День пути прошёл в диком напряжении. Мы то пикировали, то взмывали вверх по горному серпантину, проносясь над бескрайними равнинами. Солнце испепеляло. Огромные спирали пыли, танцующие, словно демоны, над пустыней, удушали нас и тормозили стремительный «Шевроле». Вдруг далеко впереди, в долине, мелькнул бирюзовый кувшин, подпрыгивавший на спине осла. Рядом шёл хозяин в одеждах тускло-голубого цвета. И, глядя на этих двоих, затерявшихся в гигантской каменистой пустоши, я вдруг осознал, почему синий – исконно персидский цвет, название которого на фарси означает воду.

К наступлению ночи мы добрались до столицы. Ни один проблеск света не мелькнул на горизонте. Но затем деревья и дома внезапно нас окружили. Днём эти места похожи на Балканы. Но горы Эльбурса, занимающие половину небосклона, придают удивительное очарование выходящим на них улицам.

Тегеран, 3 октября. – В английском клубе мы застали Крефтера75, ассистента Герцфельда76 в Персеполе, занятого беседой с первым секретарём американского консульства Уодсвортом77. Секрет, который сильно волновал их обоих, а потому недолго оставался в тайне, заключался в том, что за время отъезда Герцфельда за границу Крефтер нашёл несколько золотых и серебряных дощечек, повествующих об основании Персеполя Дарием. Он вычислил их местоположение при помощи абстрактной математики; и вот дощечки лежали внутри каменных ящиков, найденных во время раскопок. Довольно неохотно он показал нам фотографии: археологическая ревность и подозрительность читались в его глазах. Герцфельд, похоже, приобрёл Персеполь в частную собственность и теперь запрещает там фотографировать.

Сегодня днём я был у Мирзаянца, миниатюрного и вежливого пожилого джентльмена. Мы сидели в его кабинете с видом на круглый пруд и сад, полный посаженных его руками петуний и герани. Мирзаянц – депутат от армянской колонии Джульфы под Исфаханом, к тому же перевёл на армянский язык «Корсара». Байрон сентиментально почитаем его народом за упоминание армянского монастыря в Венеции. Мы заговорили о войне, о том, что большинство персов ставят свои деньги (как в прямом, так и в переносном смысле) на Центральные державы78. Не имея никакого представления о морской мощи, они даже не представляют себе, какой ущерб может нанести Англия отдалённой на 200 фарсахов79 Германии. Мирзаянц был более дальновиден:

«Я часто рассказываю людям следующую историю. Однажды я путешествовал из Басры в Багдад и ненадолго остановился у одного шейха, который делал всё возможное ради моего удовольствия. Он был богатый человек, а потому дал мне прокатиться на прекрасной серой кобыле, которая гарцевала и брыкалась, в то время как сам он, не спеша, ехал рядом на еле ступающей вороной лошади. Тогда я спросил его:

– Почему ты дал мне прекрасное животное, а сам едешь на кляче, которая хуже побитой собаки?

– Ты думаешь, что моя лошадь никуда не годится? – ответил шейх. – Давай устроим скачки.

Первые четверть мили я мчался впереди. Наконец оглянулся.

– Давай, давай, – прокричал шейх, взмахнув рукой.

Я поскакал дальше. Через некоторое время шейх начал меня догонять. Я хорошенько подстегнул свою лошадь, но всё было напрасно. Вороная кобыла пронеслась мимо, казалось, еле переступая копытами.

Так я отвечаю людям, что серая кобыла – это Германия, а вороная – Англия».

Голхак (4500 футов), 5 октября. – Утро лени. Деревья затеняют камышовые шторы лоджии. Горы и голубое небо проглядывают сквозь деревья. Ручей бежит с холмов в выложенный голубой плиткой бассейн. «Волшебная флейта» звучит из граммофона.

Здесь будто тегеранский Шимла80.

Сумку из Багдада я получил спустя две недели из рук офицера военно-воздушных сил, принимавшего участие в эвакуации ассирийцев. Он рассказал о том, что если ему или его сослуживцам приказали бы бомбить ассирийцев, о чём велась широкая дискуссия, то они, без сомнений, подали бы рапорт об отставке. Аэродром возле Мосула, где они приземлились, был усеян трупами с простреленными гениталиями; хоронить убитых пришлось британцам. С подветренной стороны деревни также распространялось жуткое зловоние, напомнившее старшим офицерам о событиях мировой войны. Военные сделали фотографии массового убийства. По возвращении в Багдад снимки конфисковали, после чего всем приказали хранить молчание. Как и любой человек, офицер был в ярости от возмущения, когда речь зашла о сохранении лица Британской короны путём сокрытия ужасных изуверств.

За обедом мы познакомились с мистером Уайли, американским охотником на крупную дичь, который охотился на онагров в окрестностях Исфахана. Разговор зашёл также о каспийском тигре и тюлене, дикой лошади и персидском льве. Тигр и тюлень встречаются довольно часто. Ходят слухи, что два года назад какой-то немец подстрелил здесь дикую лошадь, но, к сожалению, его слуги съели не только мясо, но и шкуру, после чего это животное больше никто не видел. Последнего льва видели вблизи Шуштера во время войны.

Горы казались бесконечно живописными во время нашего продвижения через сады и огороды на пути к голым предгорьям, ясным и жизнеутверждающим, словно призывный голос. На востоке одинокой шапкой снега виднелся Демавенд. Солнце клонилось к закату. Наши тени удлинились, слившись воедино над всей равниной в огромную тень. Нижние холмы окутала мгла, затем верхние и, наконец, вершины. Не желая расставаться с солнцем, Демавенд розовым угольком тлел в темнеющем небе. Когда мы позднее повернули лошадей, закат обратился вспять: солнце, зашедшее за облака, вновь возродилось под ними. Демавенд скрылся в тени, а предгорья осветились предзакатными лучами. На этот раз тень нарастала быстрее. Горный хребет погрузился во тьму. Розовый уголёк затеплился вновь, но лишь на минуту. Наконец из своего укрытия вышли звёзды.

Сегодня вечером пришло известие, что позавчера в десять часов вечера в тюрьме скончался Теймурташ81; его лишили всего необходимого, в том числе возможности нормально спать. Я был в Москве во время его визита в 1932 году и нахожу это известие крайне печальным; те, кто знал и любил его как всемогущего визиря, сильно потрясены утратой. Однако правосудие здесь – дело королевское и личное; его вполне могли бы прилюдно забить ногами до смерти. Марджорибэнкс управляет страной с помощью страха, главный из которых – страх королевского сапога. Некоторые могут утверждать, что это делает ему честь в век оружия, разящего на расстоянии.

Тегеран, 7 октября. – Занятый поиском поддержки для своих путешествий, я встречался со многими интересными людьми, среди которых министр внутренних дел Джем82, менеджер по сбыту Англо-персидской нефтяной компании Мустафа Фатех и эпиграфист Фараджолла Базл. Не стоит забывать и про чаепития у Мирзаянца, где беседы велись на английском, греческом, армянском, русском и персидском языках. Главным гостем был Эмири-джан, брат военного министра Сардара Асада и один из великих бахтиарских вождей. Он привёз в подарок дочери Мирзаянца позолоченную кукольную мебель, обитую плюшем, что привело гостей в полный восторг. Все восклицали: «Вах! Вах!»

Шир Ахмад, посол Афганистана, напоминает тигра, переодетого в еврея. Я попросил:

– Если Ваше Превосходительство изволит дать мне разрешение, то я надеюсь посетить Афганистан.

– Надеетесь посетить Афганистан? – ревёт: – Р-РАЗУМЕЕТСЯ, вы посетите Афганистан.