– Ты всегда занята.

– Мне надо присмотреть за собакой. У неё блохи. Она капризничает.

– Могу с тобой сходить к ветеринару.

– Нет, это жуткое зрелище. Я лучше сама.

– А как зовут твою собаку?

– Эм… Тоби. У него очень много блох.

Лишь одной мне было известно, что никакой собаки у меня не было.

В ноябре я получила от Даны только картинку бездомного кота на дороге.

– Я взяла его себе.

– У тебя же и так есть уже кошка. А этот кот и вовсе уличный.

– Вот именно.

В декабре я получила только поздравления с Новым Годом и Рождеством. Но как мне показалось, что писала это уже не моя сестра, а кто-то за неё. Это было первое Рождество, которое заставило меня беспокоиться. Меня не покидало странное чувство, что происходит что-то, о чём я не была в курсе, чего я не знаю.

В январе я не получила ничего. Дана не отвечала на телефон, сообщения так и оставались непрочитанными.

Елену я волновала вопросами не очень часто из-за её напряженной работы медсестрой в местной больнице. Тетя часто выходила на ночные смены. Дома оставалась только бабушка Роуз и Дана, но и здесь мне казалось, что сестра начинала где-то пропадать. В основном, я заваливала родственницу потоком сообщений, которые выражали заинтересованность о их состоянии, но та отвечала, что у них всё нормально, всё в порядке и не о чем беспокоиться, пока не произошло следующее.

В один из вечеров Елена сама набрала мне.

– Привет, Тори, ты занята сейчас?

– Нет, сижу читаю. Как дела?

– У меня всё в норме. Дело в Дане.

Я отложила книгу в сторону.

– А что с ней? Что-то случилось? Приступ или?

– Нет, в этом смысле ей лучше. Она не буянит и её психическое состояние не заставляет меня беспокоиться. Но Дана редко бывает дома, и я понятия не имею, где она ночует. Вроде говорит, что у друзей, но…

– Она посещает занятия в школе?

– Вроде да.

– Что значит вроде?

– Я звонила в школу, на занятиях она присутствует. А если и бывает дома, то только, чтобы забрать какие-то вещи, а потом уезжает. Её всегда встречает какой-то парень на мотоцикле.

– Тётя, может у неё просто парень появился. Это же прекрасно. Тебе будет меньше забот.

– Ей еще нет восемнадцати, Тори.

– Восемнадцать ей исполнится в апреле. Ты думаешь, она с ним спит?

– У нас тогда будут большие проблемы.

– Возраст согласия у нас вроде с шестнадцати лет… Я ничего не могу с этим поделать. Что ты мне предлагаешь? Сказать ей не встречаться с парнями? Она даже не отвечает на мои сообщения.

– Я предлагаю тебе приехать к нам.

– Насколько?

– Настолько, насколько это возможно.

– Ты хочешь сказать, что не справляешься?

– Я же не буду подобное говорить твоей матери. У меня никогда не было собственного ребенка, а особенно девочки подростка.

– Понимаю. Я бы с радостью, но здесь у меня есть работа. Чем я буду там заниматься?

– У меня есть знакомый по имени Роберт. Он является управляющим бара на главной площади. Я с ним недавно говорила и им в заведение не хватает официантки.

– Какое совпадение! Ты что специально к нему подходила и узнавала о вакансии?

– Я подумала, что по-другому ты не согласишься.

– Я и не соглашаюсь. Дана не хочет меня видеть.

– Ты же христианка. Она нуждается в твоей помощи, может быть даже в наставничестве.

– Только не надо сейчас этим манипулировать.

– Я прошу тебя, как её старшую и ответственную сестру.

– Я подумаю, ладно?

Хотя в глубине души я прекрасно знала ответ на предложение Елены. Через две недели я уже написала заявление об увольнение, собрала свои вещи, села в самолет, который должен был меня везти в другой город, а там мне предстояла пересадка на автобус. Путь лежал на юго-восток.

Не знаю, с чего я всё-таки решила всё бросить и переехать, но внутренний голос мне подсказывал, что я делаю правильные вещи. Может, так говорила мне моя совесть, а совесть – это процентное содержание Бога в человеке, как когда-то я услышала от одного мудрого человека, знавшего когда-то.

Даже несмотря на то, что я сообщила сестре о том, что еду к ней, ответа так и не последовало. Я не знала, как она себя чувствует, усиливается ли её расстройство, видит ли она что-нибудь, расстроена ли она еще на мать и злится ли всё также на меня.

Пол дороги я проспала вслепую. Было начало февраля. Сыпал слабый снег, но даже тот быстро прекращался и казалось, что его и вовсе не было. Лучи солнца то появлялись на моем лице, то снова исчезали. Голова побаливала, но не тошнило, что меня очень радовало.

Я обещала маме написать о том, когда доберусь до места и далее отчитываться о нашем с Даной положение дел.

По пути я успела почитать несколько книг из Библии. Я больше всего любила псалтирь, где были изложены гимны, посвященные Господу. Они меня успокаивали, вселяли в меня любовь, радость и надежду на будущее.

Моим любимым псалмом являлся пятидесятый. Я думаю, что он является любимым у многих людей. Его строки часто раздаются у меня в голове, и я также часто повторяю его про себя. Они возвращают меня на твердую почву.

Совместный дом моей бабушки и тети был расположен на перекрестке двух главных и самых длинных улиц. Это местечко находилось недалеко от центра города N. В данной местности росло много деревьев, как лиственных, так и хвойных. С одной стороны нас окружал темный лес, манивший меня с каждым разом, как только я приезжала сюда. Однако подобных возможностей было слишком мало в моей жизни. Мы с семьей навещали родственников не так часто, как хотелось бы. Честно говоря, я плохо ориентировалась на месте, так что любое дерево могло показаться мне новым.

Меня встречали бабушка и тётя. Елена являлась противоположностью моей мамы, хоть и была её родной сестрой. Иногда я могла допустить мысль о том, что хотела бы иметь другую маму. Более понимающую, трепетную, чувствительную, которая бы нас слышала и понимала. Или хотя бы попыталась это сделать.

– Я бы хотела, чтобы Елена когда-нибудь взяла над нами опекунство, – так прошептала однажды мне Дана, пока мы лежали под одеялом и ели чипсы.

– Что ты такое говоришь? Мама бы не хотела этого слышать.

– А мне всё равно, что она хочет. Я всё равно думаю, что без неё всем было бы лучше.

– Не говори так. Без неё мы пропали бы, ты же это понимаешь.

Наша мама и тетя росли под присмотром бабушки. Мужчины в семье не было. Вернее, когда-то давным-давно он был, однако роман на стороне с молодой официанткой (жалкий флирт, который обычно ничем не заканчивается кроме, как грязным сексом в дешевом мотеле на затхлых простынях, на которых, возможно, до тебя уже кто-то спал) сделал свое дело и бабушка, как независимая женщина, решила, что справиться со всеми трудностями сама.

Бабушка Роуз была странной, со своими причудами. У неё была мания коллекционировать старые журналы и газеты, вырезая из них фотографии, и приклеивать в альбом. Бабушка не мылась по субботам и воскресеньям, считая их святыми днями, когда ты должен познавать суть этого мира. Безусловно, это правило не распространялось на те дни, когда в доме просто отключали горячую воду.

Думаю, Елена и Эмбер также по большей части времени были предоставлены самим себе. Раньше у них жила собака-ротвейлер. Бабушка завела домашнего питомца на случай, если бывший муж всё-таки решит заглянуть в дом. Она предполагала, что его яйца в этом случае ему больше не понадобятся. Но когда девочкам было девять лет, ротвейлера переехал автобус, который водил их папаша. Да-да, для него вождение школьного автобуса было делом всей жизни. Как прискорбно, что он решил вдруг переехать питомца своих любимых дочерей.

«Он был таким уродом, что в паспорте в графе фамилия нужно было написать жирными буквами УРОД».

Я понимала, что Елена бы справилась с теми обязанностями, которые на неё свалились несмотря на то, что у той никогда не было мужа и детей. Она ухаживала за их с мамой матерью вот уже сколько лет. Та плохо передвигалась, но не была совсем беспомощной. Спустя годы, я понимаю, что нашей матери не хватало чувства эмпатии.