В родной город после многолетнего отсутствия можно вернуться по-разному. Кто-то въезжает в него на белом мерседесе, снисходительно пожимая руки лишь избранным, кто-то вваливается рубахой-парнем, радостно обнимая знакомцев и незнакомцев, а кто-то, облажавшись по всем фронтам, приползает поджав хвост. Ну, мой случай – последний.

Огненно-горячий асфальт обжигает пятки сквозь тонкие подошвы кед. От поезда удушливыми волнами исходит жар. Несвежая после ночи в плацкартном вагоне футболка и мятые джинсы липнут к телу. Вокруг суетятся люди. Я стою посреди перрона под палящими лучами полуденного июльского солнца, придерживая за ручку большой старый чемодан.

Когда толпа редеет, я покидаю перрон, прохожу через прохладное здание вокзала, выбираюсь на небольшую парковку и отыскиваю машину отца. Рядом с ней стоит и обшаривает окрестность взглядом мама. В лёгком летнем брючном костюме, светлом, льняном. Они с отцом одногодки, обоим уже под шестьдесят, но мама следит за собой, временами сидит на какой-нибудь диете, занимается спортом, поэтому выглядит отлично для своего возраста. Я подхожу к ней, она улыбается и обнимает меня:

– Андрюша! Я думала, ты с Иришкой приедешь.

Родители ничего не знают. Я не стал говорить по телефону. Не так-то приятно признаваться в своих неудачах и в своей глупости, поэтому я и оттягивал момент до личной встречи.

– Нет, я один. – И, предвосхищая торопливые расспросы, добавляю: – Дома поговорим. Я всё расскажу.

Из машины выходит отец, сухой и подтянутый, высокий, с полностью седыми волосами, в рубашке с коротким рукавом и джинсах. Вокруг его глаз разбегаются лучики морщинок. Он тоже улыбается, тоже рад меня видеть. Крепко, уверенно жмёт мою руку, притягивает к себе и хлопает ладонью по спине. Убирает мой чемодан в багажник.

У отца хорошая машина. В салоне тихо, прохладно, работает кондиционер и едва слышно мурлычет радио. Я сижу на заднем сиденье, смотрю в окно на проплывающие мимо улицы родного города. Всё изменилось: что-то неуловимо, а что-то кардинально. Где-то выросли новые большие многоэтажные дома, где-то появились призывно сверкающие вывесками торговые центры, что-то снесли, а что-то до неузнаваемости отреставрировали.

Мне становится немного тоскливо, как будто я лишился чего-то, не успел куда-то, упустил что-то важное. Как течение реки: берег тот же, но вышел я из одной воды, а вхожу уже в другую. Да я и сам уже другой. Где тот восемнадцатилетний мальчишка, который уехал отсюда десять лет назад? Где его наивные надежды, восторженные мечты? Всё растаяло, растворилось под влиянием суровой реальности.

В квартире жарко и душно. Мама тут же уходит на кухню суетиться с обедом, а отец включает кондиционер и закрывается с телефоном в их комнате. Я слышу его строгий, начальственный голос. Он главный технолог на заводе. Сегодня он не пошёл на работу, чтобы встретить меня, и сейчас, судя по тону, раздаёт очередные указания подчинённым.

Когда-то я хотел стать таким же как он. Поступил в тот же московский вуз, что окончил в своё время отец, на ту же инженерную специальность. Мечтал получить красный диплом, вернуться и пойти работать на завод, возможно даже к отцу в отдел, стать там лучшим. Чтобы меня ценили и уважали так же, как и его.

Жизнь внесла коррективы в мои планы. Учиться было непросто, пару раз я оказывался на грани отчисления, так что даже синий диплом достался мне с большим трудом.

Вернуться после учёбы в свой город мне тоже недовелось. На последнем курсе меня настигла первая настоящая любовь. Яркая, ослепляющая, всепоглощающая, такая, какая обычно оставляет после себя лишь пепел в выжженной душе.

Тогда я готов был положить мир к ногам своей избранницы и, конечно же, когда она отказалась переезжать со мной в мой город, остался в Москве. Получив диплом, начал работать в проектной организации, где требовался молодой специалист моего профиля. Мы сняли квартиру, и я уже готовился сделать предложение, но выяснилось, что для моей девушки я был лишь перевалочным пунктом. Зарплате инженера и поездкам на метро она предпочла преуспевающего бизнесмена и новенькую иномарку. Так бывает, к сожалению, и не редко.

Разрыв оказался очень болезненным для меня. Мне ничего не хотелось, лень было двигаться, шевелиться, делать какие-то шаги, и я нашёл забвение в работе. Она нравилась мне, и я с головой в неё погрузился. Зарплата устраивала, аренда за небольшую квартирку не казалась высокой, и я не стал ничего менять в своей жизни, так и остаться в Москве.

Время лечит, это правда. Как бы сильна не была боль, она отступает, превращаясь из острой в тупую, а потом и вовсе затихая. Моя душевная рана начала постепенно затягиваться, да и сама Москва стала мне нравиться. Наш город тоже далеко не маленький, но столица, в сравнении с ним, огромный мегаполис. Жизнь в нём бурлит и ночью, и днём, не замирает ни на минуту. Магазины, бары, рестораны, тусовки и, конечно же, красивые девушки – всё это манило меня, затаскивало в свои сети.

Я прохожу в свою комнату. Собранный диван застелен новым пледом, пыль вытерта – к моему приезду готовились. Бросаю чемодан возле шкафа и сажусь на диван.

Я так редко бывал здесь. Приезжал два-три раза в год, на пару дней, когда был отпуск и в новогодние каникулы. А теперь вот вернулся.

Бездумно глажу мягкий плед ладонью. Как я буду жить дальше? Куда пойду работать? На завод к отцу? Вряд ли. Отец не всесилен. В стране кризис, сокращения, и если мне за несколько месяцев не удалось найти место в Москве, вряд ли здесь меня ждут свободные вакансии.

Мама зовёт на кухню, ставит на стол тарелки с дымящимся борщом, отец разливает по рюмкам водку. Мы выпиваем за встречу, едим, и я чувствую приближение расспросов.

– Ты надолго? – начинает отец.

– Я не знаю. Меня сократили, я не могу найти работу по специальности. Квартиру снимать не на что. Так что, возможно, я совсем вернулся. Что у вас на заводе, пап?

– Тоже всё непросто, период такой. Я вряд ли смогу тебе сейчас помочь.

– Это не страшно, – успокаивает мама. – Со временем всё наладится. Но почему ты приехал один, без Иришки?

– Мы расстались.

– Совсем? Или просто поругались?

– Совсем.

На лице мамы читается неподдельное сожаление и разочарование:

– Почему?

После той, бульдозером проехавшейся по мне любви, я никому больше не дарил своё сердце. Не знаю почему. Возможно, не был готов, возможно, не встретил ту самую. Конечно, девушки были в моей жизни, в моей квартире и в моей кровати. Они появлялись и исчезали, редко задерживаясь надолго, не цепляя, не задевая ничего в душе. Лишь в двадцать шесть я решился на серьёзные отношения. Как раз с Иришкой, про которую сейчас спрашивает мама. Иришка была милой, доброй, казалась мне интересной. Не могу сказать, что я любил её, но за почти два года отношений привык к ней. К тому же, за несколько редких встреч она сумела завоевать расположение моих родителей.

Что мне сейчас ответить маме? Что когда на моём горизонте замаячило сокращение, Иришка вдруг изменилась, вдруг стала совсем другой, всем недовольной? Что когда я потерял работу и перестал давать ей деньги, она весьма прозрачно намекнула, что лучше бы мне поискать другую идиотку? Что она буквально выгнала меня из квартиры, за которую я заплатил аренду на месяц вперёд?

– Мам, мы просто поняли, что не подходим друг другу. Да и чувств между нами особых не было, если честно.

Мама тянется ко мне через стол и треплет по плечу:

– Не переживай, ты ещё встретишь свою любовь. Какие твои годы…

***

Я самый обычный, каких миллионы. Обычные темно-русые волосы, обычная стрижка, обычные серо-зелёные глаза, обычные для мужчины черты лица. Среднего роста, среднего телосложения, по мере сил и возможностей отбывающий повинность в спортзале, ровно настолько, чтобы не стыдно было раздеться перед девушкой. Я очень редко дерусь, практически никогда, и боюсь того, чего боится большинство мужчин. Боюсь быть непонятым, боюсь быть преданным, боюсь потерять и не найти работу, боюсь оказаться за бортом жизни. И, наверное, сейчас у меня чёрная полоса, потому что большая часть моих страхов превратилась в реальность.