— Что такое реверансы? — растерянно спросила Грай. Её глаза вдруг расширились от страха: — О нет! Нет, Роберт… пожалуйста.

— Что? О чём ты?

— Я слышала, как Тиметт рассказывал ребятам про бордель… и что там заставляют делать тех несчастных девушек. Я не помню точно, как он это называл, но не хочу делать реверансы… — Она с трудом сдерживала слёзы.

— Ну что ты, милая! — Теперь уже он гладил её успокаивающе по голове. — Реверансы — это такие красивые глубокие поклоны. Леди делают их в знак уважения и приветствия.

Грай застонала и уткнулась ему в грудь.

— Какая же я глупая, Роберт… тебе будет стыдно за такую дикую жену.

— Вот ещё! — Он прикоснулся губами к её волосам. — Представь… закатили мы с лордами пирушку, выпили бочонок доброго арборского, и давай своими жёнами хвастать. Все говорят: «А моя жена уже в девять лет делала такие грациозные реверансы!» А я говорю: «А моя в девять лет оленя завалила!» Им и ответить нечего, потому что сами они в девять лет такую крупную дичь ещё не убивали. — Он взял её лицо в ладони и поцеловал: — Я буду гордиться тобой, Грай.

Но доводы Роберта не убедили её. Она чувствовала — что-то не так. Все инстинкты дикого животного, не раз уберегавшие её в лесу на охоте, трубили громче самого большого рога горного козла, что опасность близко. Прожив всю жизнь среди людей, для которых была своей, под постоянной защитой отца и брата, опекаемая и любимая, сейчас, окружённая всеми этими закованными в сталь рыцарями, смотревшими на неё холодными голубыми глазами с пренебрежительным недоумением, Грай ощущала себя неуютно, потерянно, в постоянном тревожном предчувствии чего-то плохого. Она испытала этот страх в первый же вечер, когда спустилась с Бриенной в лагерь. Они шли медленно, потому что Грай с трудом справлялась с длинным подолом. С завистью посматривая на штаны и доходящий до колен поддоспешник Бриенны, она неловко спотыкалась и один раз чуть не упала, пока её спутница не показала, как нужно приподнять край платья, чтобы не наступать на него. Их провожали настороженными взглядами, а один раз Грай даже послышались смешки. Вздохнула она свободно, лишь когда за ними опустился полог шатра. Тем сильнее получился контраст, когда вниз сошли Роберт и Чёрная Рыба, и Грай с Бриенной услышали, как воины ревели, колотили мечами по щитам и выкрикивали имя своего лорда, приветствуя его.

Той ночью никто не спал — отмечали благополучное возвращение Роберта. Он был где-то там, в темноте, переходил от костра к костру, проверял караулы, разговаривал с мужчинами и, отвечая на их многочисленные вопросы, поднимал с ними кубок. А Грай в шатре дрожала от томительной неопределённости, и даже присутствие Бриенны и весёлая трескотня Миранды её не успокаивали.

Подрик принёс им блюдо с жаренным на вертеле мясом, печёные овощи и кувшины с вином и элем, но Грай ни кусочка не смогла проглотить. И ей совсем стало худо, когда из гомона у ближайшего костра стал явственно выделяться голос подвыпившего Хагена. Каждый раз, когда до них долетало слово «лордёныш», Миранда недоумённо вскидывала брови и смотрела на Грай, а Бриенна всё сильнее сжимала кулаки. Грай же молилась Огненной ведьме, чтобы та запечатала рот этого не слишком умного великана.

— Я взял его за шкирку и сказал, что так рубят дрова только малолетние девки… — опять раздался знакомый бас.

Бриенна метнулась в угол, трясущимися руками раскидала сложенные там доспехи, выхватила латную перчатку и, на ходу натягивая её на правую руку, выбежала из шатра. Грай и Миранда ринулись за ней, подняв подолы до самых колен. Не замечая ничего вокруг, Бриенна неслась к костру с перекошенным лицом, сбивая по дороге зазевавшихся, словно боевой конь. Ничего не подозревающие воины сидели в круге света на брёвнах, попивая эль и вино, и она схватила продолжающего хвастать Хагена за шиворот левой рукой, дёрнула на себя, развернула и врезала правой прямо в лицо. Нос тошнотворно хрустнул, брызнул кровью вокруг, но Бриенну это не остановило. Вцепившись насмешнику в волосы, она повалила его на землю и насела сверху, продолжая дубасить тяжёлым латным кулаком, будто кузнец молотом.

В какой-то момент Хагену удалось вывернуться, оттолкнуть её от себя, отцепив руку и вырвав себе клок волос, но нетрезвый, ослеплённый болью и кровью, он не смог быстро подняться на ноги. Бриенна же, разъярённая и неумолимая, как само возмездие, перекатилась, стремительно вскочила и вновь с рычанием кинулась вперёд. Она замерла лишь на мгновение, глядя на раскоряченного в попытке встать противника, честно давая ему время распрямиться и очухаться. Но вдруг передумала, с размаху засадила ногой в живот, а затем с силой обрушила стальной кулак на затылок. Хаген скрючился, закашлялся и снова повалился, а Бриенна распалилась не на шутку, самозабвенно охаживая его ногами со всех сторон с таким озверелым наслаждением, что на какой-то краткий миг Грай решила, что великан своё отжил.

Никто не спешил вмешиваться: долинцы одобрительно ухмылялись, Обгорелые вопросительно посматривали на своего командира. Тиметт сначала сделал шаг к драчунам, но потом остановился. В его взгляде читалось уважение и неподдельное восхищение — Грай не помнила, чтобы брат когда-либо так таращился на женщину. Скорее всего, он остался бы глух к её просьбе, поэтому она заозиралась вокруг, ища кого-нибудь другого, кто сможет унять Бриенну. Ей не было жаль Хагена, но если бы драка переросла в потасовку между хозяевами и гостями, то это могло навредить Роберту, разрушило бы его планы. А тот стоял вместе с Чёрной Рыбой позади, в тени кустов, и с интересом наблюдал за избиением. Заметив, что Грай на них смотрит, Роберт не спеша подошёл к костру.

— Стой, Бриенна. Хватит, — сказал он. Та вздрогнула и нехотя оставила поверженного обидчика, а Грай удивлённо приоткрыла рот от сквозившей в голосе суровости: — Я ведь говорил, что заключил с Обгорелыми мир. И запретил все склоки. Ты нарушила мой приказ. Иди в шатёр.

Опустив голову, Бриенна зашагала прочь, её перчатка в всполохах костра тускло мерцала от крови. Горцы помогли встать Хагену, который кряхтел и хватался за отбитые бока, сплёвывая под ноги красную юшку. Тиметт двинулся вслед за Робертом.

— Леди Бриенна не виновата, — сказал он. — Мой человек вёл себя неподобающе для гостя. Я приношу свои извинения и обещаю, что он будет наказан. А ты не наказывай Бриенну, Роберт. Она защищала честь своего вождя и поступила, как надлежит истинному воину.

— Хорошо. — Роберт остановился. — Я приму к сведению твои слова. Но решу сам, что мне делать со своими людьми. А ты решай со своими. Доброй ночи, брат.

Пройдя в шатёр, Бриенна сняла перчатку, взяла ветошь и стала стирать с неё кровь. Всё так же не поднимая головы, она виновато проговорила зашедшему следом Роберту:

— Я подвела вас, милорд. Нарушила приказ. Вы можете меня прогнать. Но знаете… — Она остановилась, задумалась, затем с силой швырнула доспех на пол и наконец взглянула на него: — Жаль, что вы так рано вмешались. Я не выдала ему даже за два месяца вашего плена. И я в жизни не слышала ничего более приятного, чем хруст носа этого тупоголового переростка… Почему вы смеётесь, милорд? Да ещё так задорно…

Утром, когда снег на самых дальних вершинах Лунных гор только-только заискрился от солнечных лучей, Обгорелые отправились назад, и Роберт вместе с Талли и Ивером поехал проводить их до первого подъёма. Грай простилась с братом ещё в горах, в доме их отца, со слезами повиснув на шее сначала у одного мужчины, затем у другого. Они осторожно обнимали огромными ручищами хрупкую фигурку, прижимались обветренной щекой к нежной девичьей коже и шептали: «Ну, будет, будет…» Здесь же, при всех, Грай лишь кивнула Тиметту, а он вовсе просто скользнул по ней равнодушным взглядом и направил свою лошадь прочь от лагеря.

Долинцы тоже собрались в путь, и к тому времени, как провожающие вернулись, шатры сняли и весь скарб погрузили на телеги — обоз был готов.

— Вы так долго, Роберт, что я уже стала беспокоиться, — сказала Грай. — Подумала, не решил ли ты вернуться обратно в горы…