Мы пели «Аминь» и мы знали, что так оно и есть.

Служба начиналась ещё до того, как прихожане собирались в храм, и я каждый раз видела, как пространство заполняется новыми людьми. Мне невольно становилось интересно, каким образом все они попали сюда. Конечно, в переносном смысле. Я оглядывала небольшую толпу взглядом и в мою голову приходило осознание, что я буду петь для них.

Папа говорил, что мы должны нести слово Божье. Песнопения – это не просто ноты. Это прежде всего слово, которое отзывается в сердцах десятка прихожан. Под наши голоса люди молятся. Не бывает так, чтобы солировал лишь один голос. Такого не может быть. Есть только то время, когда десятки сопрано, альтов, теноров и басов сливаются в единый.

И вы слышите его, заходя в храм, церковь или собор. Вы слышите его, как хор ангелов. Как призыв. Нечто чистое. Неземное. Вы чувствуете это?

И я почувствовала это. Ещё давным-давно. Голос церковного хора, который будто звал меня войти внутрь, всё глубже, под купол, словно это самое важное место на всей земле. Словно именно там сходит благословение самого Господа. Ты не можешь противоречить этому голосу. Он зовет тебя.

Я помню, как стояла в большом соборе в раннем детстве. Я не видела тех людей, что поют мне, но я ощутила, как их голоса помогли мне ощутить Божье присутствие. Я видела себя такой маленькой по сравнению с теми высокими стенами и мощными колоннами, которые уходили далеко ввысь, но мне не было страшно. С каждым вздохом я могла ощущать, как моя душа открывает глаза из вне моего тела и смотрит на всё вокруг совершенно новым взглядом. Это и было начало.

Однако Дана относилась к этому скорее негативно. В детстве мы вдвоем пели в церковном хоре. Рождество и Пасха занимали огромное место в моем сердце. Рождество было замечательным не потому, что я ждала Санта-Клауса и подарков, как многие дети во всём мире. Пасха не была столь долгожданной только, потому что я желала съесть шоколадного зайца или покрасить яйца. Рождество было прекрасным, потому что родился спаситель, но главное, что он не просто родился на этом свете, а родился именно в моём сердце. Пасха была столь близка моей душе не только из-за того, что Иисус воскрес, победив зло всего мира, но и потому что и я обрела надежду на свое собственное спасение.

Сестра считала это ерундой. Однако так было не всегда.

Когда папы не стало, вся церковная тематика стала вызывать у неё только негатив и сплошной нигилизм.

«Я больше не пойду в храм, понятно?!»

«Мне там не нравится!»

«Я сыта этим всем по горло!»

«Какой смысл?!»

«Мне не нужен ваш Бог!»

Отрицание перешло в безразличие, но она продолжала оставаться моей младшей сестрой, которую я всё также любила, как раньше. Даже подобное отношение не могло изменить моего обожания к ней.

Повезло, что Дана вообще окончила учебный год без каких-либо последствий, однако я знала, что ей не становится лучше, так как улучшений не было заметно.

Когда мы спрашивали врача о причинах возникновения данного заболевания, тот объяснял, что существует множество теорий, почему эта болезнь появилась у того или иного человека: наследственность, нарушение медиаторов головного мозга, влияние окружающей среды, общества, последствия определенной стрессовой ситуации. Причин может быть множество. Никто от этого не застрахован и это может случиться с любым человеком.

Ступор, который находил на Дану, выливался в нечто плохое. Несколько раз сестра разбивала от страха стекла в ванной, поэтому мы прекратили их менять на новые. В зеркалах она могла видеть искажающиеся образы тех или иных людей, поэтому, чтобы оградить её от сильного стресса, зеркала в нашем доме в местах общего пользования оказались под запретом.

«В этих зеркалах живет зло».

Доктор Гордон, на первых порах, ведущий лечение Даны, рассказывал, что чаще всего человек начинает болеть шизофренией в молодом возрасте. В среднем этот возраст колеблется от семнадцати до двадцати лет. У женщин данное заболевание, считается, протекает тяжелее, чем у мужчин.

Чем больше мама слушала доктора Гордона, тем больше опускались её плечи в кресле, в котором она сидела.

И в один день, мать вызвала меня на кухню на весьма серьезный разговор.

– Хотите пожить у Елены? – спросила она, не поднимая на меня глаз.

– Не поняла? Ты отсылаешь нас к тёте? Это шутка какая-то?

– Я подумала, что так будет лучше.

– В каком это месте так будет лучше?

– Там, где живет Елена, много природы и красивых мест. Это пойдет Дане на пользу. Свежий воздух, деревья, лес.

– Скажи мне, пожалуйста, при чем здесь тогда я?

– Ты можешь там за ней присмотреть.

– Мне нужны деньги. Я закончила школу два года назад и мне надо иметь средства, чтобы как-то двигаться дальше.

– В городке есть рестораны, в которые ты сможешь устроиться и подзаработать.

– Нет, спасибо, я лучше останусь здесь. Я всю жизнь прожила с Даной. Я хочу попробовать устроить свою личную жизнь в таком случае. Мне интересно, как сестра закончит школу? Зачем нужен этот непонятный переезд в последний учебный год?

– Я не вижу причин, почему мое предложение у тебя вызывает такое недоумение. Это же не глушь, Тори, там есть несколько школ. Я уже присмотрела ей хорошее место.

– И её примут с её диагнозом? Я просто не очень хорошо в этом разбираюсь.

– Там нет никаких особенных противопоказаний. Можешь не беспокоиться. Она в ремиссии.

– Какой ещё ремиссии? Разве уместен сейчас этот термин? И разве ей это нужно? К чему такая спешка?

– Ты видела табели успеваемости своей сестры?

– А что там?

– Одни из самых низких баллов за все классы. Она просто ничего не слушает на уроках. После выпускного класса, я даже не знаю, поступит ли она в колледж. Повезет, если ли вообще закончит школу.

– Я тоже не пошла в колледж.

– Тебе не стоит сравнивать себя и свою сестру. Быть честной, я всегда думала, что факультет искусств или журналистики это то, чего ты так сильно хотела.

– Я не думаю, что это прокормило бы меня в дальнейшем.

– Полагаю, так должны говорить, наоборот, родители своим детям.

– Видимо, я стала разумней. Это лишь очередной этап взросления.

– Но ты же любишь поэзию.

– Как и ты оладья.

– Значит, ты не поедешь с Даной?

– Нет, спасибо. Я всё ещё считаю эту идею абсурдной… Ты никогда не говоришь мне, в чем истинная причина твоих действий. Ты устала от нас?

– Не в этом дело.

– Даже, если за Даной будет присматривать Елена, то зачем же я буду там нужна?

– Я надеюсь, что она присмотрит за ней, но я не могу на 100 % быть в этом уверена.

– Она же приезжала к нам на прошлые каникулы. Она видела, как ведет себя Дана. Елена точно справится.

– Ты так считаешь?

– Дана не кидается на людей. Что-то слышит и всё. Не думаю, что она опасна. Она принимала столько лекарств, что я на её месте, если б смотрела на стену, видела бы только стену.

Я не могла рассказывать маме все инциденты, которые происходили тогда, когда захлопывалась входная дверь и она уходила на работу. Это была моя защита, которую я хотела обеспечить младшей сестре.

– Мне просто интересно, что ты больше не хочешь быть с ней рядом, – проговорила мать.

– Дело не в этом. Дана мне близка, но к чему такие перемены? Какие-то необдуманные скоропостижные решения, о которых ты можешь потом пожалеть. Она здесь вроде как под нашим присмотром, а также контролем врачей.

– Я не хочу, чтобы её состояние ухудшалось.

– А вдали от семьи ей должно стать лучше?

– Я еще раз пообщалась с доктором Гордоном. Ты знаешь, что городское население более подвержено шизофрении, чем те, кто живёт за городом в силу большей информационной нагрузки?

– Мне кажется, что не надо быть врачом, чтобы это понимать.

– Я не отказываюсь от неё. Многие на моем месте бы поступили бы по-другому.