Священное место было отмечено каирнами138. Мужчины-паломники спустились вниз и приступили к молитве, обратившись лицом в сторону Мекки, а спиной – к Мешхеду. Водитель также спустился, но только за оплатой, а поскольку мужья были заняты, то ему поневоле приходилось подходить к их жёнам. Крики протеста, переходящие в яростное и продолжительное крещендо, нарушили момент излияния благодати. Набожные мужья молились, бились лбами о каирны, рвали на ногах обмотки, тяжело вздыхали, оглашая причитаниями всю округу, закатывали глаза к небу в стремлении отсрочить наступление неизбежной расплаты. В это время вокруг автобуса вытанцовывали водитель с помощником, отбиваясь от закутанных с головы до ног гарпий. Один за другим мужья пытались незаметно вернуться на свои места. Одного за другим их отлавливали. Каждый протестовал в течение четверти часа. Но только трое в итоге отказались заплатить, и их, вопящих и извергающих проклятия, выставили из автобуса кулаками и пинками. Изгнанники ленивой рысцой пустились вниз с холма во главе с жалобно ноющим фарисеем, самым активным из компании, который всю дорогу просидел рядом со мной на переднем сиденье.
Автобус едва успел тронуться с места, как женщины, сидевшие позади, подняли истошный вой. Орудуя кулаками и кухонной утварью, они почти что снесли тонкую деревянную перегородку, отделявшую нас с водителем от их гнева. Автобус опять остановился. Откинув в сторону вуали, взмыленные мегеры упрашивали вернуть мужей. К тому времени у меня уже не было других желаний, кроме как добраться до гостиницы до наступления темноты. «Либо возвращайте людей, – сказал я водителю, – либо поезжайте без меня. Если мы задержимся здесь хотя бы на минуту, то я вам не заплачу». Аргумент возымел действие. Водитель нагнал мужчин, которые продолжали бежать по дороге, и пригласил их вернуться. Те не согласились. Найдя укрытие в канаве, мужчины решительно не желали оказать любезность извергу, осквернившему самый святой момент их жизни. Женщины снова подняли крик и кулаки. Опять затрещала перегородка. Весь автобус начал скрипеть как несмазанная телега. «ВПЕРЁД!» – закричал я, топая по доскам на полу, пока те не прогнулись до самой земли. Выпрыгнув из автобуса, водитель наконец схватил дезертиров, избил их до мольбы о пощаде и затащил обратно. Соседнее место снова занял фарисей. Теперь настал мой черёд негодовать. Я дал понять, что не поеду рядом с ним. В ответ фарисей схватил мою руку и, прижав её к своей колючей, блестящей от слюны бороде, начал лобызать. Я мигом отшвырнул невежу и выскочил из автобуса, заявив потрясённому, измученному и несчастному водителю, что больше не потерплю оскорбительного соседства и пойду в Мешхед пешком, унося с собой и деньги. Теперь женщины перенесли свои оскорбления на фарисея и затащили раболепствующего грубияна внутрь салона. И мы помчались в святой город со скоростью, от которой расколется и пушечный лафет.
Мы с водителем переглянулись и громко рассмеялись.
Мешхед, 17 ноября. – Купола святыни возвышаются над городом. Туркоманы, казахи, афганцы, таджики и хазарейцы толпятся на подступах к мечети, смешиваясь с грязной толпой псевдоевропейских персов. Полиция боится этих фанатиков, и потому для неверных доступ по-прежнему закрыт, несмотря на официальную антиклерикальную политику, которая держит мечети открытыми в остальных городах. «Если вы действительно хотите туда пройти, – предложил мне человек в гостинице, – я могу одолжить вам свой головной убор. Больше ничего не нужно». Я с отвращением посмотрел на потрёпанный символ правления Марджорибэнкса, пародию на французское кепи, и решил, что это вряд ли поможет пройти через пропускной пункт человеку с голубыми глазами и светлыми усами.
Не так давно Марджорибэнкс с первым визитом посетил Систан. Для удовлетворения его аппетита к современной планировке перепуганные местные власти построили целый город в потёмкинском стиле: стены, хотя и были освещены электричеством, не огораживали ничего вокруг, кроме полей. За день до визита пригнали целый грузовик с детской одеждой. На следующее утро школа стала похожа на французский детский сад. Монарх подъехал поближе и даже остановился, чтобы уволить директора школы за устаревший фасон одежды, а затем двинулся дальше, но не раньше, чем в следующую школу отправили многострадальную форму, в очередной раз снятую с детей и уложенную в грузовик. Персия по-прежнему остаётся страной Хаджи-Бабы139.
Вчера приехала команда Ноэла. Я забронировал место до Герата в афганском грузовике, который весь украшен розами. Отъезд запланирован на послезавтра.
Мешхед, 18 ноября. – Тус, родина Фирдоуси, существовал ещё до основания Мешхеда, разросшегося вокруг гробницы имама Резы. Город находится в восемнадцати милях к северо-западу от Мешхеда, недалеко от дороги на Асхабад140, оставшийся по другую сторону русской границы.
Курганы и хребты выдают очертания старого города. Через реку перекинут старинный мост141 на восьми арках. На фоне синих гор возвышается массивный купол мавзолея142 из кирпича цвета высохших листьев розы. Доподлинно неизвестно, память о ком здесь хранится, но если судить по внешнему сходству с Мавзолеем султана Санджара в Мерве, то монумент воздвигнут в XII веке. Мавзолей один остался от былого величия Туса.
Между тем в следующем году будет отмечаться тысячелетие со дня рождения Фирдоуси. Иностранцы слышали о Фирдоуси и ценят его так, как могут ценить поэта, которого никогда не читали. Поэтому вполне ожидаемо, что многочисленные гости будут отдавать дань почтения не столько его творчеству, сколько его национальности. На это, по крайней мере, надеются сами персы. Объявлена программа торжеств. Направляя свои делегации, правительства стран, чьи границы или другие интересы пересекаются в Персии, не применут напомнить Марджорибэнксу о том, что пока предки последнего сочиняли героические эпосы, предки первых наносили вайду143. Безусловно, они также не забудут отметить и то, что подобные сравнения сегодня неуместны. Новая железная дорога Его Величества, его беспристрастное и открытое правосудие, его страсть к костюмам для отдыха дарят надежду всему растерянному миру. В действительности Реза-шах Пехлеви воздаёт должное Фирдоуси.
Тус, долго безмолвствовавший между пустыней и горами, на время превратится в арену для пышных речей. На месте вероятного погребения поэта торжественно откроют кенотаф144. Даже незавершённый объект приятно удивляет. На широком лестничном марше установлена квадратная пирамида, которую вскоре облицуют белым камнем. Перед монументом, встречая гостей парой классических павильонов, сверкает водной гладью длинный пруд в обрамлении ровных линий деревьев. Проект вызывает восхищение, даже несмотря на ограниченность восточного вкуса в столкновении с западной идеей. Западная часть, кенотаф, проста, насколько только возможно; персидская, представленная садом, прекрасна, как и всегда; обе сочетаются в гармоничных пропорциях. Когда церемонии закончатся и снова будут звучать только козьи колокольчики, ценитель Фирдоуси найдёт благодатный покой вблизи скромной гробницы.
Сегодня днём в консульстве прошло чаепитие, завершившееся играми. Весьма любопытным зрелищем оказалось наблюдать за начальником полиции, который имел вид палача, а возможно, им и являлся. Привязанные друг к другу за руки, они с американской миссионеркой соревновались в поиске спрятанных напёрстков. Я встретил мистера Дональдсона, главу американской миссии, который вместо беспокойства о новообращённых (или, возможно, помимо этого) на днях опубликовал книгу о религии шиитов.
