног. Бриджет с воплем полетела на пол, стараясь не позволить обмякшему Бенедикту удариться головой о камни. Удар был болезненным и внезапным. Аврорианец рухнул рядом с девушкой, и что-то металлическое лязгнуло об пол.

Бриджет с удивлением оглядела лежащего врага. Этот парень был ранен. Форменная куртка густо залита кровью, как и штанина на ноге, — а на виске вздулся кровоподтек размером с кулачок ребенка. Взгляд мутный, зрачки расширены. Может, в смятении схватки товарищи забыли о нем, сочтя погибшим? Само собой, аврорианцам не терпелось поскорее покинуть горящий Храм. Раненый смотрел на девушку, едва ли видя ее. Между ней и аврорианцем лежала его омедненная сабля.

Бриджет вновь вскинула глаза, встретилась с аврорианцем взглядами и ощутила, как ее охватывает внезапная волна ужаса, замешательства, осознания того, что случайное столкновение только что обернулось схваткой не на жизнь, а насмерть, — и во взгляде раненого врага увидела отражение тех же чувств.

«Милостивые Строители! — ахнула про себя Бриджет. — Мне все-таки не удалось отвертеться от той дуэли».

Вот только в этом поединке не будет ни правил, ни распорядителя, ни дружеской поддержки, ни толпы зрителей.

Если Бриджет потерпит поражение в этой дуэли, никто и никогда не узнает об этом.

С протяжным стоном аврорианец рванулся к своей сабле.

Нога Бриджет опередила его, отбросив оружие в сторону. Тогда враг бросился на девушку, выставив вперед руки с растопыренными пальцами. Она вывернулась, применив прием уклонения, которому обучил ее Бенедикт, и сама схватила аврорианца за руку. Тот, в свою очередь, попытался освободиться от захвата и, похоже, немало удивился, когда это ему не удалось.

Зажав аврорианца, Бриджет совершила резкий оборот, чтобы впечатать мужчину в ближайшую стену. Его колени дрогнули от удара, и он начал оседать на землю, но Бриджет продолжала цепко держать его за руку. Второй своей рукой он нанес девушке неожиданно сильный удар, и перед глазами Бриджет закружились звезды, — пускай ей и удалось отчасти смягчить удар, отвернув голову в том же направлении. «Во время драки астрономия — не лучшее занятие», — подумалось ей в этот момент, и ее исполненный страха хриплый крик прервался серией истерических смешков.

Аврорианцу удалось навалиться на нее, придавить к земле, и он слепо зашарил руками, пытаясь схватить девушку за горло. Случись такое, и ей несдобровать. Верно проведенный удушающий прием за пару секунд лишит ее сознания, а в лихорадке ближнего боя сила, потребная для того, чтобы раздавить человеку трахею, была на удивление незначительной. В то же самое время Бриджет понимала, что десантник двигается быстрее нее, он сильнее и явно обладает гораздо большим опытом в подобных делах. Единственная причина, по которой девушка все еще была жива и способна вяло отбиваться, состояла в том, что ранение ее противника, очевидно, ослабляло его, да и на ногах он держался лишь с большим трудом.