Эллиот бросает на Джейса взгляд, полный отвращения.

— Его братья ждали в больничном коридоре, чтобы закончить начатое, Джульетта. Разве ты не помнишь?

— Конечно, я помню! — огрызаюсь я, слезы наполняют мои глаза. В моем горле образуется комок, который болезненно сглотнуть.

— Нам нужно уходить, — говорит Эллиот, беря меня за запястье. К удивлению, всех нас троих, я выдергиваю ее. — Джулз!

Я качаю головой.

— Я не уйду, Эл. Мне жаль.

Шок на его лице перевешивает обиду. Его дерзкая усмешка исчезает, сменяясь взглядом абсолютной сердечной боли, которая заставляет меня снова желать эту усмешку.

— Джулз, — умоляет он, на этот раз мягче. Я всхлипываю, когда он притягивает меня ближе к себе, наклоняя мой подбородок так, чтобы я смотрела в его пораженное лицо. — Не делай этого. Не возвращайся к той жизни, от которой ты так упорно пыталась убежать.

Любовь ведет кровавый поединок в моем сердце, и я разрываюсь между тьмой и светом, боль реальна и жива. Я качаю головой, поднимаюсь на цыпочки, чтобы прикоснуться губами к гладкой, но побитой щеке Эллиота. Затем я отталкиваю его, хотя места, к которым он прикасался, горят без его прикосновения. Даже зная, что он может не простить меня за это.

— Уходи, — говорю я, указывая на входную дверь.

Он не двигается.

— Иди! — кричу я, на этот раз с большей силой. На этот раз я разбила его сердце по-настоящему. Его глаза говорят мне обо всем: его печали, его боли, его ярости. Я все это вижу.

Наконец, он, кажется, приходит к мгновенному решению. Он проходит мимо меня, ненадолго останавливаясь, чтобы взять с журнального столика незаряженный пистолет и магазин. Он засовывает их в карман, а затем загоняет Джейса в угол, который, похоже, не возражает против того, чтобы его загнали в угол, поскольку именно у него есть оружие, заряженное оружие.

— Я слежу за тобой, — угрожающе говорит он, указывая пальцем на окровавленное лицо Джейса.

Джейс ухмыляется.

— Я уже слежу за тобой, — отвечает он. — В следующий раз, когда ты придешь в мой дом, ты покойник.

Эллиот выбегает, захлопнув за собой дверь. Как только он уходит, я начинаю паниковать.

Боже мой. Что я наделала? Я просто прогнала его после всего, через что мы прошли? Какой ужасной, эгоистичной сукой я стала? Он спас мне жизнь. Он отказался от своей жизни и карьеры, чтобы я была в безопасности, и он пришел сюда сегодня вечером, думая, что я в опасности… и все, что я сделала, это причинила ему еще большую боль и отослала его?

Это неправильно. Это неправильно. Я бросаюсь на кухню и хватаю свой iPhone в одну руку, аккумулятор в другую, пытаясь вставить его обратно, чтобы позвонить Эллиоту и убедиться, что с ним все в порядке. Я ненадолго задумываюсь о том, чтобы последовать за ним, но я также не могу оставить Джейса здесь одного, его лицо полностью испорчено и на нем лежит груз моих секретов.

Я разрываюсь между этими двумя мужчинами. Шесть лет, и ничего не изменилось, только теперь они оба знают, что я жива.

Я возилась с дурацким телефоном, когда услышала позади себя Джейса. Я поворачиваюсь к нему лицом, роняю телефон и бросаюсь к нему, пока он качается на ногах.

Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как он спал. Как давно он не ел. Он всегда спрашивает обо мне, беспокоится, как я питаюсь, как отдыхаю, не ранена ли я, а я все беру и беру, ничего не отдавая взамен. Я ненавижу себя за это.

— Шесть лет, — грустно говорит он, его темно-карие глаза стекленеют и наливаются кровью, одна половина скрыта опухшим веком. — Почему ты мне не сказала? Почему не позвонила мне?

У меня нет ответа, кроме того, который я ношу с собой повсюду. Мой ответ на все.

— Я боялась.

Он пожимает плечами и тащится к холодильнику, распахивая дверцу морозильной камеры. Он что-то достает и пинает дверцу своим черным ботинком. Когда она захлопывается, я вижу пакет замороженного гороха в одной его руке и бутылку водки в другой.

Я продолжаю наблюдать, как он делает два шага, прислоняется спиной к прилавку и сползает вниз, оказываясь в сидячем положении на полу под раковиной. Я наклоняю голову, не в силах отвести от него взгляд, когда замечаю на стойке рулон бумажных полотенец.

Да. Я должна вытереть его лицо. Он бы сделал это для меня. Он делал это для меня много раз.

Я подхожу и беру рулон бумажных полотенец, останавливаясь перед тем местом, где сидит Джейс, загораживая меня от раковины. Я наклоняюсь, смачивая толстую пачку бумажных салфеток, а затем опускаюсь на корточки рядом с ним.

Он не обращает на меня внимания, так как пакет с горохом заслоняет обзор одному его глазу, а другой устремлен на водку в его руке. Поэтому, когда я прижимаю холодное мокрое полотенце к его щеке, он отшатывается назад, роняя горох на колени.

— Прости, — шепчу я. Он настороженно смотрит на меня, потом кивает, закрывает глаза и прислоняется головой к дверце шкафа.

Я воспринимаю его кивок и неподвижность как приглашение продолжать, поэтому осторожно вытираю кровь с его лица. Часть ее уже высохла, и мне приходится держать полотенце на месте, пока она не сойдет с его лица. Тонкий материал быстро пропитывается различными оттенками красного, и мне приходится несколько раз брать свежие полотенца, прежде чем я заканчиваю.

Наконец, я сажусь на пятки, довольная тем, что сделала все, что могла. Я замечаю темно-серую рубашку Джейса, забрызганную спереди его собственной кровью и, вероятно, кровью Эллиота. Я снова протягиваю руку с последним бумажным полотенцем, намереваясь стереть кровь с его рубашки, когда рука Джейса хватает меня за запястье.

Наши глаза встречаются, и я невольно вздрагиваю. Его рука как лед. Потом я вспоминаю, что он прижимал к лицу замороженный горошек, и его ледяная кожа приобретает смысл.

— Он собирался убить меня, — говорит Джейс, имея в виду Эллиота.

Я качаю головой.

— Он не собирался.

— Он не должен сюда возвращаться. Никогда.

Я киваю.

— Мне жаль. Я не знала, что он будет здесь.

Джейс поднимает брови.

— Но, как, черт возьми, он узнал, что ты здесь?

Я неохотно показываю на свой телефон.

— GPS.

Брови Джейса практически достигают волос. Он опускает бутылку и поднимается на ноги, хватая телефон.

Он разбивает его о твердый край столешницы, рассыпая повсюду осколки стекла и пластика. Отлично. Сначала ваза, теперь телефон? Всю следующую неделю мы будем ходить по битому стеклу.

Если он вообще захочет, чтобы я здесь осталась.

Джейс опускается обратно на пол, очевидно, не беспокоясь о беспорядке, и продолжает пить водку из своей бутылки. Я смотрю в пространство, гадая, что будет дальше.

Я слишком устала, чтобы плакать. Я слишком потрясена внезапным приходом Эллиота и его последующим уходом. Мои мысли крутятся в голове.

Я никогда не курила и не очень люблю пить, но, если бы кто-то предложил мне сигарету и бутылку вина прямо сейчас, я бы прикурила и пососала эту раковую палочку в перерывах между питьем прямо из бутылки. Потом я вспоминаю, как сосала член Дорнана, пока он пускал на меня дым, и внезапно это желание исчезло.

Хотя сейчас алкоголь был бы очень кстати.

Джейс, кажется, читает мои мысли; ну, типа того. Он держит бутылку водки перед моим лицом и полусерьезно помахивает ею. Мило.

— Водку я пью только со льдом, — говорю я и, обойдя разбитый телефон, иду к морозильнику. Я беру два стакана и наполняю их льдом, возвращаясь, чтобы сесть рядом с Джейсом на пол.

Он сразу же наполняет оба бокала и ставит один передо мной, где я наблюдаю, как конденсат образует бусинки, а затем стекает по стенкам матового стекла. Рядом со мной звякает лед Джейса, когда он одним глотком осушает свой стакан.

Я поворачиваю голову так, чтобы видеть его, упираясь ухом в кухонный шкафчик, пока он наливает вторую порцию.

— Не стоит списывать себя со счетов, — говорю я, довольная лишь небольшим звоном в ушах. — Кто-то другой может прыгнуть с парашютом на твой балкон.