2. Всем губернаторам, градоначальникам, полицмейстерам, всем полицейским, всем чиновникам Российской империи приказываю оказывать всяческое содействие Суворову Петру Васильевичу в исполнении моего поручения. Мною категорически запрещается воспрепятствование его деятельности.

3. Если требования моего доверенного лица Суворова Петра Васильевича не исполняются, всякий чиновник, вне зависимости от статуса, будет представлен мною, Столыпиным Петром Аркадьевичем, к дисциплинарному взысканию, мера которого будет зависеть от ущерба, нанесённого исполнению моего поручения.

4. По любым ситуациям, если Суворов Пётр Васильевич явно превышает переданные мною полномочия или злоупотребляет ими, всем чинам связываться со мною напрямую, в Зимний дворец по телефону 101 либо телеграфированием на моё имя в Зимний дворец. При этом до моего рассмотрения жалоб всем чинам строго исполнять пункт 2 данной доверенности.

5. Данная доверенность выдана мною Суворову Петру Васильевичу с 17 апреля 1908 года по 31 августа 1908 года.

17 апреля 1908 года, премьер-министр Российской империи, министр внутренних дел Российской империи, Столыпин Пётр Аркадьевич».

Осмотрев министерскую печать и размашистую роспись Столыпина в правом нижнем углу документа, выполненную широким, дорогим пером, твёрдой, уверенной рукой, Пётр окончательно понял, что вне зависимости от своего желания и своего отношения он оказался участником очень серьёзной истории, явно попахивающей мистицизмом. Дата на документе говорила о том, что он был подписан премьер-министром вчера.

– Эта доверенность твоя, – тихим, но требовательным голосом сказал Филиппов. – Всегда держи её при себе и пользуйся ею с величайшей осторожностью – лишний раз никому не показывай, только тогда, когда тебе потребуется помощь какого-либо служивого лица. Не вздумай ею размахивать перед случайными людьми! Она тебе выдана не для баловства, а для утверждения статуса в проведении секретного расследования, которое тебе государевой милостью доверено.

– Почему именно я? – осмелился спросить Пётр, не решаясь убрать особеннейший документ во внутренний карман своего сюртука.

– Ты утверждён мною и Аркадием Францевичем. С нашим совместным представлением согласился Столыпин, у которого мы вчера были на приёме в министерстве. С твоей личностью он знаком по «делу Шамана». Дело-то по всему министерству прогремело.

Кошко чуть подался вперёд, к Петру, пересев ближе к краю своего кресла. Взгляд его сейчас был строг и требователен, как и всегда, когда он служил в соседнем кабинете.

– Будем говорить с тобой откровенно, без недомолвок, – тихим, но твёрдым голосом сказал он. – На текущий день ты являешься самым образованным надзирателем Петербурга и Москвы. «Дело о СЛТ» исключительно неординарное, выходящее за границы сыскной службы. Для производства по нему расследования требуется подходящий человек, молодой, сообразительный, эрудированный и такой же дерзкий, как ты. Наравне с очень хорошей сыскной хваткой у тебя блестящее гимназистское образование. Ты знаешь несколько языков, неплохо разбираешься в современных науках, в частности, в физике и астрономии. Я согласен с доводами Владимира Гавриловича, что лучшей кандидатурой, чем ты, мы не располагаем.

«Дело о СЛТ», инициируемое самим Императором, только на первый взгляд выглядит смешным, нелепым. Если присмотреться к нему вдумчиво, станет очевидно, что оказаться оно может сложнейшим и для империи опаснейшим. Если сведения по СЛТ не выдуманы невежественными простолюдинами сибирской глубинки, а являются достоверными, то мы имеем дело с загадочными проявлениями космоса. Поэтому расследованием, инициированным Императором, недостаточно установить или опровергнуть факт существования СЛТ, требуется установить, по возможности, их природу. То есть попытаться их увидеть, рассмотреть и попытаться произвести по ним выводы; там, на месте, в сибирской тайге.

Пётр, окончательно смирившись с уготованной ему участью, убрал столыпинскую доверенность во внутренний карман сюртука. Его разум уже рисовал перед собой чёрные силуэты вековых деревьев бескрайней тайги, над которыми, на фоне таинственного звёздного неба, со стремительной скоростью двигались сверкающие искрами света непонятные шары – странные летающие тела.

– Столыпин даёт на расследование время до первого сентября текущего года, – произнёс Филиппов, с удовлетворением пронаблюдав, как доверенность скрылась в кармане. – Тебе на командировку в Иркутск он выделил восемьсот казённых рублей.

Филиппов тяжело поднялся из кресла, прошёл к своему сейфу, расположенному у рабочего стола, полязгал в замке ключами, приоткрыл массивную дверцу и достал большой конверт, от своего содержимого толстый и тяжёлый. Вернувшись к Петру, он протянул конверт ему.

– Деньги большие, не потеряй и трать с умом. Потом по расходам мне отчитаешься.

Пётр быстро поднялся из кресла, шагнул к Филиппову и принял из его руки увесистый, плотный конверт.

Филиппов внимательно Петра осмотрел, прощупал напоследок своим цепким взглядом его комплекцию, до лоска надраенный сверкающий медалями и петлицами мундир и в очередной раз рассмотрел черты его лица. Пётр был на голову выше своего начальника, но при этом опустить голову не смел, ждал окончательных инструкций.

К ним шагнул Кошко, остановился возле Филиппова. Так же внимательно и пристально осмотрел статный вид любимого ими обоими лучшего надзирателя сыска.

Филиппов откашлялся.

– С этого часа ты командируешься в Иркутск. По делу будешь работать один. Здесь, по делу убитого купца, мы тебя кем-нибудь заменим, это уже не твоего ума заботы. Из Иркутска обо всех важных деталях расследования немедленно телеграфируй мне. Я должен быть в курсе всего, что ты там делаешь. В случае нужды мы с Аркадием Францевичем окажем тебе всяческую помощь. Просить не робей. Если где-то будешь не справляться, немедленно ставь меня в известность. С Аркадием Францевичем я уже сам буду поддерживать контакт по делу. Если со мной, не дай бог, что-то случится, связь будешь держать с Аркадием Францевичем напрямую. По делу тогда он станет твоим непосредственным начальником.

Помни о секретности расследования. Никому о нём ни слова, даже если тебя арестуют жандармы и начнут пытать. Ты доверенное лицо премьер-министра, выполняешь порученное им дело государственной важности – это всё, что ты можешь сообщить о себе людям. О расследовании по СЛТ никто не должен узнать, это твёрдое требование Столыпина.

В Иркутск поезжай на днях. Уладь в Петербурге все свои дела, подготовься к длительной командировке, закупись всем необходимым и выдвигайся. Как только прибудешь в Иркутск, немедленно телеграфируй мне об этом. Я буду ждать твоих сообщений круглосуточно.

Это всё. Приступайте к расследованию, Пётр Васильевич.

Пётр, до крайности взволнованный, коротко кивнул головой, собрал свои вещи, убрал тяжёлый конверт в портфель и шагнул к двери кабинета. Напоследок он остановился у неё, обернулся и внимательно посмотрел на замерших начальников, молча за ним наблюдающих.

– Ожидай меня внизу, – повелительно сказал Кошко. – Я с тобой переговорю дополнительно. Владимир Гаврилович в курсе.

Пётр ещё раз кивнул головой и вышел из кабинета.

На площадке перед кабинетом стоял сыскной фотограф Рогалёв. Он был с большим, на массивной треноге фотоаппаратом. Рогалёв выглядел взволнованным, Петра он осмотрел пугливыми мечущимися глазами.

– Ваше благородие, – быстрым испуганным голосом обратился он к Петру, – по отделению прошёл слух, что там сам Аркадий Францевич находится, из Москвы приехал! Это так? Не подтвердите мне?

Пётр не нашёл, что ответить. Он оказался растерян таким вопросом.

– Вот, имею желание сфотографировать наших уважаемых персон, Владимира Гавриловича и Аркадия Францевича, пока они тут вместе! Когда ещё такое случится!

Не дождавшись ответа от Петра, Рогалёв, решившись, приоткрыл дверь кабинета и, всунув в щель свою голову, дрожащим голосом спросил разрешения сфотографировать начальников двух сысков вместе, на память. Вероятно, получив согласие, он быстро вбежал с фотоаппаратом в кабинет, даже не удосужившись её за собой прикрыть.