— Отойди на десять метров. Я могу потерять сознание, но это нормально. Как заметишь, что вырубаюсь, звони Альтару Блэку, — мои указания были ушатом холодной воды на голову Софии. — И даже не думай меня касаться.

Бровь девушки дёрнулась.

— Так я тут для того, чтобы на шухере постоять?

— В общих чертах, — кивнул я, прикрывая глаза.

Светловолосая пару раз моргнула. Кажется, она ожидала чуть иного ответа, и теперь не могла понять, на что я рассчитываю.

— Хорошо, — наконец, заговорила она. — Десять метров. Держу расстояние. Выкинешь что-то, и отец тебя прикончит.

Я не стал отвечать на пустые угрозы. Пальцы мои углубились в заросшую травой почву, а Аура, годами содержащая боль утраты людей, когда-то здесь живущих, открылась мне.

...на этот раз волна Ауры оказалась чуть более мощной.

Через прикрытые глаза я отчетливо ощутил вкус боли, что годами витала вокруг особняка. Разумеется, сбор Ауры боли не позволяет видеть причину возникновения негативных эмоций, зато даёт точно выяснить, насколько боль была сильной.

В случае с погоревшим лесом в моём поселении всё было проще — деревья имеют гораздо более простой вид распада Ауры, чем Дельта-распад — чем у смертных с их многозначительными и неоднозначными эмоциями.И сейчас... мне приходилось и впрямь концентрироваться. Фильтровать один тип боли от многих других. Не таких значительных.

...ушло около трёх минут на то, чтобы Аура открылась мне. Настолько жуткая и невыносимая, что даже мне — существу, пережившему Семинебесное распятие — становилось не по себе.

Когда Альтар осведомил, что члены рода погибли во сне, я представлял себе другой тип Ауры. Этакая мимолётная боль, которая практически не способна восприниматься мозгом в полной степени. Довольно очевидно, что даже смерть во сне способна оставить свой отпечаток, однако...

Видеть умирающего перед глазами каждый день, а порой и в сновидениях — гораздо больнее. Уж поверьте.

И вот это «гораздо больнее» я ощущал сейчас.

Выходит... во сне погибли не все. И есть человек, душа которого по сей день копит эту боль в себе.

Спокойно открывая глаза и наблюдая за тем, как заброшенный замок возвращает своё прежнее состояние, лишаясь многочисленных трещин и зарослей, я поднялся на чуть подкашивающиеся ноги — и зашагал по одной из освободившейся от мха тропинок.

Разумеется, чем ближе к особняку, тем сложнее было оставаться в сознании — и тем больше я ощущал Ауру. Боль? Ну, да, не удивительно. Слишком много в этом месте накопилось боли, скорби... и даже злости.

— Мне нужно войти туда, — хрипло протянул я в полуобороте — а затем опустил глаза. Пальцы кистей покрылись чёрным. Я перестал их чувствовать.

— Я... с тобой пойду, — решительно, но с изумлением в голосе осведомила София, продолжая оглядывать «ожившее» поместье. Казалось, вопросы она решила оставить на потом, либо же... Константин демонстрировал ей подобные фокусы ранее.

— Десять метров, прошу...

Распахнув дверь замка, я поморщился. Скорбь разом надавила многотонным камнем, не оставляя места для недавнего хорошего настроения; и ни зелень, ни даже полуденное солнце уже не замечались здесь. Сквозь видимую картину тихого уютного особняка проступала настоящая суть Боли.

Впрочем, и терять сознание я тоже пока не собирался. Просто... собранно шёл вперёд по следу Ауры.

...огромный вестибюль с высокими потолками теперь казался таким же, как и в прошлой жизни. Белые стены, одна из которых содержала герб рода Рюриковых. Широкие лестницы и... много боли.

Я сделал над собой усилия, чтобы не начать вспоминать былые времена. Прикрыв глаза, лишь завернул в тёмный коридор и прошагал по нему пару метров. Эхо от шагов проходилось по стенам пустующего коридора, буквально в дрожь вгоняя Софию.

Я остановился, прикрывая глаза. Кивнул себе же и осторожно приоткрыл тяжёлую дверь.

Вот... здесь. Центр водоворота боли. Сосредоточение всей здешней Ауры.

Распахнув наконец глаза, я увидел нечто вроде покоев. Шикарная кровать, застеленная белой простынёй, что пылилась с давних времён. Зеркала в комнате завешаны, а за шторами редкие лучи солнца.

Хоть особняк и приобрёл свой прежний вид, эта комната оставалась в том же «заброшенном» состоянии.

Присаживаясь в позу лотоса на нагретый солнцем угол, я снова прикрыл веки.

Отсюда было гораздо проще погрузиться в Ауру боли. Просто отпусти реальность — Аура сама подхватит тебя, затянет внутрь. Около минуты я сидел, и прислушивался к бушующим эмоциям, забывая о том, где я на самом деле нахожусь. А затем...

...первое, что я уловил — это шаги.

По коридору кто-то шаркал, и нет, это была не София. Притом направлялся источник Ауры в сторону комнаты, в которой сидел я.

Дверь передо мной вновь раскрылась.

— Ты ещё кто такой, чёрт побери?

Это точно не голос Софии.

Голос больше был старческим — таким знакомым и в одно время забытым.

Глаза мои плавно открылись, сознание практически угасло, а потому силуэт передо мной казался расплывчатым.

— Да и вообще, — распорядился незнакомый тип сухим и чуть надломанным голосом, — проваливай прочь отсюда, если жизнь мила. Это место не для ночлегов.

Тело моё слишком ослабло, чтобы позволять себе лишние движения. Мазнув взглядом по собственным рукам, я заметил черноту на ладонях; та уже протягивалась к локтям. Тело не выдерживает таких объёмов Ауры.

— Моё имя... — я говорил тихо, чуть ли не шёпотом. — Эраст Орлов.

— И? — старик подошёл ближе. — А моё — Захар. Что с того? Проваливай прочь, парень. Ищи другое место для...

Так вот оно что. Всё же я не ошибся, когда говорил о более мощном источнике Ауры.

— Захар Степанович, — мои губы устало расплылись в доброй улыбке. — Дворецкий рода Рюриковых. Рад видеть в здравии, Захар.

Захар замолк в ответ — а в месте с ним замолчал и я. Нет, мне определённо было приятно видеть старого друга — сейчас он, казалось, был абсолютно таким же, что и в годы нашего первого знакомства. Вот только...

Дворецкий вырвался вперёд, что-то тихо бормоча себе под нос. Трость упёрлась в мою грудь.

Этот тип не особо верил в переселения душ и прочее. Но нынешняя реакция определённо говорила об обратном.

— Откуда?.. — на этот раз голос его дрогнул. Трость начала касаться плеч, а затем перешла на лицо. — Откуда вы меня знаете? Моё отчество знал лишь один человек — и это господин... Рюриков.

Он что. Слепой?

Я чуть прикрыл правое веко, дабы трость не угодила в глаз — а затем раздражённо пробормотал.

— Нет, я не твой господин. Прошу, перестань.

Он печально «эхнул», убирая трость. И сам отшагнул назад. Рука, державшая палку, опустилась.

— А... кто тогда?

Казалось, он нисколько не обращал внимания на медленно исчезающую пыль в комнате, испаряющиеся простыни на зеркалах и кровати, очищающиеся от паутины окна. Да, он определённо ослеп.

— Давно ты ослеп, Степанович? — я оставил вопрос Захара без ответа.

...вот только этим лишь сильнее осёк старика. Да, раньше он был старше в возрасте, но сейчас... выглядел сильно хуже.

Но что самое интересное.

Именно он был источником боли, которую я почувствовал.

— Давно, — вздохнул он, подходя к окну. — Как князя убили, так и ослеп. Сердечный приступ, что поделать? Любил господина. Ой как любил. А ты кем будешь-то? Из знати?

Я хмыкнул.

— Нет, простолюдин.

— Ах простолюдин, — вновь вздохнул он. — А я вот тоже простолюдин. Не люблю знать. Ох как не люблю. Жизнь мне поломали, веришь?

Я кивнул. Руки успели почернеть в локтях. Ещё немного, и я вырублюсь.

— Верю, Захар Степанович.

Между нами возникла пауза. Но не потому, что нам нечего было обсудить. Старик резко переменился в лице, скривил брови в жуткой гримасе и...

— А вот и они, — пробормотал, быстро разворачиваясь. — Раевские!

А?

Я часто заморгал, переводя взгляд в сторону двери. София стояла посреди проёма в таком положении, будто оцепенела в ужасе. Глаза неуверенно бегали из стороны в сторону, а пальцы сцепились в замок перед собой.