«Пройдет и это».

Вот, оно и прошло. Я бы даже сказала: промчалось! Экзамены, выпускной – все, как в тумане. Хотя, выпускной прошел на удивление весело. Меня даже мальчишки приглашали танцевать, чего я вообще не ожидала. Я так много смеялась, а мама почему-то плакала, но с улыбкой на лице.

Прошло и это.

И наступил день «икс» – день отправки документов в академию. У них очень удобно, особенно для иногородних. Особенно для тех, кто в двух с половиной тысячах километров от них, была предусмотрена подача документов по почте. Как по электронной, так и по обычной.

Загружая документы в приложение к письму, обливалась потом. Да, мне бы уверенности побольше. Но для этого у меня была мама. Именно она нажала на кнопку «отправить», и письмо улетело в далекую Москву.

Три дня ожидания ответа от приемной комиссии не могла ни есть, ни пить, ни спать. Аппетита не было. Ночью в подсчетах овец доходила до каких-то невообразимых цифр, но заснуть так и не удавалось. Лишь под утро меня смаривал легкий поверхностный сон, и я просыпалась от любого шороха.

Прошло и это.

Девятого июля моя жизнь изменилась навсегда!

Сигнал в компьютере оповестил о приходе нового письма. И ответ в этом письме мог содержаться абсолютно любой. Как положительный, так и отрицательный.

А если они мне написали, что я бездарность и лишь посмеялись над моими безвкусными работами? А если просто мне отказали без объяснения каких-либо видимых причин?

Все время с момента получения письма я наматывала круги по квартире, боясь даже приблизиться к компьютеру.

Но прошло и это.

Закончилась моя нервотрепка, когда домой вернулась мама. Она так церемониться с этим письмом не стала. Сразу же подошла к компьютеру и открыла его.

– Ну, что там? – спросила я из коридора, боясь даже голову в дверной проем засунуть.

Тишина была мне ответом.

– Мам?

И снова тишина.

Я не выдержала и вихрем подлетела к столу, за которым она сидела.

– Если там отказ, лучше скажи мне сразу. Хватит меня мучить.

А потом я осеклась. Мама сидела и беззвучно смеялась.

– Что с тобой? – спросила я, дотронувшись до ее плеча и забыв обо всех письмах.

– Тебя допустили, – наконец, отсмеявшись, сказала она.

– Что? – не поверила я.

– Тебя допустили до экзаменов и приглашают для этого в столицу нашей Родины.

Мама улыбалась. Да так, что ей и не дашь ее тридцать шесть.

Да, мама у меня была молодая. Самый молодой директор краеведческого музея, ставший мамой в моем возрасте. Ну, чуть постарше. Я же в свои семнадцать даже письмо, которое так ждала, боялась открыть, а мама уже нянчила младенчика. То есть меня.

Но прошло и это.

И вот, младенчик по имени Регина, отправляется на вступительные экзамены в Москву. Разумеется, мама поехала со мной.

Килим Ярашевич даже и слышать ничего не захотел о том, чтобы отпускать, по его словам, двух таких красивых девушек в «вертеп коррупции и разврата» – именно так он выразился о городе-герое. И поехал вместе с нами. А правильнее будет сказать, что именно он полностью устроил нашу поездку. Оплатил перелет до Москвы, снял гостиницу на все время нашего пребывания там. Причем снял два номера. В одном жили мы с мамой, в другом – он один.

Я ездила в академию сдавать вступительные экзамены, а мама и дядя Килим сопровождали меня. И пока я корпела над экзаменационным заданием в просторной аудитории, Вероника Сергеевна и Килим Ярашевич оставались наедине в терпеливом ожидании. И каждый раз, выходя из аудитории, я замечала, что их лица становятся все печальнее и отрешеннее. И лишь при мне они становились прежними. Но это были маски. Хотя, я, та еще эгоистка, ничего замечать не хотела, а думала лишь о результатах, которые станут известны только завтра. А завтра я прыгала, увидев в списках свою фамилию как умалишенная. Но через несколько дней был следующий экзамен, поэтому я спешила как следует подготовиться.

Но прошло и это.

Когда вывесили результаты последнего экзамена, мое сердце пропустило удар – моей фамилии в списке не было. Я даже пошатнулась. И, если бы не дядя Килим, валяться бы мне на мраморных полах Московской государственной промышленно-художественной академии имени Сергея Григорьевича Строганова. Примостив меня на какой-то то ли скамеечке, то ли кушеточке, он отправился на кафедру «Художественного проектирования интерьеров», чтобы выяснить, почему это моей фамилии нет в списках. Все оказалось до банального просто. Дело в том, что один из нескольких листов списка вылетел из рук работницы деканата, что вывешивала результаты. И она уже спешила с выпавшим ранее листком в руках навстречу Килиму Ярашевичу. Так что поднять скандал ему не удалось.

Именно в этом листке он и прочел мою фамилию. У меня встать со скамьи сил уже попросту не хватило.

– Сдала! – закричал он на весь коридор, пока мама сидела рядом со мной и гладила меня по спине, успокаивая.

– Тише вы, папаша, – шикнула на него работница кафедры. – Радуйтесь, пожалуйста, как-нибудь поскромнее.

Но он на нее и внимания не обратил. Подлетел ко мне и, подхватив в свои медвежьи ручищи, закружил.

– Регина, ты сдала!

Я слушала его, повиснув у него на руках, словно тряпичная кукла, но смысл его слов никак не желал до меня доходить.

– Что? – все-таки опомнилась я.

– Ты сдала! Ты поступила, девочка, – улыбался он во весь рот.

– Правда? – мой голос дрогнул, и я заплакала.

Напряжение, не дававшее мне дышать все эти недели, вдруг отпустило. У меня даже все тело начало покалывать, словно меня отсидели. А я все плакала и плакала, не обращая внимания ни на кого.

Прошло и это.

Я наконец-то успокоилась. Килим Ярашевич опустил меня на сидение рядом с мамой, а сам присел передо мной на корточки.

– Ну, что же ты нюни распустила? Радоваться надо, – улыбаясь, сказал он.

– Я горжусь тобой, доченька, – наконец подала голос мама и приобняла меня за плечи.

Видимо ей передалось мое шоковое состояние, поэтому она сама только начинала приходить в себя.

– Я поступила, – шепотом, срывающимся на хрип голосом, проговорила я. – Я буду учиться в Москве! Я не могу поверить.

– Осталось дело за малым, – подытожил дядя Килим.

– И за чем же? – спросила мама, но он к ней даже не повернулся, продолжая смотреть только на меня.

– Первое, нужно отметить твое поступление. И по этому поводу я вас сегодня поведу в ресторан. Отказы не принимаются, – тут же перебил он маму, которая уже вдохнула, чтобы что-то возразить. – И второе, нужно решить вопрос с жильем.

Улыбка тут же сползла с моего лица.

Жилье!

Мне же негде жить во время учебы. А жилплощадь в Москве стоит столько же, сколько участок на Луне, даже на съем. Это, конечно, преувеличение, но не далеко ушедшее от истины.

– Не переживай, – сказала мама. – Мы что-нибудь придумаем, – и чуть-чуть помедлив, добавила: – Завтра.

На том и порешили. А вечером мы пошли в ресторан по приглашению Килима Ярашевича.

Это было, конечно, простенькое заведение, но для меня уже этого было достаточно, чтобы испытывать огромную благодарность к человеку, которого я мысленно уже многие годы называла отцом. Я наелась от души, напилась чего-то сладкого, алкоголь я в те годы еще даже нюхом не нюхала. Но уже и этого хватило, чтобы к концу празднования моего поступления меня начал смаривать сон. Я плохо помню, как мы покидали ресторан. А в такси я вообще заснула. Так что дяде Килиму пришлось нести меня до номера на руках.

Утром же я заметила, что мама особенно молчалива. И как бы я не пыталась вывести ее на разговор, будучи уверенная в том, что что-то натворила вчера, за что маме было очень за меня стыдно, но она не ответила мне. Так продолжалось несколько дней. Мы решили позволить себе пару дней, чтобы погулять по столице. Когда еще будет такая возможность? Но гуляли мы почему-то только вдвоем с мамой. Где Килим Ярашевич я даже спрашивать не стала, видя, что мама тщательно пытается изображать хорошее настроение и вовлеченность нашей прогулкой. Но через два дня он все-таки появился, постучавшись в наш номер.