Машины сломались в Аббевиле. Они могли продолжать движение на бензине, но были тайно возвращены в Англию, где изобретение доведут до ума. Через месяц-другой команда предпримет новый старт, но на этот раз без оповещения прессы. Для того чтобы я своим возвращением в Лондон не выдал их неудачи, Раттер был послан вперёд с целью организовать нам безопасное путешествие в Персию. Фактически я безвозмездно пользуюсь привилегированным положением шантажиста.

Мы провели большую часть дня на море, оправляясь от пережитых невзгод, после чего забронировали на вторник места в автобусе «Нэрн Трэнспорт Компани» до Багдада.

Сегодня вечером мистер Нэрн собственной персоной, интересуясь машинами на древесном угле, зашёл выпить вместе с нами. Уже много лет зная не только об этом изобретении, но и о многих других, он был настроен скептически, и мы при всём желании так и не смогли развеять его сомнения. Вся Сирия в восторге от фотографий его «пульмана», нового автобуса, который начнёт курсировать в ноябре.

Дамаск, 18 сентября. – С момента нашего прибытия на сирийский берег мы с Кристофером убедились в том, что сторговаться за полцены можно практически за любой товар, от бутылки газированной воды до королевских апартаментов. Этот навык отлично пригодился в отеле Баальбека.

– Четыреста пиастров за этот номер? Четыреста, вы сказали? Боже правый! Сейчас же уезжаем! Вызывайте машину. Триста пятьдесят? Сто пятьдесят, вы хотели сказать. Триста? Вы что, глухие и не слышите? Я сказал, сто пятьдесят. Мы уходим. Здесь есть другие отели. Идём, загружайте обратно багаж. Я сомневаюсь, что мы вообще останемся в Баальбеке.

– Но, сэр, это первоклассная гостиница. Очень хороший ужин за наш счёт, пять блюд. Это наш лучший номер, сэр, в нём есть ванна и очень красивый вид на старинные руины.

– Боже правый, разве руины ваши? Мы что, должны платить вам за воздух? Пять блюд на ужин слишком много, и я не думаю, что ванна работает. Вы всё ещё говорите триста? Сбавьте. Я говорю, сбавьте немного. Уже лучше, двести пятьдесят. Я сказал, сто пятьдесят. Я говорю, двести. Остальные пятьдесят вы заплатите из своего кармана, не так ли? Ну, так сделайте, будьте любезны. Я буду очень признателен. Тогда двести? Нет? Ну хорошо, – мы сбегаем вниз по лестнице и выходим из отеля. – До свидания. Что? Я не расслышал. Двести. Я так и думал.

– А теперь, будьте добры, виски с содовой. Сколько вы за это берёте? Пятьдесят пиастров. Целых пятьдесят пиастров. За кого вы нас принимаете? И вообще, вы всегда наливаете слишком много виски. Я заплачу пятнадцать пиастров, а не пятьдесят. Пожалуйста, не смейтесь. И не уходите. Я хочу точно отмеренную порцию виски, ни больше ни меньше; здесь только половина полной порции. Тридцать, говорите? Тридцать – это разве половина от пятидесяти? Вы умеете считать? Действительно, с содовой. Двадцать. Нет, не двадцать пять. Двадцать. Вот и вся разница, если у вас достаточно ума это понять. Принесите скорее бутылку и, ради всего святого, не спорьте.

Во время ужина из пяти блюд мы похвалили повара за сочную птицу.

– Куропатки, сэр, – ответил он, – я деляль их жирный в маленький домик.

Вход на территорию с древними руинами стоит пять шиллингов с человека за разовое посещение. Договорившись по телефону с Бейрутом о снижении цены за билет, мы направились туда пешком.

– Guide, Monsieur?41

Молчание.

– Guide, Monsieur?

Молчание.

– Qu’est-ce que vous désirez, Monsieur?42

Молчание.

– D’où venez-vous, Monsieur?43

Молчание.

– Où allez-vous, Monsieur?44

Молчание.

– Vous avez des affaires ici, Monsieur?45

– Нет.

– Vous avez des affaires à Baghdad, Monsieur?46

– Нет.

– Vous avez des affaires à Téhéran, Monsieur?47

– Нет.

– Alors, qu’est-ce que vous faites, Monsieur?48

– Je fais un voyage en Syrie.49

– Vous êtes un officier naval, Monsieur?50

– Нет.

– Alors, qu’est-ce que vous êtes, Monsieur?51

– Je suis homme.52

– Quoi?53

– HOMME.54

– Je comprends. Touriste.55

Сейчас даже слово «путешественник» стало старомодным и не без оснований, поскольку носит положительный оттенок. В старину путешественники отправлялись на поиски знаний и радушно принимались коренными жителями, гордо увеселявшими гостей местными обычаями. В Европе это чувство взаимного уважения давно исчезло. Но там, по крайней мере, «туристы» больше не вызывают удивления. Они – часть пейзажа и, в девяти случаях из десяти, у них недостаёт денег потратиться сверх стоимости тура. Здесь же туристы до сих пор в диковинку. Если вы приезжаете из Лондона в Сирию по делам, то должны быть богаты. Если же выезжаете так далеко в развлекательное путешествие, то должны быть до неприличия состоятельны. Никого не волнует, нравятся ли вам эти места или нет. Как шакал – это шакал, так и вы – просто турист, паразитирующая особь человеческого вида, которую только и нужно, что доить как дойную корову или каучуковое дерево.

Напоследок мы столкнулись с самоуправством в виде турникета, где парализованный маразматик тратил по десять минут на оформление каждого входного билета. После чего мы сбежали от рутины будней к славе античности.

Баальбек – это триумф, рождённый в мраморе; масштабы высеченного в камне величия, чей язык остаётся понятен неискушённому взору, затмевают предстающий муравейником Нью-Йорк. Камень персикового цвета расписан румянцем золота так же, как колонны церкви Сент-Мартин-ин-зе-филдс измалёваны сажей. Текстура мрамора не лессированная, а слегка припудренная, как у цветка вишни. Рассвет – лучшее время для созерцания этого великолепия: поднимите свой взор к Шести колоннам56, когда золото персикового камня и небесная синь лучезарны в равной мере и даже пустующие без колонн стилобаты57 полны живительной благословенной силы солнца наперекор торжеству сиреневых глубин небосвода. Поднимите свой взор, поднимите свой взор, устремите свой взгляд ввысь, вверх по этой каменой плоти, по этим трижды огромным стволам, к разрушенным капителям и карнизам размером с целое здание, парящим в синеве. Вглядитесь поверх стен на зелёные рощи белоствольных тополей, а за ними – на далёкий Ливан, мерцающий сиреневым и голубым, золотым и розовым светом. Взгляните на зияющую пустоту, распластавшуюся вдоль гор: каменистую пустыню, чистое море. Жадно глотните воздуха из вышины. Прикоснитесь к камню своими мягкими руками. Проститесь с Западом, если тот принадлежал вам прежде, а затем возвращайтесь туристом на Восток.

Мы так и поступили после закрытия. Надвигались сумерки. Дамы и джентльмены отдельными компаниями устроили пикник на лужайке у ручья. Одни сидели у мраморных фонтанов, развлекая друг друга непринуждённой беседой, другие под случайными деревьями ужинали на траве в свете переносных фонарей. Звёзды взошли, склоны гор укрылись во мгле. Я почувствовал умиротворяющее спокойствие ислама. И если я упоминаю об этом заурядном опыте, то только потому, что в Египте и Турции это миролюбие теперь отрицается, в то время как в Индии ислам, как и многое другое, кажется уникальным и исключительно индийским. В каком-то смысле так и есть, ведь ни человек, ни общество не смогут впитать подавляющего воздействия культуры извне без изменений в собственной идентичности. Но вот что я могу поведать о себе: путешествуя по магометанской Индии, не будучи знакомым с Персией, я сравнивал себя с индийцем, который изучает европейский классицизм на берегах Балтики, а не Средиземного моря.