— Храплю, но ты этого не услышишь — у дверного коврика отличная шумоизоляция.

Он хмыкает и опускает пятерню на мою ягодицу. Кажется, если он чего-то захочет, его не остановит даже ядерный взрыв. Но я намерена доказать ему сегодня ночью, что Москва в два счёта уложит Мюнхен на лопатки. Русские так просто не сдаются.

Едва только переступаем с порог спальни, я сразу же вдруг теряюсь. Пыл поутих, даже действие наливки куда-то испарилось.

Бросаю взгляд на огромную кровать покрытую насыщенно-бордовым покрывалом, зачем-то опускаю глаза себе под ноги.

Дверного коврика нет.

— Где ты, говоришь, здесь ванная? — спрашивает Курт и не стесняясь бегло расстёгивает пуговицы рубашки. — Я лягу вот тут, у окна, ты не против? Ах, да, я пою в ду́ше. Пока не ушёл, можешь сделать заказ. Как ты смотришь на Аве Мария?

— Терпеть не могу оперу, — радуясь возможности заполнить болтовнёй неловкую паузу, демонстративно отворачиваюсь.

Если он думает, что я словно восторженная чирлидирша изойду похотливой слюной при виде его поджарого тела, то он глубоко ошибается. Меня такой дешёвой провокацией не купишь! Да и в мужчине главное далеко не стальной пресс, брутальная щетина и взгляд прожженного альфа — в мужчине главное надёжность, ум, умение постоять за свою… Святые угодники, какое у него тело!!!

Краем глаза ловлю оголённую по пояс фигуру и теряю дар мысленной речи. Даже мои болтливые подружки из головы попадали в эстетический обморок. Бог мой, да он просто идеален! Нет этих ужасных протеиновых "банок", раздувшейся словно женской груди и "крыльев" как у готовящейся нанести смертельный укус кобры. Его тело смуглое, в меру подкаченное, каждая мышца на своём законном месте. Если бы Аполлон пришёл к пластическому хирургу, он бы сказал: "мне, бро, точь-в-точь всё вон как у того парня".

Замечаю, что он видит, как я на него глазею и злюсь саму на себя. Именно благодаря вот таким как я, такие как он и считают, что неотразимы.

— Иди в душ, я следующая, — бурчу под нос, поправляя пыльные парчовые портьеры. В отражении оконного стекла ловлю его силуэт. Вот дьявол, он что, брюки снимает?

Курт бросает одежду на кресло и, перекинув через плечо приготовленное мамой полотенце, скрывается за дверью ванной. Тут же доносится шум включенной лейки и взятая чистым тенором Аве Мария.

Как баритон может мутировать в тенора?

Песни, пляски, гитара, потрясная внешность и с юмором на "ты"… Он, блин, вообще, настоящий, этот Рейнхард?

В ужасе оседаю на край кровати. Да, мне тридцать, я давно взрослая, и провести ночь с мужчиной в одной постели это совсем не равно с ним переспать. Мы ляжем каждый на свою половину кровати, укроемся отдельным одеялом и мирно проспим до звонка будильника. Это нельзя назвать совместно проведённой ночью и уж тем более изменой.

"Так сложились обстоятельства, Олег, что я провела ночь с двухметровым фрицем с телом Аполлона и голосом Элвиса. Но мы спали под разными одеялами! Ах, да, мои родители считают, что он — это ты. Долгая история".

Во что я только вляпалась…

Я очнулась только тогда, когда поняла, что шум воды стих, а партия Аве почти допета. Открылась дверь и в комнату вошёл Курт, обнажённый — только белоснежное полотенце вокруг бёдер.

Полуголый поджарый немец зрелище не для слабонервных, скажу я вам.

С зачёсанных назад волос капает вода, оставляя на теле влажные дорожки. Осталось включить трек Энигмы и зарисовка к качественному порно готова.

Курт наклоняется и по-хозяйски разбирает постель: аккуратно снимает покрывало, взбивает подушку, не забывая при этом что-то мурчать под нос по-немецки. Баритоном.

Пока он не спалил, что я снова глазею на него как та самая восторженная чирлидирша, быстро хватаю с тумбочки сухое полотенце и стремглав несусь в ванную. Закрываясь на замок понимаю, что не слышала этого щелчка раньше.

Он что — мылся с открытой дверью?!

От чего-то эта мысль вгоняет в краску.

В воздухе неуловимо пахнет мылом и… мужчиной. Да-да, видит Бог, даже если бы я не знала, что только что здесь намывал свои телеса близнец Эроса, я бы это всё равно почувствовала, самка всегда чувствует своего самца.

Своего? Я сказала своего?

Снимаю джинсы, свитер, бельё, открываю воду и встаю под не в меру горячие струи. Представляю, как только что здесь, на этом самом месте, стоял голый Курт и ощущаю нездоровое (нервное?) возбуждение. Чересчур буйно разыгравшаяся фантазия решает меня добить и услужливо подсовывает образ фрица под одеялом в спальне. С каплями воды на теле. Без полотенца.

Голый немец… Танго… Рука на спине… Взгляд… Губы… Початок кукурузы… Голый. Немец… Голый. Совсем голый! Одна кровать на двоих.

Так, стоп. Очнись! Очнись, кому говорят!

"Не вздумай! Я только вошла во вкус! Попкорн вот открыла!"

Мысленные истерички очнулись от обморока, будут теперь с пути истинного сбивать!

Выключаю кипяток и врубаю на всю ледяную воду. Контраст впечатляет, я не выдерживаю и ору. Хорошо-о! Вот теперь точно взбодрилась и места для глупостей в голове не осталось.

— Ульяна? Всё в порядке? — слышу требовательный стук в дверь. — Я слышал какой-то жуткий звук. Или это ты тоже решила спеть?

Вот гадёныш забугорный! И почему ему так нравится меня цеплять?

— То же самое я хотела спросить у тебя, когда ты был в ду́ше. Долго думала, что ужасный скрежет, а потом решила, что это шумит канализация в трубах.

Это какое-то исчадие ада!

Благодаря колкой перепалке крамольные мысли голову покинули, но какая-то внутренняя взбудораженность никуда не делась. Похожее испытываешь в детстве, когда, ложась спать вечером тридцать первого декабря, знаешь, что утром наступит новый год и ночью Дед Мороз непременно положил под ёлку кучу подарков; или в юности, когда парень, который давно нравится, пригласил на первое свидание; или когда смотришь на авио-билет и знаешь, что назавтра будешь пить "Секс на пляже" в совсем другой стране.

Предвкушение. Томительно-сладкое. Волнующее. Ведь ты не можешь знать заранее, как оно будет в реальности. Старый седой бородач может принести тебе очередную безделушку, парень оказаться занудой, а по пути в солнечный рай ты можешь потерять багаж и въехать в номер с постельными клопами.

А может, наоборот, всё будет незабываемо. У любой монеты две стороны.

Сейчас я тоже испытываю внутренний трепет, который никак не проходит. Я долго отмокаю в ванне, дважды чищу зубы, тщательно мою голову — в общем, делаю всё, чтобы оттянуть момент возвращения в спальню, в тайне надеясь, что к тому времени он крепко уснёт.

Нет, я совсем не волнуюсь, что возьмись он меня провоцировать своими кубиками я сразу же растаю, но просто если он будет спать всё равно будет спокойнее.

Когда оттягивать дальше стало невозможно и я уже конкретно клевала носом в остывшей ванне с осевшей пеной, пришлось всё-таки выбираться. Накинув пушистый халат поверх пижамы с Баксом Банни (спасибо, сестричка, за одолженный секси-наряд!), на цыпочках пробираюсь в спальню. Я очень надеюсь, что фриц видит десятый сон, но нет, он, подпихнув под спину гору подушек, и в тусклом свете ночника читает потрёпанный томик Вальтера Скотта.

Делать нечего — плетусь к кровати, прямо в халате забираюсь под одеяло и отворачиваюсь.

— Выключи свет, через несколько часов подъём, — бурчу и зажмуриваю глаза. Так надёжнее, потому что если ему вдруг взбредёт в голову зачем-то встать, я могу увидеть в полированной дверце шкафа его отражение. А это крайне нежелательно, потому что выйдя из ванной мне показалось, что я видела торчащий из-под одеяла край бедра. И там, где у нормальных людей начинается бельё, у него белеет незагорелый след его отсутствия.

Подлый немец спит голым.