Джейс бросает на меня косой взгляд, вертя кубики льда в своем стакане так, что они звенят о стенки.

— А что, у тебя есть еще один парень, который следит за GPS-навигатором твоего мобильного телефона?

Я закатываю глаза.

— Бывший парень. И нет. Больше нет.

Джейс, похоже, на некоторое время погружается в раздумья, прежде чем заговорить дальше. Наблюдая за ним, за тем, как его рот иногда подергивается, когда он глубоко уходит в свои мысли, за морщинами, которые появляются и исчезают на его лбу, я вдруг завораживаюсь его присутствием. Наконец-то. Я здесь, с ним. Не как Сэмми. Но просто как я. Просто как мы.

Какими бы хреновыми «мы» ни были.

Внезапно я чувствую, что мне очень, очень повезло, и я очень, очень счастлива быть живой. Это чувство глубоко пронзает мою грудь, физическая боль заставляет меня дрожать. Я уже давно не чувствовала себя счастливым человеком.

Я просто существовала шесть лет. Это… это намного лучше.

Джейс снова смотрит на меня, допивая второй бокал и ставя его на пол между нами. Он не двигается, чтобы наполнить стакан в третий раз.

— Он действительно инсценировал твою смерть, да?

Я киваю.

— Бросил работу… собрал вещи и переехал в Шитсвилл, чтобы обеспечить твою безопасность?

Я снова киваю.

— Да.

— Что он попросил взамен? — вопрос Джейса имеет опасную грань.

— Что?

Джейс забирает мой нетронутый напиток и выпивает его за три секунды, шлепнув его обратно на пол.

— Какова была плата за это? Что ты должна была сделать?

Я сижу прямо, нахмурившись.

— Ничего.

Он говорит о наших отношениях. Я прочищаю горло.

— Послушай, — говорю я. — Я очень долго приставала к нему, прежде чем он согласился остаться со мной в одной комнате наедине. Это не то, что ты думаешь. Я любила его.

Джейс фыркает.

— Влюбилась в своего похитителя, да?

Я сердито отмахнулась.

— Он хороший человек. Он бросил все ради меня. Свою карьеру. Его будущее. Его безопасность. Все. И знаешь, как я отплатила ему? Я ждала, пока он пойдет работать на свою дерьмовую работу, на которую смог устроиться, чтобы содержать нас, и попыталась отравится угарным газом в его гараже. — Слезы ярости и унижения жгут мне глаза и скатываются на щеки, где я их смахиваю. Выражение лица Джейса меняется с раздраженного на удивленное, и он пытается взять мою руку, его большой палец потирает слегка уплотненную плоть на моем запястье. Он никогда не замечал этого раньше, но теперь он притягивает ее ближе и изучает шрам, который ознаменовал еще одну неудачную попытку самоубийства, предпринятую много лет назад.

— Я не знал, — говорит он. — Мне жаль.

Я убираю руку и вытираю щеки, подтягивая колени и прижимая их к груди.

— Тебе не нужно ни за что извиняться, — бормочу я, качая головой. — Просто не говори о нем так, хорошо? Если бы не он, я действительно была бы мертва.

— Хорошо, — говорит Джейс, его поведение становится более мягким и осторожным, когда он продолжает смотреть на мои запястья. — Полагаю, тогда я должен поблагодарить его.

Я грустно улыбаюсь.

— То есть, я не буду его благодарить, — быстро добавляет Джейс. — Этот ублюдок хочет убить меня. Но ради тебя. То, что он сделал, это хороший поступок.

— Да, — говорю я. — Ну, он знает, что я чувствую…, — ловлю я свой промах, — … чувствую к тебе. Это причина, по которой он порвал со мной.

Глаза Джейса загораются при этом, его брови практически касаются потолка над нами.

— Он порвал с тобой из-за меня?

— Я продолжала произносить твое имя в кровати, — объясняю я. Джейс смеется низким, горловым звуком, который заставляет меня покраснеть, когда я понимаю, что только что сказала. — Все совсем не так.

Джейс все еще смеется и одновременно захлебывается водкой.

— Ты уверена? — успевает сказать он между смехом и кашлем.

Я закатываю глаза.

— Кошмары, Джейсон. Я имела ввиду их.

Его улыбка исчезает, и он снова выпрямляется, любая капля юмора или легкости полностью стирается с его лица. Идиотка! Я очень жалею, что не промолчала.

— О, черт, — говорит он, снова хмурясь. — Мне жаль.

— Прекрати просить прощения, — наставляю я его с небольшой улыбкой, пытаясь разрядить напряжение, которое снова осело на нас, как подушка, которую с силой прижимают к лицу. — Тебе не за что извиняться.

Только простить меня, и мою ложь поверх еще большей лжи.

Он не выглядит убежденным.

— Есть.

Я качаю головой.

— Нет. Тебя чуть не убила твоя собственная семья, пока ты пытался спасти меня. В этом нет ничего постыдного.

Вот опять. Мы танцевали вокруг того дня, того дня, когда я чуть не умерла, того дня ужаса и боли.

— Я должен был бороться сильнее, — сказал он, его плечи опустились. — Я все время прокручиваю это в голове, ты знаешь. Я мог бы взять пистолет и застрелить его. Я мог бы как-то вытащить нас.

Я кладу твердую руку на его колено. На нем толстые джинсы, но я все равно чувствую тепло его кожи.

— Никто из нас не мог поступить иначе. — Мне потребовались годы и множество срывов, чтобы понять, что никто из нас не виноват в том, что Дорнан устроил в тот день. Я буду вечно сожалеть о том, что не смогла каким-то образом спасти своего отца и женщину, которую он любил, но я простила себя за то, что оказалась бессильной перед нашей коллективной гибелью в то самое время, когда доктор высасывал из моей утробы остатки продукта изнасилования.

Я на мгновение перенеслась в прошлое, в тот момент, когда чуть меньше шести лет назад с моего лица сняли маску, когда врач улыбнулась под своей хирургической маской и сказала, что все готово. С меня были сняты их грехи, болезненно отпущены, но прошло еще много лет, прежде чем я вновь наполнилась надеждой отомстить им.

Поэтому, когда Джейс крепко сжимает мою руку, словно я падаю, я возвращаюсь в настоящее, чтобы сесть рядом с ним, положить руку ему на колено. Гнев туманом заволакивает его глаза.

— Я должен был убить их всех при первой же возможности, — говорит он, его лицо искажается в маску ярости и боли.

Я наклоняюсь вперед, кладу руку на его горячую щеку, и когда он не отшатывается, я улыбаюсь.

— Еще есть время, — тихо шепчу я первому мальчику, которого когда-либо любила.

Роли резко поменялись местами — Джейс в полной заднице, как физически, так и психически. Он не двигается со своего места на полу уже несколько часов. Около часа назад я нашла замороженную пиццу и сунула ее в духовку, догадавшись, что она уже готова, когда сыр начал яростно пузыриться сверху. Я дала ее ему, и он механически поглощал ее, пока она не закончилась. Потом он снова стал безучастно смотреть в пространство.

Что приводит нас к настоящему моменту.

Я потерялась. До этого момента у меня всегда был план. Цель. Люди, которых нужно трахать, и люди, которых нужно убивать. Но сейчас? Я брожу по квартире Джейса, как потерянная душа, и думаю, стоит ли мне уйти или лучше остаться. Наконец, я решаю занять себя уборкой стекла от разбитой вазы и мобильного телефона.

Три мысли повторяются в моей голове.

Дорнан в коме.

Я только что выгнала Эллиота.

Кажется, Джейс меня ненавидит.

Я приседаю перед Джейсом, который прикончил половину бутылки водки и всю пиццу, которую я оставила для него. Он все еще смотрит в пространство.

— Привет, — говорю я мягко. — Земля вызывает Джейсона. Что там происходит?

Я никогда не видела его таким, и это меня пугает. Потому что осознаю, что я ответственна за превращение его жизни в ад. По крайней мере, сегодня я несу ответственность. Дорнан привел его в ад вместе со всеми нами в тот момент, когда он убил мать Джейса многие годы назад.

Он поднимает свои мутные карие глаза, чтобы встретиться с моим взглядом, и мне приходится заставить себя не вздрогнуть под тяжестью его взгляда. Его челюсть стиснута так сильно, что я удивляюсь, как его зубы не начали крошиться. Его пальцы обвились вокруг горлышка бутылки водки, словно это спасательный плот, а он на плаву в ледяном море.