— Дурной пример заразителен, — бурчит под нос отец. — Вспомни, в чём он явился на юбилей дочери — кожа, заклёпки, драные джинсы. Ещё и перегаром несло.
— Папа! — с укоризной обрываю отца, почему-то оскорбившись.
Никогда прежде не видела его таким взвинченным, что это на него только в обществе Рейнхарда находит?
— А смотрите, что у меня тут е-есть, — пьяненько тянет дядя Яша и через мгновение гостиную заполняют скрипучие звуки танго.
Старый граммофон — главная гордость дядюшки, на каждой вечеринке он неизменно ставит раритетные пластинки, заставляя всех отплясывать под Муслима Магомаева или допотопную "американьщину".
— Музыка моей юности, вам нравится ретро, Олег? — покачиваясь в такт мелодии раскраснелся дядя Яша.
— Просто обожаю. Как раз пора растрясти брокколи. Потанцуем? — Курт поднимается и протягивает мне ладонь. Выбора нет: под умильное улюлюканье родных неохотно встаю следом и позволяю вывести себя на самый центр гостиной.
— Только попробуй что-нибудь выкинуть — ноги отдавлю, — сквозь улыбку шиплю своему напарнику и громко охаю, когда он виртуозно подхватывает меня рукой за поясницу, и наклоняет назад так низко, что я вынуждена поднять правую ногу.
— Если ты не знала, то я отлично танцую, — он возвращает меня на место и прижимает к себе так тесно, что я ощущаю как бьётся его сердце. А ещё этот умопомрачительный аромат…
Грациозно развернувшись, вытягиваем перед собой сцепленные замко́м руки и синхронно поворачиваем голову влево.
— Отлично танцуешь? Значит, ничего не мешает. Нашёл чем хвастаться.
— Это ты о чём? — уголком губ спрашивает он и делает резкий выпад вперёд, затем так же порывисто возвращаясь на исходную.
— Знаешь же русскую поговорку, что плохому танцору всегда мешают…
— А так? — он вдавливает меня к себе настолько сильно, что я ощущаю теперь не только биение его сердца. Упс. Кажется, я поторопилась с выводами. Очень сильно поторопилась.
Задыхаясь от умопомрачительной близости, кряхчу:
— Пусти, ты мне рёбра сломаешь.
— Ничего, твой папа-костоправ тебя быстро починит.
— Мой папа — хирург, лучший в Москве, — добавляю не без гордости, и снова доверчиво падаю на его согнутую в локте руку.
Пока мы, препираясь, кружимся по гостиной, краем глаза замечаю обращённые на нас взгляды: мама едва не утирает платочком слёзы умиления; Вика, потягивая джин-тоник, выдавая его за сок, зло смотрит на нас поверх стакана, а отец демонстративно отвернулся, рассматривая дядину коллекцию пивных крышек.
Вот же упёртый!
Но сейчас папа и его бзики волнуют меня меньше всего. Мне так легко, так хорошо, словно я глотнула галлон морфия и пребываю сейчас в полубессознательной эйфории.
Должна признаться, танцует Курт действительно божественно, словно всю жизнь этому посвятил. Чувствую, что должна ему в этом признаться, ну что я, в самом деле, веду себя как противная язва!
— Кто бы мог подумать, что ты правда умеешь танцевать танго. И довольно неплохо.
— Это один из моих скрытых талантов. Пусти ночью на свою половину кровати и покажу ещё один, — пряча ухмылку за серьёзным выражением, Курт чертит ногой полукруг и возвращается на исходную.
— Не дождёшься, — наклон. — Постелю тебе на дверном коврике.
— Если женщина соглашается станцевать с мужчиной танго, то по законам Аргентины она дала добро на жаркое сближение, — рука скользит по бедру. — Ты знала?
— Ну, с законом я не сильно дружна, это же твоя профессиональная прерогатива. Да, Олег? — специально делаю акцент на чужом имени и ощущаю, как его ладонь сжимает мою ягодицу. — Эй, этого движения в танго нет!
— Это его современная версия. Нарушать законы, так по полной программе.
Синхронно поворачиваем голову и, тяжело дыша, смотрим в глаза друг другу. Два кофейных озёра лучатся озорным блеском, кажется, его только заводит наш словесный пинг-понг колкостями. Признаться, он и меня заводит, но в этом я точно ему не признаюсь.
Курт перемещает ладони на мою поясницу и снова рывком прижимает к себе. Ох ты ж, матерь Божья! Он что, прячет в штанах початок кукурузы?
Музыка плавно завершается и, скрипя иголкой по пластинке, граммофон выдаёт новую мелодию, что-то из кантри шестидесятых, а мы продолжаем стоять по центру гостиной, беззастенчиво трогая друг друга глазами.
Его губы снова так непозволительно близко, а я выпила так много наливки…
— Эй, молодёжь, кто хочет отведать мой фирменной яблочной шарлотки? — нараспев тянет дядя Яша, таща перед собой противень с дымящимся пирогом. — Прошу прощения, — огибая нас идёт к столу, и только тогда я позволяю себе расцепить словно приклеенные к его телу руки.
— Вегетарианецы, надеюсь, едят шарлотку? — как ни в чём не бывало спрашивает Курт и, потирая руки, следует на зов аромата.
На ватных ногах плетусь по его пятам, понимая, что если сегодняшний вечер и не изменит мою жизнь, то точно внесёт в неё свои коррективы.
***
Съев кусок пирога, выпив ещё два бокала наливки и продув две партии в лото, понимаю, что уже хочу покинуть этот фонтанирующий праздник жизни и ретироваться наверх, в свою комнату. Я очень устала за сегодня, буквально выбилась из сил, даже больше морально, чем физически. Столько разнообразных эмоций всего для одного дня — это даже для меня перебор.
Весь вечер я ощущала на себе взгляд Курта, и эти его прикосновения во время танго… как бы я не хотела, никак не могла выбросить их из головы. Он касался меня так нежно, но в то же время властно, больше всего на свете я не хотела, чтобы этот танец заканчивался. Но он закончился, и теперь я сижу и прокручиваю всё в мельчайших деталях, с горечью осознавая, что никогда не думала так много об Олеге, и вообще никогда о нём ТАК не думала.
Точно, надо подняться наверх, принять ванну и просто выбросить из головы этот странный удивительный вечер.
— Простите, но я, пожалуй, вынуждена откланяться, — подавив зевок, кутаюсь плотнее в безразмерный свитер и поднимаюсь с дивана.
— Да, Ульяна права — пора на боковую. Мы, почти коренные англичане, очень чопорны в этом вопросе, отбой ровно в десять, а уже первый час, — поддерживает Курт и, поставив бокал с недопитым вином на стол, встаёт следом.
— Может, поиграешь ещё немного в лото? Да и вино не допито… — с надеждой пищу я, и встречаю суровый кофейный отпор:
— Ни в коем случае! Иначе мне придётся брать кредит — тётя Тамара настоящий профи. Признайтесь же, вы жульничали? — подмигивает тётушке, и та заливается звонким смехом, тем временем собирая во внушительную кучу монеты и смятые полтинники.
— Спокойной ночи, дорогая, — мама обнимает меня за плечи и тут же переключается на Курта, похлопывая того по спине. — Доброй ночи, Олег.
— Пока, пап, — бросаю отцу, дожидаясь ответной реакции, и он-таки цедит:
— Доброй ночи, Ульяна.
Специально ведь меня одну выделил!
Ощущаю на своей талии руку Ганса и вновь возвращаюсь воспоминаниями к нашему жгучему танцу. И тут меня осеняет: чёрт, мы же будем спать в одной комнате! На одной кровати! Там даже несчастной софы нет, чтобы его отселить. Конечно, можно включить Ульяну-скромницу и сказать всем, что до свадьбы мы спим раздельно, и такое даже бы прокатило. В восемнадцать. Но в тридцать… это глупо.
— Ульяна, — окликает мама, и я оборачиваюсь: сложив ладошки мама стоит у подножия лестницы и смотрит на нас таким взглядом, что меня окатывает волна ошеломляющей нежности. — Доброй ночи, — снова повторяет она, и я чувствую, что она волнуется не меньше моего.
Курт первый мужчина, которого я познакомила со своей семьёй. И вот мы поднимаемся вдвоём, чтобы закрыться в спальне. Всё, теперь она воочию видит, что её маленькая девочка выросла.
Я вижу, как он ей понравился, вижу, как она за меня счастлива, и ощущаю себя настоящей свиньёй, потому что вынуждена лгать самому родному для меня человеку.
И самой себе.
— Надеюсь, ты не храпишь? У меня очень чувствительный сон, — поднимаясь, выдыхает мне на ухо Райнхард, и я решаю быть стойким оловянным солдатиком до конца:
