– Не надо. Угомонись.

Увидев протянутые деньги, Шаман отрицательно мотнул головой и отступил. Недолго думая, Кошко сунул купюры в карман пальто его сына и хлопнул рукой по его плечу.

Шаман остановил рукой свою жену, готовую броситься на колени перед Кошко. Из глаз последней полились слёзы. Она смотрела на двух чиновников уголовного сыска таким взглядом, какой Петру ещё никогда не встречался.

Взяв своих детей за руки, Шаман развернулся и неторопливо зашагал по Офицерской улице в сторону Вознесенского проспекта, прочь от сыскного отделения. Его жена пошла следом, постоянно оборачиваясь на сыщиков, утирая с глаз слёзы.

Отойдя уже довольно далеко, шагов на двести, уже почти скрывшись за силуэтами прохожих, он внезапно остановился, обернулся, поднял вверх свои руки, привлекая внимание Петра, и грозно прокричал повелительным голосом, распугивая всех без исключения людей вокруг:

– Оберег носи обязательно! Носи на животе своём! Он должен касаться твоего тела! В портфеле да в кармане он действовать не сможет! И никогда его не снимай ни при каких обстоятельствах! Когда придёт последний самый долгий день, только он тебе поможет!

Махнул руками на прощание и пошёл дальше. Скоро он и его семья скрылись с глаз.

– Аркадий Францевич, каким ветром вы в Петербурге? – спросил Пётр, когда они неторопливым шагом прошли к Екатерининскому каналу и неспешно зашагали вдоль него на восток, в сторону храма Спаса на Крови.

– Вот ты наглец! – недовольно буркнул Кошко. – Как ты смеешь высокое должностное лицо о таком расспрашивать?!

Пётр, покраснев, промолчал.

– Пороли тебя в детстве мало! На язык ты гонорист!

– Меня вообще не пороли! – огрызнулся Пётр. – Вот если бы пороли, дураком вырос!

Кошко остановился и сурово осмотрел его с ног до головы. Лицо его побагровело31.

– Я для дела спрашиваю, – сказал Пётр.

– Вот бы тебе сейчас всыпать… – тихо сказал Кошко, испепеляя его своим взглядом.

– Аркадий Францевич, не заставляйте меня доставать из кармана столыпинскую доверенность! С огнём ведь играетесь!

Кошко грозно шагнул к нему, внимательно осмотрел ещё раз, что-то хотел сказать из гневного, но, увидев, как Пётр еле удерживается от смеха, развернулся, сплюнул в сторону и зашагал дальше. Когда Пётр его нагнал, то увидел, как тот качает головой и улыбается.

– Наверное, в этом есть взаимосвязь, никуда от этого не деться, – сказал тот. – Чем остроумней человек, тем он более дерзостный, чем тупее, тем послушней. Много раз замечал такое. Только поэтому мы с Филипповым тебе многое прощали. Не будь у тебя исключительной раскрываемости, уже давно вылетел бы из сыска за гонор свой неуёмный.

– Спасибо за комплимент.

– С Императором я встречался в Царском Селе. Затем со Столыпиным в министерстве. Но если кому растрещишь подобное, видит бог, выпорю! Помни, малец, рука у меня тяжёлая!

– Да кому я растрещу? Меня в сыске почти все ненавидят! Только вы с Филипповым да с несколькими сыскными чиновниками ко мне хорошо относитесь. За это, впрочем, меня и ненавидят. Выскочкой считают, приспособленцем, карьеристом. А я ведь не начальству служу, а правде и справедливости. Воспитание у меня такое с детства малого.

– Знаю я твоего отца. В 1888-м году с ним в одном пехотном полку служил в Симбирске. Он был командиром моего батальона.

Пётр оказался шокирован такими сведениями. Он не знал ничего о подобном. Он растерялся. В одно мгновение все понятные ему прежде логические связи его сыскной судьбы смешались в неразборчивое вихревое облако.

– Да не по отцу тебя судим, – Кошко повелительно положил свою руку на его плечо. – Не ищи здесь подводных камней. Любовь нашу ты заслужил своею службой правильной. А что касается отца твоего, так я его давно не видел. Но помню его во всех подробностях. Такой же дерзкий был, как ты. Чуть что, или взвинтится, или обидится. Правды не боялся, за неё готов был начальству нервы трепать, рискуя карьерой. Вспоминаю я его с уважением. За конфликт с командиром полка он был переведён в полк под Петербургом. От наказания заслуги его спасли да богатая родословная. Знаешь ты или нет, но предки по отцу у тебя великие.

– Меня в основном воспитала мать. Отец подолгу пропадал в своём полку.

– Служба офицера – штука сложная. Но, не будем сегодня на прошлое отвлекаться. Времени у нас немного, а нам надобно дела твои обсудить на будущее. Дело-то по СЛТ совсем непростое.

– Что вы по нему думаете?

– Я думаю, что впереди тебя ждёт суровое испытание. Очень скоро романтика выветрится из твоей головы. По сути, мы посылаем тебя в полную неизвестность.

– Почему?

– Ты думаешь, Столыпин за просто так выписал тебе такую доверенность, с правами, по сути бесконечными? Он, как человек практический, понимает всю сложность и опасность такого расследования. И, будь ситуация другой, в ином историческом времени, послал бы в Иркутск полевой эскадрон отдельного корпуса жандармов. Но сегодня, на фоне революционной нестабильности, он не может позволить публичности. Если СЛТ являются ничем не подтверждёнными слухами, революционные пропагандисты, будь они прокляты, обольют его и Императора вёдрами отборного издёвочного дерьма. Секретность предстоящего расследования навеяна нашим непростым временем. Нельзя позволить бессовестной черни32 потешаться над царём. Только поэтому в Иркутск решено послать единственного сыщика, который должен в обстановке максимальной секретности собрать по СЛТ достоверные сведения.

– А почему это опасно?

– Вот наивность, вот молодость! А ты думаешь, тебя отправляют на лёгкую прогулку, продышаться сибирским воздухом? Иркутск – город не для санаториев. Там полно разбойников, беглых каторжников, революционных террористов, ссыльных политических. Если в самом городе при полицейских и жандармах криминальная обстановка ещё сносная, то в деревнях и сёлах Иркутской губернии порядка петербуржского, тебе привычного, нет и никогда не было. Я уже не говорю про дикую тайгу Подкаменной Тунгуски, где живут в основном инородцы тунгусы, волки да медведи. И на сотни вёрст вокруг ни одной православной души, никакой помощи.

Расследование потребует пойти в тайгу, именно в ту область, откуда идут первичные слухи об СЛТ. А я тебя, наглеца, знаю – туда ты обязательно полезешь. И вот что там, в глухой тайге, с тобой может произойти, только богу известно.

Вот почему я при Филиппове настаивал вместо тебя отправить туда надзирателя летучего отряда Елагина.

– Елагина? – Пётр окончательно растерялся. Кошко своими лютыми откровениями просто выбивал землю из-под его ног.

– Да, Елагина. Моя мотивация предельно практическая. «Дело о СЛТ» сложное как с умственной точки зрения, так и с физической. С одной стороны, изучать космические явления, а я интуитивно убеждён, что СЛТ имеют внеземную природу, должен человек твоего склада ума – образованный и дерзкий, не боящийся прогрессивного научного рассуждения. С другой стороны, экспедиция в дикую тайгу, по пути, наполненному уголовниками и инородцами, лесными зверями, под силу только очень сильному человеку, каковым является Елагин. Если класть на чаши весов ум и силу, по мне чаша весов с силой перевешивает. Опросить местных жителей и, если доведётся, пронаблюдать СЛТ в небе, подробно описав их облик и поведение в рапорте, сможет и обычный сыскной надзиратель. А вот выжить в чрезвычайных условиях тайги сможет далеко не каждый. Если, не дай бог, по пути предстоит встреча с лютым разбойником, медведем или же волком, я предпочту увидеть перед ними исключительно Елагина. Тот физически очень развит, из семьи охотника. Мало того, что он жонглирует двухпудовыми33 гирями как игрушками детскими, так ещё с малолетства знаком с охотничьими навыками – знает повадки диких зверей, правила поведения в лесу, методы выживания, отличный стрелок из винтовки, охотничьего ружья, револьвера. На мой взгляд, кандидатура Елагина идеальная.