Она по-прежнему сознавала, что ощущает боль — настолько сильную боль, что с радостью встретила бы сомнительное облегчение, исторгнув на пол содержимое желудка… ну, просто для разнообразия. В то же самое время она чувствовала, что ее мысли, возникая, начинают смещаться куда-то, покидая границы физического тела, — подобно эфиршелковой нити, сорвавшейся с корабельных систем и теперь свободно плывущей в эфирных струях.

Ее тело вместе со всеми органами чувств осталось лежать на полу перекрытого грудой камней туннеля, но ее мысли не пожелали с ними оставаться. Сознание перенеслось куда-то, в совершенно иное место.

Она оказалась где-то Еще.

Какое-то время она дрейфовала в бездонной пустоте, но потом осознала вдруг, что чувствует под ногами вполне твердую почву. Она с интересом оглядела то, на чем стоит, и сочла материал весьма необычным. Пришлось опуститься на колени, чтобы внимательно его изучить. Земля под ногами не была выложена камнем; то была рыхлая почва, бледная и какая-то зернистая на ощупь. Она подняла щепотку этой земли, размяла в пальцах и рассмотрела. Земля оказалась перемешана с песком.

Земля.

Песок.

Получается, она стоит на Поверхности?

Охвативший ее внезапный приступ страха, показалось Чудачке, был совершенно не нужен, несвоевременен и, пожалуй, даже глуп. В конце концов, это просто нелепо — пугаться за безопасность своего тела, разрываемого на части приступом невыносимой боли в каком-то темном углу Копья Альбион. И тем не менее всю свою жизнь она провела терзаясь любопытством и страхом при мыслях о подлинной природе мира Поверхности за пределами Копий. Того мира, где порождения ночных кошмаров обретали плоть. Во всех жадно прочитанных ею письменных свидетельствах мир Поверхности описывался как сущий ад, куда смеют отправиться лишь безумные, отчаявшиеся и… безумно, отчаянно алчные люди. Несмотря на то что сознание вступило с давними страхами в спор, у тела имелось, по-видимому, собственное мнение, и сердце Чудачки забилось быстрее.

Она поднялась и огляделась по сторонам. Туманы здесь были тонки, и обзор составлял не менее сотни футов, но беглый взгляд не выявил ничего особенно примечательного, не считая плоской, сухой равнины и нескольких беспорядочно разбросанных по ней булыжников.

Потом земля дрогнула. Она загудела и мелко затряслась, и Чудачка смогла ощутить эту дрожь пятками. Тот же глухой удар послышался снова, и еще раз, немного погодя, — с каждым разом все громче.

Шаги. Это были шаги какого-то неведомого гиганта.

И они приближались.

Туман колыхнулся, и на самой границе видимости показалось и встало нечто огромное, медленное и будто бы кипящее ненавистью. Чудачке было видно только гигантское, неясное темное пятно. Замерев, она зажала ладонями рот, пряча звук своего дыхания.

Затем воздух наполнил вездесущий Голос, звучный и уверенный, какими говорят профессиональные ораторы — красноречивые, уравновешенные, зрелые люди:

— ДОКЛАД.

Чудачка замялась. Что бы ни произошло дальше, ей вовсе не казалось, что ситуация складывается в ее пользу. Впрочем, ее тело все равно умирало, прямо сейчас. Сердце колотилось так, что она уже не различала отдельных ударов. Смысла осторожничать просто не осталось.

Помимо прочего, ей стало любопытно. У нее были вопросы. А ведь поиск ответов на вопросы почти всегда важнее благоразумия. Даже сам акт вопрошания может о многом поведать, надо только отважиться. И есть только один способ проверить эту догадку.

Поэтому Чудачка отняла от губ ладони и сказала:

— Прошу прощения. Что такое вы имели в виду?

Она ощутила внезапное, зловещее внимание к себе со стороны неясного пятна в тумане, и Голос снова произнес:

— ДОКЛАД.

— Я вас даже и в первый раз не поняла. И, могу вас заверить, за последние пять секунд прозрение меня не настигало.

Где-то в тумане, высоко над головой Чудачки, зажглись красные огни — три отдельных ярких пятна.

Глаза?

— ТЫ, — сказал Голос. — ТЫ НЕ КЭВЕНДИШ.

— Вы про мадам Марионетку? — переспросила Чудачка. — Я точно не она, и очень благодарна вам за комплимент.

— НАЗОВИ СЕБЯ.

Исполнив реверанс в сторону скрытой туманом чудовищной фигуры, Чудачка повиновалась:

— Чудачка. А вы кто?

Голос не ответил. Вместо этого раздался оглушительный полугрохот-полусвист — словно в тихой ночи на мостике непредставимо громадного воздушного судна кто-то дернул вдруг веревку парового гудка. Тишина, наступив, не продлилась долго: где-то очень далеко на этот зов вразнобой откликнулся хор других таких же гудков.

— ТЫ МОЖЕШЬ БЫТЬ ЦЕННЫМ АГЕНТОМ.

— Вашим? — удивилась Чудачка. — Не думаю. Я же не марионетка. Вы и сами так сказали.

— СМИРИСЬ.

Три красных огня вспыхнули ярче, и Чудачку смяло вдруг уродливое, безобразное давление, которое она не могла толком описать. То была невероятная, немыслимая сила, от осознания которой у девушки перехватило дыхание. Она ощутила, как эта сила ворочает ее мысли, причесывает их острыми когтями, выискивая хоть что-то, за что можно было бы ухватиться и начать тянуть.

Сила хотела подчинить ее своему контролю, точно так же, как и…

— Я поняла! — ахнула Чудачка. — Вы тот, кто дергает за ниточки, правильно? Это вы заставляете плясать всех марионеток.

— СМИРИСЬ, — прогремел Голос.

Давление усилилось, но Чудачка ощутила, как оно соскальзывает с нее, скатывается слева и справа, мало чего добившись, — разве что сбило ей дыхание. Расправив плечи, девушка задумчиво уставилась вверх, на огни.

— Вы еще долго хотите этим заниматься? — спросила Чудачка. — Если да, боюсь, буду вынуждена прервать вас. Мне срочно нужно заняться кое-чем другим, очень важным…

В конце концов, казалось уместным, чтобы человек присутствовал при собственной смерти, а не шатался неизвестно где, будто своенравное чадо, начисто забывшее о работе по дому.

После недолго тянувшегося молчания Голос заметил:

— ТЫ ОБЛАДАЕШЬ ЦЕЛЬНОСТЬЮ.

— Думаю, вы едва ли могли бы изречь нечто более очевидное, — ответила Чудачка. Щурясь, она всмотрелась в туман. — И все же… Вы пытались взять меня под свой контроль, чтобы управлять мною, совсем как мадам Марионеткой, как всеми этими шелкопрядами.

— КАК ТЫ СМОГЛА ЭТО ПОНЯТЬ? — пожелал узнать Голос.

— Сперва я гляжу на вещи, а потом думаю о них, — объяснила Чудачка. — И прибегаю к помощи интуиции, конечно же, делаю выводы на основе логики и ощущений, опираясь при этом на любые исторические или теоретические модели, которые выглядят подходящими. Кроме того, мне снились жуткие кошмары, но они, очевидно, предназначались для мадам Марионетки и были, ничего другого на ум не приходит, каким-то набором инструкций, так что я поймала один такой сон в свою сеть, и мастер сказал мне, что тот послан Недругом и что у нас был, оказывается, некий Недруг, а после обретенные мастером знания из пойманного мною сна привели нас в хаббл Платформа…

Тут Чудачка почувствовала, как ее лицо расплывается в широкой улыбке.

— Вот оно что! Теперь я наконец поняла. Вы и есть тот Недруг.

— ЕСЛИ ТЕБЯ НЕЛЬЗЯ ЗАСТАВИТЬ ПОДЧИНЯТЬСЯ, — объявил Недруг, — ТЫ БУДЕШЬ ДЕМОНТИРОВАНА.

И песчаная почва начала осыпаться прямо под ногами Чудачки.

В животе у Чудачки неприятно екнуло, и она принялась карабкаться назад, чтобы выбраться на прежнюю равнину. Впрочем, эти старания были напрасны: как бы быстро она ни работала руками-ногами, земля продолжала опадать, лишь увеличивая зев воронки. Чудачка пыталась бежать, но ощутила, как ноги ее все сильнее вязнут в рыхлом, уходящем вниз грунте. Как бы живо она ни пыталась продвинуться вперед, ее продолжало тянуть обратно, засасывая все глубже.

Песок, решила Чудачка, был пугающей субстанцией. Она чувствовала, как он поднимается, поглощает ее щиколотки, и воображение охотно представило ей картину того, как песок набивается в ноздри, в рот, в глаза. То была бы довольно неприятная смерть — оказаться раздавленной, перетертой крохотными кусочками стекла. Не стоит удивляться, что Строители окружили человечество копьекамнем. Этот материал просто чудо: крепкий, надежный, долговечный. С копьекамнем всегда твердо знаешь, на чем стоишь.