Кроме того, нет планов, в которых можно предусмотреть все без исключения. То и дело возникали непредвиденные ситуации. Рассерженные полицейские могли заставить нас прижаться к обочине и остановиться, что они и делали — за задержку движения транспорта. Нас могли вынудить остановиться и втянуть в разговоры люди, испытывающие к нам самые дружеские чувства. Какое-то неожиданное мероприятие на пути следования (или, наоборот, запланированное, о котором нам забыли сказать), и мы вылетаем из графика, пока раздаем значки и брошюры. Погода, дорожные условия, травмы, болезнь — любая из этих и дюжина прочих причин могли начисто выбить нас из графика. Поэтому мы по возможности старались все планировать заранее, но каждый день требовал импровизации.

В результате у нас сложилось впечатление об Америке, как бы разбитое на маленькие эпизоды, как отдельные кадры в кино, причем их было так много, что мы иногда спорили, куда какой отнести. Где мы видели этого броненосца-самоубийцу — в Техасе или в Луизиане? А велосипедисты? Помнишь велосипедистов? А помнишь, к нам в фургон залез детеныш горного льва, — когда это было, не в тот ли день, когда тарантул напал на велосипед Ли? А помнишь тот случай, когда Ли и Дон решили, что остаток жизни им придется провести в мексиканской тюрьме? А эти чокнутые псы? Откуда все они тогда набежали?..

Что у них здесь, в Америке, у каждого собака? Создавалось именно такое впечатление. И казалось, все они бегали без поводков. Где бы мы ни ехали — по сельским дорогам или через населенные места, — непременно какая-нибудь собака выскакивала, словно черт, из ближайшего двора и мчалась за человеком в эдакой забавной маленькой машинке с такими вот огромными, аппетитными колесами. А я ехал как раз с такой скоростью, будто приглашал их в погоню. А бывали случаи, когда в сельской местности за мной начинали гнаться коровы.

Ребята из моей команды пытались разными способами отпугивать собак. Поначалу они сигналили клаксоном или резко кидали машину в сторону собак. Потом решили прибегнуть к помощи сирен или кричали в мегафон, которым мы пользовались в случае проезда через толпу. Все было безрезультатно. Однажды мы даже купили баллон со слезоточивым газом. Когда Нэнси попыталась им воспользоваться, у него отвалился колпачок. Она в сердцах швырнула всю банку в собаку. Но и это не дало результата.

Оставалось только одно — прибегнуть к грубой силе. И мы завели в нашем домике на колесах большую палку. Как только за мной начинал гнаться пес, кто-нибудь хватал палку, выпрыгивал на землю и начинал наступать на собаку, при этом размахивая палкой и издавая дикие крики.

И с одним мы таки справились. Заставили его встать, как вкопанного. Ли увидел, как он несется сзади, атакуя мое кресло. Он схватил палку, распахнул дверь и выскочил на дорогу. Но при этом требуется одна маленькая хитрость. Прыгать нужно в направлении движения фургона. Но в ту минуту пес бежал слегка позади, и Ли выпрыгнул в противоположную сторону и шлепнулся прямо лицом об асфальт. К счастью, он расшибся несильно, разве что слегка ободрал кожу и поцарапался. Все это выглядело так нелепо, что все ребята просто грохнули от смеха. Пес остановился, посмотрел на поверженного Ли, затем повернулся и медленно поплелся восвояси.

Когда мой заезд кончился и я залез снова в фургон, у всех ребят на груди красовались значки — изображение собаки, обведенной кружком, с чертой поперек.

«Победители псов!» — хором крикнули они.

А какая жара стояла! Наверное, это все из-за жары.

Чего только не случалось из-за жары, пока мы пересекали пески Аризоны и Нью-Мексико и углублялись дальше в Техас. Скажем, я не имею обыкновения разговаривать с канюками. Но я отчетливо помню испепеляющую жару на дороге в аризонской пустыне, когда, измученный жаждой и усталый, с глазами, воспаленными от солнечного света, я смотрел вперед и видел одну лишь дорогу и песчаные дюны, а стоило взглянуть наверх — надо мной кружат два канюка. Я понаблюдал за ними несколько секунд, потом погрозил им кулаком и крикнул:

«Ну что, не удалось вам меня доконать? И не удастся!»

В это время дом на колесах шел за мной футах в двадцати, в нем была и пища и вода, так было уютно, там сидели мои друзья. Все, что от меня требовалось, — это подать сигнал, и кто-нибудь из них тут же окажется рядом, чтобы дать мне попить или побрызгать водой мне на плечи. Но на какое-то мгновение я остался наедине с пустыней и канюками. Меня это глубоко задело, и я вовсе не собирался позволить им одержать верх.

Кажется, Дэниель Бун как-то сказал, что он никогда за всю жизнь не терял присутствия духа, но раз-другой впадал в смятение чувств эдак недели на две. Вот и мы были в душевном смятении. Причем весьма основательном.

Поскольку после дня, проведенного в пути, нам никогда не хватало времени на самые обыкновенные вещи, из которых состоит повседневная жизнь, — это и покупки в магазине, и прачечная, и кое-какие дела в банке, отправка домой писем, сувениров и полных ящиков прочей всячины — наклеек, шляп, стихов и почетных грамот, которыми нас заваливали по пути, — наш домик на колесах то вырывался далеко вперед, то задерживался в пути и нагонял нас позднее. Не раз во время очередного заезда я оказывался в сопровождении одного из членов моей команды неизвестно где, уповая лишь на то, что фургон нагонит нас вовремя и я смогу напиться воды и принять ванну. Обычно он приезжал к установленному сроку. Но не всегда.

Еще в Аризоне они дважды теряли меня. Первый раз Ли и Дон унеслись куда-то вперед. Они должны были раздобыть воду и запропастились неизвестно куда. Температура на дороге была около 38 °C. Мы должны были пройти двенадцать миль, потом сделать остановку. А появились они, когда я со своим напарником вышел на восемнадцатую милю. Думаете, у них не нашлось весомого оправдания? Конечно же, нашлось. Они снимались на видеофильм на фоне кактуса.

Клайд Смит, физиотерапевт, — он заменял Аманду на отрезке пути до Феникса — спал в домике на колесах, когда его разбудил чей-то смех. Он выглянул в окно и увидел Дона и Ли: они стояли на песке перед кактусом, а перед ними на камне была установлена камера, так чтобы они были в кадре. Ли отрезал кусок кактуса и предлагал его Дону, объясняя при этом, что турне пришлось свернуть, что у нас кончились деньги и провиант и что вот, мол, это и есть твой обед.

Клайд заорал на них и стал тыкать пальцем в часы. Если посередине аризонской пустыни можно побледнеть как полотно, то именно это с ними и произошло. Они так развеселились, что начисто потеряли счет времени. А может быть, у них вообще мозги от жары расплавились. Во всяком случае, когда они наконец догнали меня, эта история вовсе не казалась такой уж смешной. Думаю, окажись вы на моем месте, вы бы меня поняли.

Иногда это была сама судьба, как в тот раз у Сьерра-Висты в Аризоне, когда Тим, Аманда и Дон уехали вперед на машине сопровождения, потом остановились и ждали меня на назначенном маршруте. А я там так и не появился. Они начали метаться взад и вперед по дороге, а потом кинули монетку, чтобы решить, кто будет звонить в полицию и сообщать о том, что потерялся парень в кресле-каталке. Звонить выпало Тиму.

«Хм, простите, мы тут из группы сопровождения одного парня, который путешествует вокруг света в кресле-каталке, и, похоже, мы его потеряли… Должно быть он сейчас где-то на автотрассе, и мы бы хотели узнать…»

Объяснялся этот случай весьма просто. За несколько дней до того, как мы туда попали, Управление автотрасс открыло новый объездной путь. Я по нему и поехал вместе со своим сопровождающим. А они двинулись по обычной дороге. Я был вне себя от ярости. Честно говоря, когда они наконец нас догнали, я даже не хотел с ними разговаривать.

Если мне что-нибудь требовалось, я подавал сигнал рукой. Они в домике на колесах животы надрывали от смеха, но во мне все кипело и я вовсе не собирался так легко остывать. Итак, я подал сигнал, чтобы мне дали свитер. Ли принес его, и я кое-как оделся, продолжая при этом крутить колеса — оказалось, задом наперед. Если бы я только мог, то поднял бы руки и сдался на их милость. Но чтобы сделать это, мне нужно было сначала высвободиться из рукавов.