Я стою на укреплениях бастиона Мартиненго, гигантского земляного сооружения, облицованного тёсаным камнем и защищённого рвом сорок футов в глубину, который вырублен в скале и когда-то был заполнен морской водой. Из-под земли, из недр этого горного укрепления, на дневной свет прямо у меня под ногами выезжают две гружёные повозки. По правую и левую руку от меня, опоясывая бастион, тянутся парапеты крепостных стен, прерываемых толстыми цилиндрами башен. Передний план занят пустырём, который пересекает вереница верблюдов, ведомых турком в мешковатых штанах. В небольшом укрытии сидят две турчанки и что-то готовят в тени фигового дерева. За их спинами начинается город из огромного количества аккуратных маленьких домиков. Одни – из глины, другие – из камня от разграбленных памятников, остальные – с красными черепичными крышами и белёными мазаными стенами. Здесь нет ни плана застройки, ни заботы о благоустройстве. Пальмы растут между домов, вокруг которых распределены земельные наделы. И среди всей этой путаницы высятся крокеты15 и контрфорсы16 готического собора17, рассекающего оранжевым камнем далёкий союз неба и моря из бирюзы и сапфира. Слева береговую линию продолжает гряда сиреневых гор. Навстречу им из гавани дымит пароход. Из-под земли у меня под ногами снова возникает запряжённая волами повозка. Неподалёку готовятся прилечь верблюды. А дама в розовом платье и живописной шляпке сентиментально вглядывается в сторону Никосии с вершины ближайшей, через одну от меня, башни.

Ларнака, 3 сентября. – Местный отель не отвечает стандартам. В других городах гостиницы чистые, аккуратные и, кроме того, дешёвые. Еда не очень изысканная, но даже английская оккупация не смогла испортить греческую кухню. Есть выбор из нескольких хороших вин. Да и вода вкусная.

Я поехал в Кити, в восьми милях отсюда, где священник и ризничий, оба в мешковатых штанах и высоких сапогах, с особым уважением приняли письмо архиепископа. Они провели меня в церковь, мозаика которой служит образцом прекрасной работы; техника исполнения, как мне кажется, десятого века, хотя другие относят её к шестому. Одеяния Богородицы дымчато-фиолетового, почти угольного цвета. В бело-серых и светло-коричневых одеждах рядом с нею архангелы; зелёный цвет их павлиньих крыльев повторяется в зелёных шарах в дланях их. Лики, длани и пяты как бы образуют небольшие кубы. Вся композиция подчинена необыкновенному ритму. Её размеры невелики, не более человеческого роста, а церковь не слишком высока: свод можно рассмотреть с расстояния десяти футов.

Пароход «Марта Вашингтон», 4 сентября. – Я нашёл Кристофера на пирсе; аккуратная, но неохотно растущая борода пятидневной давности украшала его лицо. Он не получал никаких известий от угольщиков, но был рад перспективе оказаться в Иерусалиме.

На борту судна 900 пассажиров. Кристофер провёл для меня экскурсию по каютам третьего класса. Если бы в них содержали скот, то порядочный англичанин сообщил бы об этом в Королевское общество защиты животных. Однако тарифы очень дёшевы, и ни для кого не секрет, что пассажиры, будучи евреями, могли бы доплатить при желании. Первый класс ненамного лучше. Я делю каюту с французом-адвокатом, среди бутылок и пижонства которого не пролезет и тонкая булавка. Он прочёл мне лекцию об английских соборах. Дарем стоил того, чтобы посетить. «Что же касается всего остального, мой дорогой сэр, то это сантехнический фаянс».

Ужин прошёл в компании англичанина. Я начал разговор в надежде, что путешествие моего собеседника проходило прекрасно.

Он ответил:

– Несомненно. Добродетель и милосердие сопровождали нас на протяжении всего пути.

Мимо прошла усталая женщина, ведущая за руку непослушного ребёнка. Я выразил ей своё сочувствие:

– Мне всегда так жаль женщин, которые отправляются в путешествие с детьми.

– Я не могу с вами согласиться. Для меня маленькие дети – это лучики солнца.

Позже я застал это милое создание в шезлонге за чтением Библии. Вот за что протестанты нарекут проповедником.

ПАЛЕСТИНА: Иерусалим (2800 футов), 6 сентября. – Даже никарагуанскому прокажённому было бы проще договориться со службами Британского мандата18 в порту, нежели нам вчера. Офицеры пограничного контроля зашли на борт в пять утра. После двухчасового ожидания в очереди мне пришлось объяснять им отсутствие визы и, более того, одобрения на посещение Палестины. Я ответил, что могу приобрести визу на месте, а также сообщил, что система индоссамента, практикуемая нашим Министерством иностранных дел и не имеющая никакого отношения к действительности паспорта, является всего лишь одной из самых грубых форм мошенничества. Затем другой зануда углядел, что я был в России. Когда? С какой целью? О, ради удовольствия? Было ли оно доставлено? И куда я собрался теперь? В Афганистан? С какими целями? Снова ради удовольствия, несомненно. Наверное, он подумал, что я отправился в кругосветное путешествие. После чего они так увлеклись дипломатической визой Кристофера, что позабыли выдать ему карточку на высадку.

У трапа скопилась разгорячённая толпа. По своим внешним данным евреи могут выглядеть как самые лучшие, так и самые худшие представители человечества. Эти были худшие. Они воняли, таращились друг на друга, толкались и кричали. Кто-то из простоявших в толпе пять часов зарыдал. Когда раввин не смог того утешить, Кристофер предложил виски с содовой из соседнего окна бара. Бедняга отказался. Наш багаж понемногу перенесли в лодку. Я тоже перебрался поближе к багажу. Кристоферу пришлось вернуться за карточкой на высадку. Нас сильно качало, когда мы преодолевали прибойный риф, образующий «порт» Яффы. Женщине стало плохо у меня на руках. Её муж кормил ребенка, а второй рукой удерживал горшок с высокими цветами вероники.

«Наверх, пожалуйста!» – и потная бесформенная толпа разделилась на две очереди. Через полчаса я добрался до врача. Он извинился за задержку и выдал мне медицинскую справку без осмотра. Внизу лодочники требовали оплаты. Наша перевозка с багажом обошлась в 1 фунт и 2 шиллинга. «Вы пишете книги?» – спросил меня офицер таможенной службы, вычислив автора облагаемой пошлиной непристойности. Пришлось признаться, что я не лорд Байрон, и предложить интервьюеру заняться своими делами. Наконец мы нашли машину и, захлопнув боковины капота в знак уважения к Святой земле, отправились в Иерусалим.

Отель «Кинг Дэвид» – единственный достойный отель в Азии по ту сторону от Шанхая. Мы дорожим каждым мгновением, проведённым в его стенах. Общий декор гармоничный и сдержанный, почти строгий. Однако вы можете так и не подумать, если судить по объявлению, вывешенному в холле:

ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ НА ВНУТРЕННЮЮ ОТДЕЛКУ ОТЕЛЯ «КИНГ ДЭВИД», ИЕРУСАЛИМ

Интерьер создан с целью пробудить в памяти древние семитские мотивы и передать атмосферу славного периода царства Давида.

Точная реконструкция невозможна, поэтому художник старался адаптировать к современности старинную иудейскую стилистику.

Вестибюль: Период царя Давида (ассирийское влияние).

Главная гостиная: Период царя Давида (хеттское влияние).

Читальный зал: Период царя Соломона.

Бар: Период царя Соломона.

Ресторан: Греко-сирийский стиль.

Банкетный зал: Финикийский стиль (ассирийское влияние) и т. д.

Г. А. ХУФШМИД

Декоратор, OEV&SWB

Женева

Красота ландшафта Иерусалима не уступает Толедо. Город разместился в горах, являя пейзаж из куполов и башен, окружённых зубцами крепостных стен, на столе из скал над низменной долиной. До самых дальних холмов Моава очертания страны напоминают горизонтали на физической карте, взметаясь по склонам правильными слоями изгибов и отбрасывая величественные тени в укрытых долинах. Огненным опалом свет отражается от земли и от скал. Случайно или намеренно сочинённое расположение превратило город в произведение искусства.