Скажу честно, раньше я плохо разбиралась в подобных вещах и может быть даже сейчас до конца не разобралась.

Посредством того, как голоса стали более отчетливыми, а в придачу к тому, Дана начала видеть разные вещи. Это не могло меня не насторожить ещё больше. И это были не обычные фантазии. События разворачивались намного серьезнее.

Видения становились очень яркими и реалистичными. Именно так она их описывала.

Первое время Дана не могла понять, что реально, а что вымысел. Её реакция на определенные вещи была эмоциональной, сумбурной и весьма непредсказуемой. Ей часто казалось, что обеденный стол вдруг начинает падать. У него отваливаются ножки, он постепенно наклоняется в сторону, и вся еда падает прямо на пол. Получалось этакое месиво из спагетти на полу.

В действительности же, моя сестра начинала собирать по полу прозрачные продукты и невидимые тарелки, которых там и в помине не было. Однако, такие случаи по длительности проходили быстро и не затягивались, но заставляли мою маму каждый раз отводить Дану к врачу.

Ей поставили шизофрению, так как она:

1. Видела галлюцинации.

2. Слышала голоса.

3. Несла бред про нереальные вещи и ситуации. Это мешало ей жить.

4. В начале заболевания у неё прослеживалась алогия. Она стал меньше разговаривать, да и вся её речь стала более скудной. Хотя впоследствии такое побочное действие вызывали и прописанные ей медикаменты, которые сестра иногда отказывалась принимать, и поэтому её речь приходила в относительную норму.

– Дана, ты в порядке?

– Да.

– Чего-нибудь хочешь?

– Нет.

– Точно? Ты выглядишь измученной слегка.

– Мм…

Самым тяжелым периодом для сестры была госпитализация после приступа, который отпечатался в памяти у всех нас.

Я раньше всех пришла из школы домой, когда маме позвонили и сообщили, что с Даной случился неприятный инцидент. Во время обеда, моей сестре начали видеться какие-то вещи. До сих пор не знаю, что именно это было, так как она никому не стала рассказывать об этом в подробностях. Может быть, она что-то и слышала, но после всё отрицала.

Дана сидела с одноклассницами и неожиданно смахнула всю посуду со стола. Стеклянные стаканы повалились на пол. Не помню, ранила ли она кого-то. Сестра забилась в углу с осколком стекла в руке и находилась в столь странном и пугающем для всех состоянии, что куратору пришлось срочно вызывать в школу нашу маму.

Дана меняла учебное заведение дважды. Мать надеялась, что принятие таблеток и следование рекомендациям врача сможет успокоить её дочь и не вызовет больше таких серьезных проблем. Это было её огромное заблуждение думать, что все недочеты в психическом здоровье младшей сестры можно было бы устранить только лекарствами. Словно и вовсе не существовало арт или трудотерапии. Хотя, о чем я вообще говорю? Тогда я даже не знала, что такое существует на белом свете.

Мне никогда не нравились больницы. Думаю, что это самое последнее место, где я хотела бы оказаться. Многие члены моей семьи выбрали себе профессию врачей. Моя тетя Елена, родная сестра матери, работала медсестрой в больнице. Она ухаживала за пациентами после перенесенных ими инсультов. Таких людей действительно приходилось выхаживать.

Бабушка, прежде чем выйти на пенсию, занимала должность старшей сестры хозяйки в психиатрической больнице. Пару раз, я помню, как приходила к ней. Это всегда был ряд старых корпусов, территории которых были огорожены забором. Внутри росло много деревьев, разбивался ряд пышных садов, чтобы радовать врачей, которые изо дня в день трудились на благо лечебницы.

Мне приходилось сначала проходить через ржавые ворота кирпичного цвета, пункт охраны, где меня встречала бабушка. То место, действительно, производило на меня сильное впечатление.

Я шла по территории больницы, и мы с бабушкой Роуз проходили мимо огороженных зон, куда выводили на прогулку пациентов. Мне удалось увидеть часть больных из мужского корпуса на свежем воздухе.

Кто-то из мужчин просто ходил, передвигая ноги то назад, то вперед. Кто-то стоял у забора без малейшего намека на движение. На закрытой территории располагались столики и стулья. За ними сидели люди в пижамах, в которых и ели, и спали, и гуляли. Эти рубашки со штанами были очень похожи на пижамы.

Я помню, взгляд одного молодого человека. На вид ему было двадцать два или двадцать четыре года. Он был очень молод, с темными волосами, подстриженными под ёжик. Парень смотрел на меня, сидя на скамейке в пол оборота. Взгляд у него был стеклянный. Он даже не отводил его от меня куда-то в сторону. Взгляд отвела я, потому что мне стало не по себе. Однако страха не присутствовало. Наверное, прорывалась жалость. В этом-то и заключается проблема: ты вечно испытываешь жалость к людям, у которых живые глаза постепенно превращаются в мертвые, если уже не стали таковыми. Ты не знаешь их истории, но всё, что ты можешь сказать это: «Мне очень жаль».

Бабушка оставляла меня сидеть в бельевой комнате. Там, среди свернутых матрасов и одеял, я сидела и читала книги. Я была знакома с остальными сестрами, которые работали в психиатрической больнице. На удивление, они всегда выглядели крайне позитивными. Полагаю, что другого пути у них просто не было. Если ты не мог абстрагироваться от всего происходящего, ты бы точно не сумел здесь работать. Если честно, я искренне восхищалась этими женщинами.

Они пили чай в бельевой. День у них был расписан по часам, если не по минутам.

Однажды, я оказалась на одном из этажей. Бабушка попросила меня посидеть на скамеечке, прежде чем она закончит сдавать белье под отчет. Я сидела у кабинета МРТ, когда медбрат вывел очередь пациентов из мужского корпуса на обследование. Признаюсь, в начале, я прибывала в ужасе. Чувство дискомфорта не покидало меня весь тот промежуток времени, пока бабушка не забрала меня с собой из лечебного корпуса.

Я не могла отвлечься на книгу. Мне было страшно и хотелось уйти, вернуться в бельевую. Да, я боялась за себя. Раньше я не видела людей на подобие их. По крайне мере, в качестве оправдания, могу сказать, что я была всего на всего ребенком. Как я должна была реагировать?

Медбрат сказал пациентам сесть и ждать своей очереди. Врач будет вызывать всех по фамилии. Мужчин было где-то около пяти или шести человек. Они находились в состоянии прострации, как мне показалось. Потерянные, измученные, слишком усталые, чтобы двигаться, должно быть, накаченные медикаментами.

До того раз я никогда не видела людей с психическими расстройствами именно в таком состоянии, прямо в лечебнице. Поэтому на меня это произвело колоссальное впечатление.

Взрослый мужчина, сидящий первым в очереди, имел лысую голову, и его черепная коробка была похожа на арбуз. Она была размером куда больше обычной головы, что напоминало мне о страдающих от водянки. Пациент смотрел в пол, был очень худым и высоким. Мне тут же хотелось вжаться в стену.

Другой мужчина, был наоборот, небритый с немытой головой. Челюсть у него выпирала вперед, и он все время вертел кулаком по часовой стрелке, вглядываясь меня, прищурившись. Веки у него напирали на глаза. Его лицо выражало рассерженность или даже злость. Складывалось такое ощущение, что этот пациент сейчас подойдет и ударит меня, поэтому я просила про себя, чтобы бабушка пришла как можно скорее. Мне было страшно подняться с насиженного места и куда-то уйти. Я не знала, что может произойти в следующую минуту, и просто сильно боялась за свою жизнь.

Когда Дана начала болеть, я столкнулась с этим состоянием во второй раз. Отнюдь неверно будет полагать, что я не была в больницах до и после случившегося с моей сестрой. У меня был крайне неприятный опыт, связанный с этим.

Бабушку несколько раз оперировали с грыжей, что заставляло нервничать мою мать и её сестру. К тому же, огромное влияние оказала смерть отца, которую мы застали вместе с Даной.

Я точно не знаю, что становится катализатором для развития психического заболевания, но думаю, что смерть папы сильно повлияла на мою младшую сестру. Это была наша маленькая трагедия, после которой мы не могли оправиться ещё очень долгое время. Я полагаю, что и мать также перенесла эту утрату с последствиями, которые до сих пор дают о себе знать.