Тазе-Кенд
Тазе-Кенд (ок. 5000 футов), 17 октября. – Я постарался как можно точнее записать название этого селения, что на самом деле не столь важно. Здесь только один дом, да и тот в фарсахе от Мераге. Фарсах (в Ксенофонте – парасанг) интересен с практической точки зрения. Эта мера расстояния «стабилизировалась» на уровне четырёх миль, но в обиходе может варьироваться от трёх до семи.
Наши овчинные тулупы и спальные мешки расстелены в комнате наверху. Сквозь незастеклённое окно проглядывают верхушки тополей и последний отблеск неба, грозящего зимой… Вспыхивает спичка, фонарь освещает неровности глинобитной стены; за окном быстро темнеет. Разогревая в щипцах кубик опиума, склонился над мангалом полицейский Аббас. Он только что дал и мне затянуться; на вкус отдаёт картофелем. Погонщика мулов в углу комнаты зовут Хаджи-Баба. Кристофер читает Гиббона. В кастрюле тушится курица с луком. А я думаю о том, что если бы мы предусмотрительнее отнеслись к путешествию, то взяли бы побольше еды и инсектициды.
Чиновники в Мераге слышали о Расатхане, что значит «звёздный дом», или обсерватория, но никогда не видели её. Она была построена Хулагу в XIII веке, и наблюдения оттуда, ставшие серьёзным вкладом ислама в астрономию, были в ходу до начала XV века, когда Улугбек107 в очередной раз пересмотрел календарь. Мы рано выехали, на полном скаку покорили гору и достигли ровной площадки, где в направлении четырёх сторон света к нескольким курганам вели прямые мощёные дорожки, пересекавшиеся под прямым углом. Дорожки, как мы предполагали, служили для выполнения астрономических расчётов, а курганы оказались руинами зданий. Но если здесь и была наша конечная цель, то где же тогда остальные участники отряда: мэр, начальник полиции и военный комендант, ехавшие впереди? Пока наш эскорт галопом носился в их поисках то тут, то там, мы стояли на краю обрыва, откуда открывался прекрасный вид на озеро Урмию, и с нетерпением ждали, когда гончие выскочат из лесной чащи у подножия горы. Вдруг пропавшие должностные лица обнаружились внизу на склоне, буквально у нас под ногами, – им оставалось примерно полпути; когда мы спустились к ним, ведя лошадей под уздцы, то заметили в скале высеченный полукруг, в центре которого открывался вход в пещеру. Последняя, вероятно, имела естественное происхождение, но затем, очевидно, её искусственно расширили.
Внутри пещеры мы обнаружили два алтаря: один обращался на юг, в сторону входа, а второй, что справа, – на восток. Каждый был вырублен из натурального камня и находился в своего рода нише108 с остроконечным сводом. Справа в стене, за алтарём со стороны Мекки, стоял грубо высеченный михраб. По обе стороны от центрального алтаря зияли два входа в туннели. Последние вели в небольшие залы с углублениями в стенах для ламп; подземные коридоры продолжались и дальше, но были сильно засыпаны грунтом. Нам стало интересно, были ли они когда-то связаны с обсерваторией наверху, и если да, то проводились ли наблюдения при дневном свете. Говорят, что днём со дна колодца видно звёзды.
Пока я фотографировал внутреннее убранство пещер и думал о том, насколько неинтересными покажутся результаты моей работы другим, Кристофер услышал, как начальник полиции шепнул военному коменданту: «Интересно, зачем британскому правительству нужны фотографии этой пещеры». Что ж, вполне вероятно.
Лошади с трудом спускались по крутому склону, прокладывая путь к деревне у подножия гор. Мы скользили вслед за животными, наконец добрались до дома старосты, где нас ждали угощения из фруктов, чай и арак.
* * *
Когда мы вечером выезжали из города, то сразу же за его воротами я заметил ещё одну башню109 XII века, возведённую из знакомого старинного кирпича земляничного цвета. Квадрат башни построен на фундаменте из тёсаного камня. На каждой из трёх стен по две панели с арками и твидовым узором из кирпича. Углы здания скрыты полуколоннами. Крупную и единственную панель главного фасада обрамляет архивольт110 с куфическими надписями и синей инкрустацией по периметру входных дверей. Внутри башни находится неглубокий купол, опирающийся на четыре широких, но очень низких тромпа111. Отсутствие орнамента, который здесь излишен, компенсируется гармоничными пропорциями. Какое классическое совершенство кубических объёмов, одновременно сильное и лиричное, открывается европейцу в этом новом архитектурном мире. И иноземный путник, забывая про красоту остальных азиатских зданий, мечтает о том, чтобы эта ценность стала его собственным открытием. Удивительнее всего обнаружить тождество гармонии так далеко за пределами Азии, пусть и звучащее на совершенно ином архитектурном языке.
Соумеэ
Соумеэ (ок. 5500 футов), 18 октября. – Сегодня утром Аббас и погонщики мулов были слишком обкурены опиумом, чтобы отправиться в дальнейший путь. Когда мы выразили своё неудовольствие, они рассмеялись нам в лицо. В действительности их манеры отвратительны, а в стране, где вежливость ценится исключительно высоко, нет нужды проявлять излишнее добродушие. Поэтому сегодня вечером, когда наши спутники начали устраиваться в комнате на ночлег, я выставил их за дверь вместе с булькающим кальяном, самоваром и скарбом. Кристофер, заметно беспокоясь, предупредил меня, что такие действия идут вразрез с местными обычаями, и проиллюстрировал свою мысль небольшим рассказом. Однажды он гостил у бахтиарского вождя и привёл того в ужас просьбой удалить из комнаты слуг и поговорить наедине. В ответ я заявил, что у меня свои обычаи, в числе которых не испытывать неудобств по причине курения трубок либо соседства с нанятыми погонщиками.
Сегодня мы проехали пять фарсахов, довольствуясь кружкой курта и мучаясь от езды в деревянных сёдлах. Вскоре после Тазе-Кенда дорога привела нас к прекрасному старинному мосту112. Три арки, чередуясь с двумя невысокими каменными опорами, привлекали внимание знакомым ярко-красным кирпичом. Затем мы поднялись на холмистое нагорье; широкое и мрачное, оно заметно оголилось в преддверии осени. Отдельные распаханные наделы гордились богатой бурой почвой; для земледелия пригодна вся долина: здесь можно приютить гораздо больше населения, чем проживает сегодня. Нас встретила первая большая деревня. В её центре на примитивном основании, по виду похожем на древний таран, стояла массивная каменная плита, на которой жители деревни отжимали масло.
Мы занимаем лучшую комнату в доме старосты. Она находится над хлевом, а потому сильно пропахла. Стены недавно побелены; в конце комнаты сложен настоящий камин, вокруг которого устроены ниши для хранения предметов быта: кувшинов, мисок, оловянных кружек – в некоторых стоят горшочки с ароматической смесью из листьев розы и различных трав. Мебели нет, постелены только ковры. Вдоль перегородки уложена груда одеял и пледов, накрытых старомодным ситцем. До войны его специально ткали в России для среднеазиатского рынка: на одном из валиков-подушек изображены пароходы, первый в мире аэроплан и ранние модели автомобилей в круглых виньетках из цветов на алом фоне. Выглядит всё нарядно и чисто. С моей руки только что спрыгнула блоха, и этой ночью я боюсь не за себя (меня никогда не кусают), а за Кристофера, для которого блохи пострашнее шуток из мюзик-холла.
Нам принесли кружку парного молока. Мы откупорили бутылку виски в честь давшей его коровы.
Когда азербайджанцы говорят по-персидски, то произносят к как ч, а когда доходят до ч, то произносят ц.
Каледжулк
Каледжулк (ок. 5500 футов), 19 октября. – Крохотные облачка сияют в синеве. Мы поднимаемся по пологим склонам, за которыми открывается серая панорама пересечённой местности, изрытой красными и чёрными вспаханными полями, где в земных складках скрываются серые башенки деревень; о далёкие горы разбиваются холмы, покрытые розовыми и лимонными прожилками; наконец, хребет за хребтом, сиреневые зубцы огораживают всё вокруг. Вершины-близнецы над Тебризом преследуют нас, как, впрочем, и жёлтые бабочки. Далеко внизу едет навстречу всадник: «Мир вам». – «Мир вам». Цок-цок, цок-цок, цок-цок… Мы снова одни.