– Твоя коллега положила на тебя глаз? – спрашивает Женя довольно безразличным тоном, туша в урне сигарету.

– Не думаю.

– Она тебе что-нибудь сказала про меня?

– Нет. Хотела, но не успела.

– Хорошо. Идём.

На деле бар оказывается немецким пивным рестораном, но, когда нас сажают за столик и вручают меню, цены выглядят действительно достаточно демократично, и я расслабляюсь.

– Попробуй их фирменные колбаски, – советует Женя. – Под пиво просто идеально. И к ним идёт офигенная капуста. Ещё давай гренки на двоих возьмём. Чёрные, с чесноком, здесь большая порция. И соус сырный. Лучше сразу два.

В этот момент мои мысленные весы склоняются в сторону «Женя – парень». Как-то сухо, по-деловому и по-мужски это всё звучит. Но Женя их тут же выравнивает, мягко и лукаво улыбаясь:

– Извини, Андрей, я давлю на тебя? Может ты хочешь что-то другое?

Чёрт.

– Доверюсь твоему выбору, – отвечаю я.

– И это правильно. Я разбираюсь в хорошей еде.

Женя ненавязчиво помогает мне и с выбором пива, и мы делаем заказ. Сначала почти молча едим эти восхитительные колбаски с не менее восхитительной капустой и гренками, а потом, когда голод оказывается утолён, Женя говорит:

– Ну, рассказывай.

– Что тебе рассказывать?

– Как ты дошёл до такой жизни, что не можешь отличить девушку от парня?

– А может быть это лучше ты мне расскажешь, как ты дошла до такой жизни, что тебя нельзя отличить от парня? Или может быть расскажешь, как ты дошёл до такой жизни, что тебя нельзя отличить от девушки?

Женя смеётся, а потом отвечает:

– Андрогинная внешность. Никогда не слышал?

– Слышал, – бурчу я недовольно.

Конечно я чего-то там слышал про андрогинную внешность, но немного. Правда, в Москве я навидался всякого: и парней, переодетых в девушек, и девушек, переодетых в парней, но понять кто передо мной, я обычно мог, пусть и не всегда сразу.

– Ты специально так одеваешься? – спрашиваю я. – Нравится развлекаться, вводя людей в заблуждение?

Женя отпивает пиво и довольно облизывает губы:

– Не-а. Не поверишь, ты у меня такой первый. Обычно я одеваюсь так, что сомнений не возникает. Просто сегодня я так оде… Чёрт! В общем, этот балахон оказался на мне сегодня случайно, просто утром я обли… Короче, на меня утром пролился кофе, а я уже опаздыв… Да блядь! Это невозможно! Я ду… Мне казалось, это будет проще. Всё. Давай лучше ты говори, а я буду молчать. В нашем удивительно богатом русском языке невозможно обойтись без глаголов, выдающих половую принадлежность рассказчика.

Теперь уже смеюсь я, а Женя возмущается:

– Ну что ты ржёшь?! Рассказывай давай лучше, как ты под стол пешком ходил, как в школе дрался, как тебя предки наказывали, как с девушками встречался, ну и так далее.

– Зачем тебе это? Под стол все примерно одинаково ходят, в школе я особо не дрался – у меня отец строгий, так что себе дороже было. А девушки… Я московский вуз закончил, на последнем курсе у меня случилась несчастливая любовь. Точнее, сначала она была счастливая, а потом меня променяли на тугой кошелёк и красивую машинку.

– Такие истории тоже почти у всех есть. Это жизнь, Андрей. И влюбляться – большая глупость.

Меня несколько удивляют эти слова, довольно трагичные, но произнесённые таким ровным и спокойным тоном, словно просьба передать соль. Женя не даёт мне обдумать и спрашивает:

– Ты же только с сегодняшнего дня на работу устроился. Где ты раньше работал?

– В Москве. Меня сократили весной. Кризис же. И вместе с работой я потерял девушку, с которой жил последние два года. С безработным инженером ей оказалось не по пути.

Женя смотрит на меня со снисходительным сожалением:

– То есть ты сейчас весь такой с разбитым в очередной раз сердцем?

– Нет. После первого раза я больше не влюблялся. Не знаю почему. Просто так вышло. Может быть пока мне не встретилась та самая… Так что сейчас я просто весь такой, чувствующий себя доверчивым идиотом.

– Это пройдёт. Это лучше, чем разбитое сердце, поверь мне.

– А ты, Жень? Тебе разбивали сердце?

Существо молчит несколько секунд, а потом говорит совсем тихо, так, что в шуме ресторанного зала мне приходится прислушиваться:

– Андрей, я не знаю ни одного человека, которому не разбивали бы сердце. Я – не исключение. Со мной это тоже было, лишь однажды, и не повторится впредь. Но я не расскажу тебе эту историю. Ни сейчас, ни когда-либо позже. Извини.

Я начинаю раздумывать, что бы всё это значило, а Женя поднимается из-за стола:

– Мне надо в туалет.

Я киваю и почти тут же поднимаюсь и иду следом. Может быть это не совсем честно, но сейчас я всё узнаю. Существо останавливается аккурат между двумя дверями с буквами «М» и «Ж» и оборачивается ко мне – оказывается, я предсказуем.

– Ай-ай-ай, Андрей. И не стыдно тебе? Захотел сжульничать?

Я возмущаюсь:

– Я так никогда не догадаюсь. Нужных глаголов ты не употребляешь, про себя не рассказываешь, мы оба состаримся, прежде чем я что-нибудь пойму.

– А я и не обе… В общем, никто тебе не обещал, что будет просто.

Но я не собираюсь отступать. Стою и жду, какую же дверь выберет существо. А оно тоже не торопится, прислоняется к стене между дверями:

– Смотри, Андрей, ты сам сказал, что я не пойми как кто выгляжу, а значит сейчас я могу войти в любую дверь, и никто мне слова не скажет и даже косо не посмотрит. – Женя теребит пальцем нижнюю губу, словно размышляя, а на самом деле издеваясь надо мной: – Что же мне выбрать? В женском туалете, вероятнее всего, очередь, так что пойду я, пожалуй, в мужской.

Женя отлепляется от стены и наклоняется ко мне:

– В кабинку, конечно же. Идём. Не бойся, я не буду смотреть как ты писаешь.

Вот же сучка!

Женя скрывается в кабинке. Как на зло, под дверью нет даже малюсенькой щели и невозможно подсмотреть как стоят Женины ноги, поэтому, скрипнув зубами, я иду к писсуару.

Когда мы выходим из мужского туалета, Женя останавливается:

– Пойду на улицу, покурю.

Выход из ресторана в одной стороне от туалетов, а наш столик в другой. Я машинально делаю шаг за Женей, и Женя оборачивается:

– Андрей, улица – не туалет. Пространство там не разделяется по половому признаку, так что никаких подсказок не предвидится. Иди лучше ещё пива закажи, и мне тоже, на свой вкус. И не бойся, я не сбегу, не оплатив свою половину счёта.

Вот же сучка в квадрате! Может быть это мне уже пора бежать куда подальше от этого существа?

***

– У тебя что, ненормированный рабочий день? – хмыкает отец, выходя в коридор, когда я вваливаюсь туда около десяти вечера, пришибленный энным количеством бокалов пива и впечатлениями от существа.

Следом появляется мама:

– Ужинать будешь?

– Нет и нет, – отвечаю я, скидывая ботинки. – У меня нормированный рабочий день, просто после работы я зашёл в бар с… коллегой. И ужинать, соответственно, не буду.

Я вспоминаю, как существо, дойдя со мной до автобусной остановки после ресторана, сказало: «Неплохо посидели. Если до завтра не догадаешься, вечером приглашаю тебя в гости. Но условия те же: никаких попыток забраться в трусы и потрогать то, чего трогать не полагается». Я смотрю на маму и добавляю:

– И завтра тоже не буду ужинать. Иду в гости к коллеге.

Зайдя в свою комнату, я закрываю дверь и снимаю пиджак. Дверь тут же открывается, и в комнату заглядывает мама:

– А эта коллега – девушка?

Отличный, блядь, вопрос! Просто на миллион долларов! Если бы я ещё знал на него ответ.

– Мам, я вам потом всё расскажу, ладно?

– Ну что за вопросы? – ворчит в коридоре отец. – Мужику под тридцатник. Что он, про каждую юбку, которую задрал, докладывать должен?

Да уж, чем-чем, а юбкой в моём сегодняшнем вечере точно и не пахло. Мама надувает губы, но оставляет меня в покое, закрывая дверь с другой стороны, а я забираюсь с ногами на диван.