Легко сказать, сидя в кресле. Совсем не так легко, вцепившись в плот одной рукой и массируя мышцы ног другой. Потеряв шаткое равновесие, Андрей снова погрузился под воду, чуть не перевернув плот. Опять наглотавшись воды, он почувствовал, как вместе с жидкостью в него вливается усталость. Воздуха в легких почти не было. С трудом вынырнув, он судорожно стал глотать воздух открытым ртом. Легкие разрывались, мышцы болели, в висках стучал пульс, отсчитывая секунды жизни. Только бы они были не последними. Андрей держался за плот обеими руками, сплевывая попавшую воду и давая отдых измученному телу.
— Сейчас, сейчас. Отдохну только немного и поплыву дальше. — Неподвижность давала отдых мышцам, но открывала дверь холоду, ознобом бившим Андрея. — Сейчас, сейчас. Нужно двигаться дальше. — Несмотря на необходимость, мышцы не слушались Андрея, не желая шевелиться. Он уже начинал привыкать к холоду. Можно еще отдохнуть. Озноб стал кидать Андрея из тепла в стужу. Холод отступал. Становилось даже жарко. Так спокойно качаться на этих волнах. Можно даже поспать. В остатки сознания Андрея стало просачиваться понимание — он замерзает. Осознание этого пробудило задремавший страх, включающий инстинкт самосохранения. Инстинкт задействовал спинной мозг, действующий гораздо эффективнее головного в экстремальных ситуациях. Андрей предпринял попытку продолжить плавание. Мышцы слушались с трудом, но все же слушались. Плот медленно продолжил двигаться к противоположному берегу. Движение это жизнь. А боль это извечный спутник жизни. Боль в мышцах давала надежду — он еще жив, он еще борется. Но бороться становилось все тяжелее. Все сложнее было управляться с ногами. Еще чуть-чуть, и силы окончательно покинут его. Андрей уже не шевелил ногами, как что-то опять коснулось его ступни. Опять акула? Нет. Ощущения не те. Вот опять что-то коснулось. Да это же земля. Берег был совсем близко. Андрей встрепенулся и встал. Ноги уверенно оперлись о дно. Он шел к берегу — все почти закончилось. Идти было проще, чем плыть. Берег был пологим. Андрей вышел на него и упал в теплый песок. Холод еще не отступил. Пока рано расслабляться. Дрожащими руками Андрей расстегнул рюкзак и достал оттуда несколько рубашек. Одну он использовал как полотенце, тщательно растерев тело, остальные применил по назначению, надев их все на себя. Переправа закончилась. Такое плевое дело чуть не закончилась гибелью. Как иногда опасны бывают безопасные на первый взгляд действия.
Лес становился гуще. С каждым пройденным километром на север появлялись новые растения, иногда на замену старым. Появился подлесок. Вернее, он стал заметным. Кустарник и низкорослые деревья цеплялись когтистыми лапами за одежду, не давали пройти, запутывали и сбивали с пути. Наверное, так рождались предания о леших и кикиморах. Возможно, эти предания не так уж далеки от истины. И кикимора с лешим или какие-то другие сказочно-лесные существа попробуют заблудить Андрея. Пусть попробуют. Им придется хорошо постараться. Тяжело будет запутать владельца компаса. А вот замедлить могут. Скорость его заметно снизилась. Да еще и валежник периодически преграждал путь, кидая вызов акробатическим способностям. Андрей старался их обходить, не доверяя податливой древесине старых деревьев. Но иногда приходилось их преодолевать, осторожно ступая по трухе и хватаясь за ненадежные сучки. Андрей все глубже погружался в лес. Густые кроны деревьев надежно защищали подлесок от дневного света, а когда на солнце набегали тучи, здесь, внизу, становилось темно почти как ночью. Все вокруг было живым. Буквально каждый кубический сантиметр был набит жизнью. От одноклеточных и главных хозяев этого места — растений, до птиц и млекопитающих, которых не было даже видно. Одно радовало — окружающий лес был такой густой, что не давал шанса опасным крупным животным. Можно не опасаться бурого медведя или гризли. Андрей видел их в зоопарке и удивился их грузности и грации — балеруны в телах борцов сумо. Повстречаться с такими было бы событием неприятным.
Вскоре Андрей заметил странности в произрастании деревьев. Их стволы образовывали геометрические фигуры — линии, квадраты, прямоугольники. Кое-где даже появились прорехи в лесном покрове. Солнечные лучи ярко подсвечивали проплешины в ткани леса. Это явно было делом рук разумного существа. Но зачем кому-то надо было так высаживать лес. Для красоты? Возможно. Но оценить ее можно только с высоты, что не очень разумно. Тут кто-то летал на воздушном шаре и видел красивые узоры? Андрей представил как это все выглядело со сторон. Красиво? Да как-то не очень. Какая-то сетка. И надписей никаких не наблюдается. Понятно. Нужно подходить с другой стороны. Деревья никто специально не выращивал. Они сами выросли. Там, где им было удобнее расти. Там, где им ничего не мешало. Где не было фундаментов зданий. Отсюда и эта сетка с прямоугольниками и квадратами. Определенно здесь раньше было поселение, нынче покинутое, разрушенное и поросшее деревьями. Довольно давно это поселение стоит заброшенным. Лес почти поглотил его. Нельзя было даже сказать, какой высоты здания были здесь. Попади Андрей сюда попозже, он бы и понятия не имел, что ходит по улицам некогда живого поселения. Да и сейчас нельзя сказать, что вот эта линия деревьев была улицей или трубопроводом. А может, здесь просто росла живая изгородь. Лес стер все различия и скоро сотрет любые воспоминания. Когда человечество исчезнет с лица планеты, как скоро природа сотрет все воспоминания о величайшем паразите? Или человечество раньше сотрет природу и исчезнет вслед за ней, навсегда оставив следы своих злодеяний на безжизненном куске камня, в назидание более разумным существам, кои посетят эту многострадальную планету. В Андрее все-таки теплилась надежда, что люди научатся жить в гармонии с природой. Но что может сделать изгнанник, чтобы эта надежда не осталась только надеждой? Мотнув головой, чтобы избавиться от грустных мыслей, Андрей пошел вдоль колоннады стволов, представляя кто здесь жил и чем занимался. В мыслях возникали древние предки из античных времен, строившие каменные дома с портиками, атриями и перистилями. Статные люди в белых накидках ходили меж домов, останавливались и начинали философские споры о смысле бытия, об устройстве мира и родственных связях богов. Как такие мысли возникали в северном лесу, было непонятно. Хотелось, чтобы эти дома пришли в запустение действительно очень давно. Но в реальности, конечно, дома были намного младше, и пугала стремительность, с которой они захватывались разбушевавшейся природой. Если при гибели поселения погибли и люди, то их скелеты должны были уже полностью уйти под землю. Андрей живо представил, что ходит по тысячам костей внезапно умерших людей. Прах вернулся к праху. Опять он себя накручивает. Ему только дай свободу, и он тут же накрутит самый худший вариант. С массовыми убийствами и мгновенным разрушением. А может это не самый худший вариант? Может моментальная смерть лучше постепенного угасания с осознанием того, что нет будущего, что жизнь с каждым днем будет становиться только хуже? Может счастливая жизнь и мгновенная смерть лучше жизни в нескончаемом несчастии, неотличимой от болезненного небытия? Конечно, счастливая жизнь лучше, но тогда и умирать страшнее. Андрей еще не решил, что лучше. Как будто кто-то ставил его перед таким выбором. Но, наверное, лучше выбрать первый вариант. А еще лучше покинуть это место и не забивать себе голову ненужными мыслями.
Все чаще солнце слепило глаза. Все легче становилось идти. Проплешины попадались все чаще. Подлесок скукожился до незаметных размеров. Лес потихоньку отступал. Хотя, нет. Лес наступал, но еще не в полную силу обрушился на это место. Появились неразрушенные остовы зданий. Нельзя было с полной уверенностью сказать, как они выглядели в дни своего величия, но это были далеко не античные постройки. Кто бы сомневался. Сквозь лесную траву стали проклевываться дороги. Даже стали попадаться погнутые дорожные знаки, на которых сквозь ржавчину проглядывали знакомые узоры. Похоже, они не менялись с момента появления автомобиля. Заметив большой белый прямоугольник, Андрей обошел его и увидел перечеркнутую надпись. «Богатое удолье». Так называлось это поселение. Или это реклама. Одно из двух. У зданий стали появляться стены. Простые панели с вырезанными квадратами окон. Да, это явно не полис. Куда же подевались местные жители? Не похоже, что их бомбили. Скорее они сами покинули свои жилища. Он шел среди обглоданных костей города, постепенно обрастающих плотью. Природа еще не до конца сгрызла этот памятник человеческого тщеславия. Как он беззащитен перед лицом истинной силы. Разлагающийся город пугал сильнее, чем умирающий человек. Хотя здания не чувствовали боли и страданий, они были немыми свидетелями человеческих неудач, о чем недвусмысленно рассказывали одним своим покинутым видом.
