— Да, у тебя было трудное детство, — вздохнул Андрей Андреевич.

— Это почему же? — удивился Родион.

— Сколько тебя помню, всё время один, — пожал плечами Андрей Андреевич, словно его собеседник мог увидеть этот жест. — Отец на работе, мать на работе. Ни бабушки, ни дедушки.

— Я вырос в благополучной семье, — убеждённо сказал Родион. — Родители дали мне всё, о чём можно мечтать в наше время. Одевали всегда по моде. Катался на лучшем велосипеде в нашем дворе. Единственный среди сверстников, у кого был кассетный магнитофон и электрогитара. Да и сейчас. Кто ещё в мои годы может похвастаться такой работой? Личный шофер секретаря крайкома!

— Секретарь-то — твой дядя, — заметил Андрей Андреевич.

— И что? Повезло мне с дядей. А мог и по науке пойти. Родители с седьмого класса хотели перевести в престижную школу в центре города. В класс с математическим уклоном. Я отказался. Зря, наверное, но тогда меня больше спорт привлекал. И в институте мне место забронировали, а я в техникум подался. Всё самоутвердиться хотел. Постоянная опека давит на психику. С одной стороны, хорошо, а с другой — иногда полным ничтожеством себя чувствуешь. Мысль достаёт: что я без папы и мамы стою? И получается — полный ноль. Меня ведь и от армии могли откосить. Гордость взыграла. Какой мужик, если в армии не служил!? Армейской романтики захотелось отведать. Два года из жизни вычеркнул, потому что романтикой там и не пахнет.

— А чем пахнет?

— Тюрьмой, — Родион уже отдохнул, но на плечи навалилась непонятная слабость, вставать не хотелось. — Теперь-то понимаю, что родители кругом правы были.

И снова гнетущая тишина. Родион сидел с закрытыми глазами. Молчание угнетало ещё больше.

— Жаль будет, если отсюда не выберемся, — снова заговорил. — Мой дядя говорит, что интересная жизнь начинается. Сверху большие перемены идут. Горбачёв скоро даст нам свободу.

— Если так же, как с алкоголем, то такая свобода нам не нужна. Столько виноградников под корень вырубили!

— Лес рубят — щепки летят, — веско произнёс Родион. — Погодите, ещё не то будет. Развернёмся к Западу лицом.

— Было бы к чему разворачиваться, — пренебрежительно сказал Андрей Андреевич. — Запад уже давно под откос катится.

— Вы за границей были? — снисходительно спросил Родион.

— Не довелось. Знаешь, туда какие очереди? Собрались один раз, в Болгарию. Да дочка заболела. Отложили.

— А я был. И не в соцстране, а в ФРГ.

— Кто тебя туда пустил?

— Дядя пристроил к делегации железнодорожников. По обмену опытом. Поначалу испытывал чувство неловкости. А потом, когда разобрался, что половина делегации такие же железнодорожники, как и я, то успокоился.

— Знаю, сейчас начнёшь рассказывать, какая там жизнь хорошая, — заворчал Андрей Андреевич.

— Ну, это само собой! У нас так только партийные функционеры живут. А у них — простые смертные. Мне заграница понравилась. И не магазинами. Я в отличие от других членов делегации, по улицам гулял, а не шмотками чемоданы набивал.

— Вот и остался бы там.

— Если бы оставили! Но ничего, с Горбачёвым надежда появилась, что и у нас жизнь наладится. Дядя уже советует к малому бизнесу присмотреться.

— К какому?

— Есть такое понятие — малый бизнес. Через него всю экономику страны поднять можно.

— Посмотрим.

— Смотрите, а я участвовать буду. Активно.

— И какие планы у тебя?

— Да пока никаких. Но одну идею в ФРГ подсмотрел.

— Интересно какую?

— Брачные агентства там процветают. По ввозу невест из-за рубежа. Написал заявление, заплатил денежки, и тебе подберут жену из азиатских стран на любой цвет и вкус. Доставят, чуть ли не в подарочной упаковке. Вот бы у нас такую контору открыть!

— Да у нас и своих невест предостаточно.

— А я их за рубеж и собираюсь сватать.

— Ты что, наших девушек хочешь за границу продавать?

— Сватать.

— Неважно, как назвать, а всё одно — работорговля! Представляю, какая их участь ожидает!

— Нормальная участь. По крайней мере, лучше, чем здесь. У состоятельных немцев, между прочим, жёны не работают.

— Ты — комсомолец? — недовольно спросил Андрей Андреевич.

— Комсомолец.

— А идеи у тебя буржуазные! Слава богу, что это твои фантазии. Коммунисты такого никогда не допустят. Коммунисты Родину не продают!

— В Москве уже существует такая фирма. И желающих помахать на прощание Родине очаровательной ручкой пруд пруди. Никого насильно не принуждают. И от женихов заграничных отбоя нет.

— Не может быть! Зачем им русские бабы? Ведь это не бессловесные азиатки. Мы всё-таки более культурная нация.

— Русские девушки ещё не испорчены цивилизацией. Вот я в ФРГ с одним немцем беседовал. Он хозяин салона красоты. У него всё по высшему разряду. Говорил, что из любой женщины красавицу сделает. Только одна может похорошеть за пятнадцать минут, а другой для этого понадобятся недели или даже месяцы. Были бы деньги. А деньги у заграничных баб есть. Вот и представь, такая губастая, мордастая, носатая придёт в салон красоты, вывалит валюту, и её превратят в красавицу. Губки подберут, нос укоротят, черты лица сделают тоньше.

— Это же здорово! Вот против этого я не возражаю. У нас тоже некоторым не мешало бы кое-что подобрать, укоротить.

— А каково немецкому мужику, когда дети непонятно в кого уродами начнут рождаться? Вот поэтому иностранцы на естественную красоту и западают. Стремятся к нашим девушкам, до которых ещё косметическая революция не докатилась. Да и удобнее с нашими. Это своим принцессам домработницу подавай, кухарку и воспитательницу для младенца. А она будет только пальчиком указывать: сделай то, сделай это, да ещё время найдёт с чужими мужиками флиртовать. А наши женщины — домашние. Они и на кухне, и в постели, и с ребёнком. И на работу не очень-то стремятся…

Родион открыл глаза. Всё та же темень. Надо идти. Какова бы ни была жизнь, а жить хочется.

— Отдохнул, Андрей Андреевич?

— Отдохнул, — ответил сосед. — А знаешь, темнота уже так не угнетает. Видимо, психика приспосабливаться начинает. Вот только желудок о себе напоминать стал. Но это от нервов. Я когда нервничаю, всегда голод ощущаю.

— А я впервые так разнервничался, — задумчиво произнёс Родион. — И на меня словесный понос напал. Никогда столько не говорил.

Он встал и протянул руку к стене, чтобы продолжить движение. Но что это? Вместо сырой земли пальцы уткнулись в гладкий кафель. Рука скользнула чуть выше и нащупала… электрический выключатель! Щелчок, и яркий свет залил тесную кладовку, на полу которой продолжал сидеть, моргая глазами, Андрей Андреевич. Родион поспешно открыл дверь. Зал был погружен в полумрак. Бросил лихорадочный взгляд на часы. Двадцать минут второго. У Любы он был в одиннадцать. Но за окнами ночь! Неужели прошло больше двенадцати часов?! Что-то долго и незаметно. Значит, торопиться уже некуда. Все спят.

— Кажется, мы вернулись, — констатировал Родион. — Вы ни на что не нажимали?

— Ни сном, ни духом! — Андрей Андреевич радостно на четвереньках покидал кладовку. — Родион! Не топчи ковёр, сними тапки!

Родион скинул тапочки, облепленные кусками сырой глины.

— Значит, не привиделось, — для надёжности потряс головой, но грязные тапки не исчезли. — Ну, что ж, на день рождения я уже всё равно опоздал. Доведём дело до конца.

— Я не буду! — Андрей Андреевич, догадавшись о намерениях гостя, в ужасе шарахнулся от кладовки.

— Тогда я один! — Родион вновь надел тапочки и дотронулся до загадочной плитки. Но ничего не произошло. Тогда стал нажимать на все плитки подряд. Никакого эффекта.

— Испортился лифт, — с облегчением сказал хозяин, из комнаты наблюдая за действиями молодого соседа. — И слава богу! Без чудес спокойнее.

— А совсем недавно говорили, что они вносят в вашу жизнь разнообразие, — заметил Родион.

— Но не до такой же степени! — на лице Андрея Андреевича светилась радостная улыбка. Он был безмерно счастлив, что удачно вернулся домой.