Прошло столько лет, но он наполняет меня собой, чтобы я наконец снова стала целостной.

Чтобы я была любима.

— Я занимаюсь с тобой любовью, Джульетта, — бормочет он.

И именно это он и делает.

Я мечтала об этом моменте более шести лет. Реальность, в которой мы с Джейсом могли бы снова быть вместе. В моем воображении это было совершенством. Это была кульминация многих лет тоски и потерь, терпения, расстояния и крови. Я думала, что почувствую облегчение. Я думала, что получу отпущение грехов, что мы будем жить долго и счастливо, конец.

И теперь, когда он здесь, я не чувствую ничего из этого. Я не чувствую ни облегчения, ни удовлетворения, ни отпущения грехов.

Я просто боюсь.

Боюсь многих, многих вещей.

Я чувствую полное бессилие. Я не знаю, что происходит с Джейсом, моим единственным спасательным кругом в клубе — моим единственным спасательным кругом вообще, если уж на то пошло. За три дня, прошедших после взрыва бомбы, он несколько раз приходил и уходил из квартиры, так и не объяснив мне, что происходит. Каждый раз, когда он уходит, я могу сказать, что он не хочет оставаться вдали от меня, и это одновременно и утешает, и беспокоит. Он не хочет выпускать меня из виду, потому что скучает по мне?

Или он хочет следить за мной, потому что не доверяет мне?

Я подозреваю, что и то, и другое одинаково верно.

И действительно, его подозрения оправданы. Я ничего не могу с собой поделать. При первой же возможности — утром после того, как мы снова переспали, — я жду, пока Джейс выйдет из квартиры. Слушая, как рев его мотоцикла удаляется вдаль, я спешу в ванную, и через несколько секунд в моих глазах оказывается свежая пара голубых контактных линз. Быстрый душ, чтобы смыть все следы нашей совместной ночи, смена наряда из чемодана, который Джейс предусмотрительно захватил для меня из клуба, и вдруг я снова становлюсь Сэмми.

Я беру ключи от его машины, захлопываю за собой дверь и еду в частную больницу, куда, как я знаю, перевели Дорнана.

Я хочу увидеть его боль. Я хочу увидеть, насколько близко к смерти я его подвела.

Когда приезжаю в больницу, я вхожу в большое фойе и сразу узнаю жену Дорнана, разговаривающую по телефону в углу. Я прячусь за большим папоротником в горшке, надеясь, что она меня не заметила. Конечно, она не замечает меня, заканчивает разговор и возвращается к лифту. Я смотрю, как она нажимает кнопку, чтобы подняться, и терпеливо жду, пока она войдет в лифт. Двери тихо закрываются за ней. Над дверьми цифры отсчитываются вверх, на мгновение останавливаясь на пятом уровне. Пятый уровень — должно быть, он там. На большом табло написано, что отделение интенсивной терапии находится на пятом уровне, что вполне логично. Я усмехаюсь про себя, представляя Дорнана, подключенного к аппаратам и дыхательным трубкам.

Какие бы повреждения он ни получил? Надеюсь, это чертовски больно.

Я бегу трусцой к лестнице, стараясь не попадаться ей на глаза. Мне совершенно все равно, увидят ли меня Братья Цыгане — в конце концов, я всего лишь навязчивая клубная шлюха, которая никогда не покидает его без необходимости. Но я точно не хочу, чтобы сука-жена Дорнана увидела меня и начала колотить.

Через пять лестничных пролетов я задыхаюсь так сильно, что у меня хрипит в груди. Когда-то я была в отличной спортивной форме, думаю про себя, переводя дыхание на лестничной площадке. Поскольку в последнее время секс был моим единственным упражнением, неудивительно, что я сильно запыхалась.

Проходит несколько мгновений, прежде чем я беру себя в руки. Нервничаю, мой желудок завязан узлом, и я не совсем уверена, почему.

Джейс. Джимми. Вот две причины. Интересно, подозревает ли кто-нибудь меня в чем-нибудь?

Я вхожу в больничный коридор с выражением лица, обеспокоенной подружки.

Я опускаю взгляд на то, что на мне надето, довольная тем, что у меня есть что-то достойное Сэмми. Черная футболка, облегающая во всех нужных местах и спускающаяся, чтобы показать мое декольте, в паре с темными джинсами и простыми балетками. Это, конечно, не так вызывающе, как обычно, но сойдет.

Слава богу, Джейс догадался прихватить мой чемодан из клуба. Не думаю, что появление в его трениках было бы удачным.

Как только выхожу в коридор, я знаю, какая комната принадлежит Дорнану. На полпути по длинному коридору находится дверь, возле которой стоят три брата, которые выглядят до смешного неуместно в больнице. В то же время они выглядят так, что с ними не хочется связываться. В этом, наверное, и есть весь смысл.

Я кручусь возле лестницы, ожидая, что кто-нибудь из них заметит меня. Конечно, примерно через три секунды самый низкорослый из трех татуированных парней направляется ко мне, его лысая голова блестит под искусственным светом.

Я благодарно улыбаюсь, когда он подходит ко мне.

— Привет.

Он ухмыляется.

— Что ты здесь делаешь, дорогая? През все еще в отключке.

Я киваю, выдавливая слезу для эффекта.

— Я не знаю, что делать, — говорю в отчаянии. — Я так волнуюсь за него.

Чувак на мгновение задумывается над чем-то, а затем бросает взгляд на комнату, из которой он только что вышел.

— Послушай, — говорит он. — Это место только для членов семьи.

— Я знаю, — говорю я удрученно. — Я просто… если он проснется… Я не хочу, чтобы он думал, что меня здесь не было, что я не беспокоилась о нем, понимаешь? Но я не хочу расстраивать его семью. — Я поднесла руки к лицу, изображая расстройство. — Ты можешь мне помочь?

Я хлопаю своими гребаными ресницами изо всех сил, и парень покупается на это. Мужчины иногда бывают идиотами. В данном случае это ему во вред.

— Оставайся здесь, куколка. Я дам тебе знать, когда его старуха уйдет.

Я благодарно улыбаюсь, наблюдая, как он возвращается в комнату, чтобы стоять на страже вместе с двумя другими байкерами. Они все примерно возраста Дорнана — все были в клубе с моим отцом, когда он умер.

Предательские ублюдки, все они. Если бы это зависело от меня, если бы у меня были силы и ресурсы, они все были бы мертвы.

Мое терпение окупилось. Примерно через тридцать минут я вижу, как жена Дорнана возвращается к лифту и исчезает внутри. Через несколько мгновений после этого Лысый сгибает палец, подзывая меня.

Он жестом приглашает меня войти в комнату, но, когда я прохожу мимо него, он кладет руку мне на плечо. Мне требуется все, чтобы не сбросить ее и не ударить его по лицу.

— Он в очень плохом состоянии, — говорит он мне громким шепотом. — Ты уверена, что хочешь войти?

Я киваю. Мне чертовски хочется посмотреть, что с ним стало.

— Хорошо, — говорит парень, убирая руку назад. — Только не говори, что тебя не предупреждали.

Я киваю, протискиваюсь мимо него и вхожу в отдельную комнату. Даже здесь, в коме, Дорнану предоставлена вся роскошь: отдельный номер с видом на Голливудские холмы и группа веселых людей, которые охраняют его от дальнейших нападений.

Мне следовало прихватить с собой какой-нибудь яд и закончить работу. Глупая я, что не подумала об этом заранее.

Я тихо и осторожно подхожу к кровати в дальнем конце большой комнаты. Я не знаю, чего ожидать, только того, что зрелище будет ужасным.

Когда я подхожу ближе, мои глаза впитывают каждую деталь, изуродованное лицо, шею, руки и кисти Дорнана. Я предполагаю, что остальные части его тела также пострадали, но я не собираюсь поднимать простыни и выяснять это. Во всяком случае, пока не собираюсь.

Еще несколько шагов, и я уже достаточно близко, чтобы протянуть руку и взять его за кисть, осторожно обходя глубокие порезы на его коже и трубку капельницы, закрепленную к верхней части руки.

Я не могу удержаться. Довольная улыбка расплывается по моему лицу, когда я вижу, какие повреждения осколки грубо сделанных Эллиотом бомб нанесли человеку, которого я хочу уничтожить. Это не так хорошо, как если бы он был мертв, но это чертовски здорово.