В кармане снова дребезжит мобильный и я, с горящими глазами изучая красочную заставку «СанниАйлз», не глядя принимаю вызов.

— Привет, чего звонишь ни свет ни заря, — зевает в трубку Диана, и я тут же теряю интерес к сайту.

— Ни свет ни заря? — бросаю взгляд на запястье. — Через полтора часа полдник!

— Серьёзно? — слышу, как шуршат простыни и следом протяжный выдох подруги: — Ай, дьявол, точно, работу проспала!

— Какую ещё работу? Ты хозяйка собственного салона красоты, ты можешь неделями там не появляться.

— Спасибо, что лишний раз напомнила, что моя независимость это не сон, — хохочет Диана и я нутром чувствую, что это её приподнятое настроение неспроста. Ой, неспроста.

Перекладываю телефон в другую руку и на автомате поднимаюсь с кресла.

— Я… звонила тебе вчера вечером, ээ… поболтать, но твой телефон был отключен. Я даже заволновалась — не случилось ли чего…

— Угадала, ещё как случилось! — восторженно хихикает Ди. — Я попала в плен дико обаятельного мучачос и сегодняшнюю ночь мы провели вме-есте-е… — нараспев тянет подруга, а я вдруг ощущаю, как дамоклов меч вонзается мне в грудную клетку.

— Мучачос… Как интересно… Я его знаю? — и даже дышать перестаю ожидая ответа, но вместо него в трубке раздаётся шум сливного бочка.

— Что? Прости, я не расслышала. Чёртово пиво, литра два с половиной вчера высосала… Ух, а башка-то как кружится, святые поросята.

— Я спросила — я его знаю? — терпеливо повторяю вопрос.

— О, да, ты его знаешь и ещё как…

Незаданный следующий вопрос застревает где-то в горле, но, взяв себя в руки, всё-таки решаюсь уточнить имя. Просто… просто потому что не люблю недосказанности, и не потому что надеюсь услышать, что это какой-нибудь Вася или Николай, а не заблудший Гулливер из Мюнхена…

Едва только открываю рот, как после короткого стука распахивается дверь и Альбина оповещает, что Артур созывает всех на экстренное совещание.

— Извини, мне пора бежать, — сухо бросаю в трубку и уже собираюсь было скинуть вызов, как слышу, что Диана зовёт меня вечером в бар «Бобо́» пропустить по стаканчику — читай: «я просто изнемогаю вывалить на тебя подробности ночного родео в самых мельчайших деталях».

Первая мысль — отказать, я и так не большой любитель слушать о физиологических особенностях телес того или иного её кавалера — сосиски, сардельки и прочую колбасу не сильно-то и люблю, а уж информацию о том, сколько штрафных за ночь забивает Курт и вовсе считаю малоинтересной и лишней.

«Ах ты, маленькая лгунишка!» — уличает внутренний голос, и я побеждённо крякаю, что вечером буду.

В конце концов, мы дружим с Дианой кучу лет, как-то глупо обижаться на неё за то, что она — свободная и раскрепощённая, позволила себе то, что я — прагматичная и серьёзная, никогда себе даже в безбашенные студенческие годы не позволяла. А именно — приятное времяпрепровождение в парнем, который тебе понравился, и то, что ты знаешь его всего час от силы — совсем не помеха для пары палок чая. А уж то, что он "типа как бы парень твоей лучшей подруги" — хоть и лже-парень — и вовсе гнилая отмазка для юниоров.

Вот, блин, Диана отбила у меня моего временного Олега!

Хоть убей — неприятно. Глупо, эгоистично, иррационально — но неприятно и всё! Такие вот мы, женщины, собственницы.

Пока бреду к кабинету босса, почему-то вспоминаю, как лет пятнадцать назад, отдыхая с родителями в Италии, мы забрели в интернациональное кафе, где в меню, среди испанской тортильи, английского йоркширского пудинга, бразильского ватапи был и истинно немецкий шницель. Сочный, аппетитный… Я долго на него облизывалась, но в итоге решила не рисковать и выбрала знакомый русский борщ.

Видимо, судьба уже тогда мне тонко намекала.

А ведь был шанс.

В баре с дурацким названием «Бобо́» я появляюсь точно в срок и, заметив за дальним столиком у окна машущую мне рукой Диану, протискиваюсь мимо сидящих за барной стойкой тинейджеров.

Приближаясь, ловлю себя на глупой мысли, что рассматриваю подругу с каким-то нездоровым пристрастием, будто ночь с Гансом должна была как-то отразиться на её внешности. Татуировка свастики на лбу или там макияж под цвет немецкого флага.

— Привет, дорогая, — оторвав от уха мобильный, Диана привстаёт и целует воздух у моих щёк, затем падает обратно на плетёное кресло и снова припечатывает к слуховому проходу золотистый смартфон. — Я сейчас, одну секунду, — шепчет в мою сторону и возвращается к разговору с невидимым собеседником.

Судя по возбуждённому блеску глаз и пышащему здоровьем румянцу — собеседнику мужского пола.

Ну, конечно, этот патриот-перебежчик любит языком почесать, — фыркаю, утыкаясь в меню.

Так, что у нас здесь: кальмары в пивном кляре, салат из морепродуктов, чесночные гренки… С преувеличенным энтузиазмом листаю страницы и всеми силами стараюсь сделать вид, что мне совсем не интересно, о чём это там воркует моя лучшая подруга. И, по правде говоря, меня это дико раздражает — разве мне не должно быть действительно фиолетово, о чём они болтают? Но судя по тому, как мой организм отключает все прочие чувства концентрируясь исключительно на слухе — мне не фиолетово. Кажется, даже уши увеличились в размере.

— Ой, да брось… Говорю тебе, прекращай, — заливается Диана, жеманно наматывая на палец иссиня-чёрную прядь. — Нет, клади ты первый трубку!.. Нет, ты!.. Говорю — ты первый!

Протяжно выдыхаю через нос и рывком забираю у подруги раскалённый телефон. Перед тем, как безжалостно нажать на сброс, успеваю заметить имя звонившего — «Тигрёнок».

Тигрёнок? Серьёзно?!!

— Эй, крошка, кто-то сегодня не в духе? — хмурится Ди, кивая на лежащий на столе Верту.

— Прости, но мне показалось, что иначе это может тянуться бесконечность, — давлю улыбку. — Кстати, поговаривают, что долгая болтовня по телефону плохо сказывается на серых клетках. Все эти невидимые глазу вредные волны… Не благодари.

— Ты права, к тому же, надо дать нам немного времени друг от друга отдохнуть, — легко соглашается Диана и машет рукой подзывая официанта. — Признаться, когда концентрация мужчины в моей жизни начинает пересекать допустимые пределы — он сразу же становится мне неинтересен. Боюсь, в этом случае будет именно так.

— Тигрёнок чрезмерно навязчив? — мне кажется, или ирония в моём голосе слишком очевидна?

— Ну, не то, чтобы чрезмерно, но он мне уже шагу не даёт ступить. Что поделаешь — запа́л, — не без гордости резюмирует Ди, заказывая юному официанту порцию маргариты.

Прошу принести ванильный латте и возвращаюсь к беседе:

— И какие у вас с ним дальнейшие планы?

— Понятия не имею, пока рано что-то говорить, я и сама не ожидала, что так всё лихо закрутится. Всего одно свидание — и вот уже утром он признался мне в любви, представляешь? — хохочет Диана, и почему-то впервые за нашу долгую дружбу мне не хочется разделять с ней веселье.

Побеждённо признаю, что да, мне не весело, и самое в этом всём раздражающее, что для этого нет вроде бы ни одного веского повода. Ни единого! Курт мне не друг, не бывший любовник и даже не хороший знакомый, так с чего это новость о том, что моя лучшая подруга и случайный проходимец обменялись этой ночью друг с другом микрофлорой вдруг так сильно меня задевает?

У меня есть Олег, а Ди свободна как ветер, она имеет полное право спать с кем хочет!

«Но только не с немецким фриком. Да, такой вот я самодур!», — гнусавит внутренняя брюзга и при всём желании я не хочу с ней спорить.

— Ну, вообще, если так подумать, Эндрю — парень клёвый, пожалуй, дам ему шанс, — продолжает Диана, и я словно выпархиваю из анабиоза:

— Эндрю?

— Ну да, Андрей Дроздов. Помнишь, на первом курсе он за тобой ухлёстывал, но тогда он был в этих жутких следах от акне и с пластинками на зубах. Бр-р, — кривится подруга и принимает из рук официанта коктейль.