— Вот ты где, — говорит он. — Ты действительно здесь? Ты настоящая?

— Думаю, да, — говорю я, обхватывая пальцами его татуированный бицепс.

— Твое лицо, — говорит он. — Что с ним случилось? Оно настолько изменилось, что я даже не могу объяснить.

— Оно исчезло, — отвечаю я с грустью и усталостью. — Это был единственный способ обмануть его.

Он изучает мое лицо, проводя кончиками пальцев по изменившимся скулам, тонкому носу, нетронутым губам, прежде чем вернуться к моим глазам, таким же, какими они были всегда.

— Джульетта, — шепчет он.

То, как он произносит мое имя, причиняет боль. Лавина печали и облегчения вырывается из меня, и я сдавленно всхлипываю. Он притягивает меня ближе к себе, и мы стоим под душем — картина печали и сожаления, а вода смывает с нашей кожи кусочки штукатурки и пыли.

Если бы только смыть наши грехи было так просто.

Душ заканчивается слишком быстро, с порывом холодной воды, напоминая нам, что горячая вода закончилась. Медленно, словно пробираясь через зыбучие пески, мы вытираемся полотенцами и выходим из ванной. Джейс снимает слой мокрой одежды и заменяет ее сухой, затем приносит мне пару серых тренировочных штанов и темно-синюю футболку. Он выходит из комнаты, а я снимаю мокрое белье с груди и бедер, переодеваясь в свежую одежду.

Настроение разительно отличается от того, когда я была здесь в последний раз, всего несколько дней назад, когда он думал, что я либо коп под прикрытием, либо, по крайней мере, трахаюсь с ним. Эллиот. Мне нужно связаться с ним. Он будет вне себя от беспокойства.

Я тоже волнуюсь. Эллиот в безопасности? Джейс сказал, что ищет его. Он знал, что Эллиот раньше был копом. Он знал об Эллиоте больше, чем я всего несколько дней назад.

До того телефонного звонка он ничего не знал. Интересно, с кем он разговаривал на парковке, когда вычислил меня. Интересно, что они ему рассказали.

Что это была за информация? Как меня раскрыли? Эти вопросы я должна задать Джейсу, но пока не могу.

Я все еще смертельно боюсь ответов.

Осторожно я выхожу из безопасной и тускло освещенной спальни в гостиную, а оттуда — на кухню. Я чувствую насыщенный запах томатного соуса и следую за своим носом, мой желудок внезапно вопит о еде. Эллиот. Точно. Я осматриваю гостиную и замечаю свою сумочку на крае дивана.

Я двигаюсь нерешительно, придерживаясь стен и краев комнат. Я больше не обладаю никакой властью, и ощущение такой уязвимости и незащищенности не дает мне покоя. Внутри меня все еще есть реакция, которая говорит "беги", и я с трудом подавляю ее, как будто это желчь, рвущаяся в горло.

Я торопливо обыскиваю сумку. Телефона нет. Блядь. Может, Джейс забрал его. Может, он в машине. Я запомнила номер мобильного Эллиота, так что мне просто нужно найти стационарный телефон в этом месте и сообщить ему, что я в безопасности.

— Это ищешь?

Я оборачиваюсь и вижу Джейса, стоящего в дверном проеме кухни и держащего в одной руке мой мобильный телефон, а в другой — его батарею. Отлично.

— Я только что вырубил его, — говорит он, изучая батарею. — Это будет проблемой?

Я знаю, о чем он меня спрашивает. Он спрашивает меня, будет ли кто-нибудь следить за мной с помощью GPS.

Я качаю головой. Эллиот никогда не говорил ничего о том, чтобы отслеживать мой телефон. Тем не менее, в моем животе поселилось тревожное чувство. Он в первую очередь вручил мне телефон. Насколько я понимаю, он следил за мной с того момента, как передал ярко-розовый iPhone на заброшенном складе.

— Хорошо, — отвечает Джейс, засовывает два предмета в карман и исчезает на кухне.

Он достает из микроволновки тарелку с лазаньей, когда я на цыпочках вхожу на кухню, устремив взгляд вниз. Он указывает на маленький круглый столик, который стоит между барной стойкой и дверью, ведущей на балкон.

— Садись.

Его тон мягкий, но твердый, и я занимаю место, которое он для меня приготовил, придвигаюсь ближе к столу, когда он ставит передо мной тарелку.

Он садится напротив меня и выжидательно смотрит.

— Сначала ешь, — говорит он, указывая на тарелку. — Поговорим позже.

Он терпеливо ждет, пока я накалываю на вилку макароны с мясной начинкой и сыром, пробуя первую еду, которую я ела бог знает за сколько времени. Внезапно я запихиваю ее в себя так быстро, как только могу, пытаясь сохранить хоть какое-то подобие приличия, но терпя неудачу. Когда тарелка остается чистой, я с грохотом опускаю вилку на голый фарфор.

Джейс снова смотрит на меня таким взглядом, который говорит «я не знаю, что с тобой делать».

— Давай выйдем на балкон, — говорю я, впервые произнося настоящее предложение с тех пор, как он ударил меня на парковке несколько часов назад.

Он пожимает плечами, жестом указывая мне дорогу. Я со скрипом отодвигаю стул и встаю, направляясь к двери. Я устала, и мне требуется несколько попыток, прежде чем я успешно открываю дверь.

— Тебе действительно следует запирать свои двери, — говорю я тихо. — Никогда не знаешь, кого ты здесь найдешь.

Он выходит за мной и садится напротив меня, единственный шум — шум волн, бьющихся под нами.

Он смотрит решительно, удерживая мой взгляд этими глазами, которые уничтожают меня каждый раз, когда я их вижу.

— Начни с самого начала, — говорит он. — Расскажи мне все.

Это не вопрос. Это приказ.

Страх того, что он узнает мои самые глубокие, самые темные грехи, перевешивается только облегчением, которого я жажду: облегчением от того, что нас больше не будет разделять стена секретов и лжи.

В этот раз я не колеблюсь.

Я рассказываю ему все.

Я рассказываю ему обо всем, что произошло, начиная с того момента, когда Эллиот увез меня из больницы, где собрались Братья Цыгане, чтобы добить меня, и до момента, когда взорвались бомбы. Я опускаю более тонкие детали о Дорнане и Эллиоте, потому что не хочу расстроить Джейса еще больше, чем уже расстроила. Кроме того, он знает. Он видел. Умышленное вступление в сексуальные отношения с Дорнаном всегда должно было стать смертью любой надежды между мной и Джейсом.

Когда я говорю, мой голос ровный. Я не плачу. Я излагаю все очень точно, как будто говорю о ком-то другом. О незнакомце.

О той бедной девушке.

Когда я заканчиваю, я прочищаю горло и встаю.

— Мне нужно позвонить Эллиоту, — говорю я ему. — Он будет вне себя от беспокойства.

Рука Джейса молниеносно двигается, удивляя меня, когда он сжимает пальцы вокруг моей руки и тянет меня обратно вниз.

— Нет, — говорит он. — Мы еще не закончили.

Я сижу и смотрю в пол.

— Мы никогда не закончим, — шепчу я. — Нет, пока он не умрет.

Он придвигает свой стул ближе, его рука обхватывает мою шею, и я наблюдаю, как он пытается бороться с противостоящими друг другу эмоциями: ярости и привязанности. Сначала этот жест кажется почти насильственным, собственническим, но его рука теплая и свободная. Я стряхиваю его руку со своей, это небольшая отсрочка от осеннего бриза, который охлаждает меня, дуя прямо с океана.

— Ты помнишь, когда мы были здесь в последний раз? Шесть лет назад?

Я киваю, наслаждаясь ощущением его пальцев, которые поглаживают мою шею. В голове проносится воспоминание о прошлом — мы с Джейсом сидим внутри на диване, крепко сжимая покрытые испариной руки, пока мой отец и приемная мать Джейса разрабатывают план побега от братьев и всех тех ужасных вещей, за которые они выступали.

— Они не выбрались, — твердо заявляет Джейс. Я быстро выдыхаю, почти как вздох, но с большей силой, более эмоционально.

— Я знаю, — отвечаю я, мои глаза внезапно снова заволокло пеленой слез.

— Мне жаль, — говорит он. — Ты, наверное, надеялась, что они ушли так же, как и ты.