Проехав несколько километров, все время петляя для запутывания следов, они остановились. Нужно подлечить вездеход. С пробитым колесом он далеко не уедет. Хорошо, что в салоне есть все для замены. Потратив час и основательно вымотавшись, они заменили колесо. Яков пару раз неуклюже падал, один раз даже уронив почти надетое на ступицу колесо. Андрей заметил, что эта неловкость проявляется только в спокойное время, и улетучивается, как только Яков оказывается в экстремальной ситуации. За собой он тоже заметил схожую особенность, но проявляющуюся несколько иначе — эта винтовка буквально изменила его, сделала опасным, не сомневающимся ни в чем зверем. А может винтовка — это просто отговорка, а такое его поведение — это сама его суть? — Нет, — отверг это предположение Андрей. — Я не такой. Никогда таким не был. — Он взял винтовку и оставил ее на камнях. — Больше ты не будешь командовать мной.

— А теперь плавно отпускай сцепление, — вездеход дернулся и заглох. — Ничего страшного, попробуй еще раз. Не забывай поджимать газ, — Яков учил Андрея справляться с сотнями жеребцов, скрытых под капотом автомобиля. Это оказалось сложнее, чем выглядело со стороны. Нужно было одновременно управляться с педалями, рычагом и рулем, и смотреть на дорогу — вернее бездорожье. Это вдалбливалось часами практики, которыми они сейчас не располагали. Вездеход в очередной раз заглох.

— Тебе нужно довести свои действия до автоматизма, запрограммировать спинной мозг… Отдохни пока. Соберись с мыслями.

Андрей встал с водительского кресла и сел на землю в тень от нависающей скалы. Он закрыл глаза и представил как он управляет машиной, какие действия делает и в каком порядке, как движутся его руки и ноги. Повторил несколько раз мысленную тренировку.

— Все, я готов, — он встал и уверенно сел за руль.

— Ну что ж. Давай еще раз попробуем. Плавно отпускай сцепление и медленно… — Яков застыл на полуслове. Вездеход рванул с места, но не заглох. Андрей уверенно переключал передачи, увеличивая скорость и объезжая препятствия, встречающиеся на пути. Визуализация управления, проведенная мозгом, сработала, он сжал часы тренировок в несколько минут. Андрей как будто не учился ездить, а вспоминал забытые навыки.

— А ты быстро учишься.

— Иногда, когда мозг сначала работает один, а тело подключается позже, эффективность учебы возрастает в разы. Я это заметил, когда учился рисовать схемы. Если сначала все хорошо обдумать, то результат получается качественней и быстрее.

— Надо попробовать твою методику, а то у меня работает или только мозг, или только тело. Они никак не связаны.

— Так вот почему ты такой неуклюжий.

— Я неуклюжий? Никогда этого не замечал. Хотя… — Яков задумался, смотря перед собой расфокусированным взглядом. Он машинально достал из кармана карандаш и стал его крутить в руках. Неловкое движение и карандаш выскальзывает из пальцев. Яков пытается поймать его. У него почти получается, но он хватает слишком поздно, и карандаш, отпружинив от кожи рук, падает на пол вездехода. — Возможно, ты прав, и я действительно неуклюжий…

— Впрочем, — отвлекся от своих раздумий Яков, — пора нам прощаться. Теперь ты готов к путешествию. Надеюсь, я скоро тоже отправлюсь в новую экспедицию в далекие края. Здесь, на природе я понял, что мое место под открытым небом, а не в тесной лаборатории. Я даже чувствовать себя стал лучше. И если ты все таки вернешься с гербарием, а Алекса не найдешь, то обратись к моей сестре — я ее предупрежу. Давай я дам тебе адрес. — Он потянулся к карману в поисках карандаша и, не найдя его, удивленно произнес: — И куда только деваются все мои карандаши? Это мое проклятие. Так и поверишь в сверхъестественные силы. — Андрей поднял с пола карандаш и протянул его Якову. — Спасибо. Как он там оказался? Впрочем, неважно. А зачем мне карандаш? Ах да. Адрес. — Он взял клочок бумаги и написал на нем адрес своей сестры. — Она единственная из родни, кто старается меня понять.

— Если вернусь — обязательно зайду. Но как же ты доберешься до своего лагеря?

— Да. Далековато мы забрались. Честно говоря, я даже не думал как вернуться. Только если ты меня подбросишь.

— Бензина много — могу подбросить по бездорожью, но очень близко к лагерю я подъехать не смогу. Боюсь, что патруль может засечь.

— А мне близко и не надо. Достаточно двадцати километров, а дальше я сам дойду.

Андрей вжимал педаль газа в пол, уезжая от исторгнувшего его города. Он высадил Якова недалеко от болот, окружающих Гарград. Прощание было коротким и немногословным. Они пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Хоть Андрей и знал Якова недолго, он будет скучать по его рассеянности, доброте и интересных рассказах об окружающем мире. Он, конечно, обещал вернуться, но понимал, что это невозможно. Грусть перемешивалась с однообразным пейзажем, окружающим путешественника. Камни, серая земля, кое-где занесенная таким же серым песком, изредка торчащие скалы, невысокие горы на горизонте. Когда-то здесь были леса — буйно-зеленое покрывало, укрывающее землю от палящего солнца. Но город выдоил эти угодья, забрал деревья, срезал почву. Это происходило постепенно и незаметно. Сначала лес вырубался квадратами, места вырубок зарастали травой, и сверху это даже смотрелось красиво. Затем квадраты разрастались, их засеивали зерном и снимали по два урожая в год, травмируя плодородную почву. Первыми закончились леса. Зелень сменилась золотом. Потом и поля перестали приносить урожай. Золото поблекло, покрылось пылью и окончательно посерело. Обескровленная земля перестала дарить жизнь. Это случилось уже давно, и теперь Андрей находился посередине серого ничего, и ему казалось, что он пребывает здесь вечность, и нет никакого Гарграда, и не было никогда. Как и не было других людей, других пейзажей, а эта серость эквивалентна бесконечности, простирающая свои владения далеко за пределы вселенной. И у мира нет ни начала, ни конца, одна только неизменность, застывшая во времени. А без времени движение теряет смысл. Это не Андрей перемещался по равнине, а камни, скалы и прочие неровности меняли свое расположение, ничего не меняя по сути. Сколько он уже тут находится? Трудно определить время, когда время застыло. Часы? Недели? Все может быть правдой. Несмотря на свою серость, мир посерел еще больше, стал почти черно-белым. Нет. Серо-серым. С разной градацией серости. А может он всегда таким и был? И нужно только снять разноцветные очки, чтобы увидеть эту грандиозную равномерность?

Однообразность внезапно закончилась. Андрей не сразу осознал что произошло. Но что-то изменилось. Что-то добавилось. Что-то чуждое этому спокойному неизменному миру. Сердце учащенно билось, тревога нарастала гулом в ушах. Гул! Вот он, внешний раздражитель, инородный призрак, вплетающийся в порывы ветра и заглушающий их. Этот гул не сулил ничего хорошего. Андрей оглянулся в поисках его источника. Он был совсем рядом. Наконец он увидел. Открывшееся зрелище заставило усомниться в реальности происходящего. Параллельно его курсу, чуть поодаль двигалась вереница автомобилей. Но какие это были автомобили. В них угадывались детали разных машин, виденных Андреем на улицах города и технических объектах. Это были настоящие чудовища Франкенштейна, собранные из трупов машин и оживленные неведомым сумрачным гением. Двери, крылья, крышки капотов были местами изъедены ржавчиной, местами искорежены или погнуты. Тут и там из корпусов торчали наваренные острые шипы и арматурины, угрожающе громыхали ржавые стальные цепи. Черный дым выхлопных труб перемешивался с серой пылью, поднятой колесами, создавая феерическое зрелище рассекающего каменистую гладь потока машин. Во многих из них не было лобовых стекол и было хорошо видно их обитателей — существ под стать своим машинам, людей, одетых в серую одежду, пеструю своими формами — куртки без одного или обоих рукавов, повязки из непонятных материалов, полуштаны, полушорты, юбки в сочетании с голым торсом, цепи, обматывающие тела в самых неожиданных местах, кольца, имеющие еще более неожиданную прописку, шипы, самодельное и настоящее оружие в руках, ножи, хлысты, алебарды (алебарды?). На головах были надеты очки, шлемы, кое на ком виднелись противогазы — все это было призвано защитить лицо от летящих в него песка и мелких камней. Процессия машин приближалась к вездеходу, извергая шум, пыль и дым, плывя словно сказочный дракон, играющий со своей беззащитной жертвой. Андрей прибавил газа в надежде оторваться от этого мрачного карнавального шествия. И хотя максимальная скорость вездехода была выше этих недоразумений, преследовавших его, но знание местности и умение управлять машиной в условиях бездорожья были явно не на стороне Андрея. Развив большую скорость, он иногда взмывал в воздух, отскакивая от неудачно попадавшихся под колеса камней и валунов, что снижало и его скорость, и расстояние до преследователей. Очередная погоня, но теперь нет ни напарника-водителя, ни напарницы — роковой винтовки. Отличалась и дорога, и преследователи. Все стало диким. Неужели его преследовали те дикие, о которых говорили люди на блокпосте? Он не знал, что в пустошах обитают такие одичавшие люди. Но, несмотря на свою дикость и наличие ружей, они, в отличие от цивилизованных обитателей блокпоста, не стреляли в Андрея. Однако их грозный вид не вселял спокойствия, и можно было полагать, что попадание в их руки было не лучше, чем попадание в лапы охранителей. Андрей поймал себя на мысли, что он неосознанно применил разные слова для одного и того же — руки и лапы. С дикарями он еще не сталкивался и априори надеялся, что они окажутся человечными. Но страх и осторожность не желали испытывать судьбу и подгоняли его уйти от погони.