Первой заговорила беловолосая ведьма Джелия Хоуп:

— Я, Дева ковена Тэтч, свидетельствую в пользу посвящаемой Кристины Кэндл, — и на ее мертвенно-бледном лице застыла гримаса ненависти. Эти слова явно расходились с мыслями. — И нарекаю наследницу рода Кэндл своей сестрой.

Виктор поглядел на Кристину и обомлел: ее глаза были завязаны полосой белой ткани, а сведенные вместе запястья оплетены терновыми ветвями, которые ранили тонкую кожу кривыми шипами. От каждой капли крови прямо на глазах на терновнике распускалась багровая роза.

Заговорил мистер Грин. Коротышка дрожал всем телом и выглядел напуганным.

— Я, Казначей ковена Тэтч, свидетельствую в пользу посвящаемой Кристины Кэндл. Пусть боль раскроет ей глаза, и не усомнится она с этого дня никогда, что есть подлинное сокровище.

Мистер Грин швырнул в Кристину несколько серебряных монеток. Каждая из них впилась в обнаженные плечи девушки и начала с шипением прожигать кожу, вплавляясь в нее. Кристина сжала зубы, но не позволила себе даже поморщиться.

Виктор бросил короткий взгляд на маму: та стояла, горделиво вскинув подбородок. Казалось, она переживала сейчас лучший момент своей жизни.

Тем временем слово взял мистер Греггсон:

— Я, Глашатай ковена Тэтч, — при этом он покинул свое место и подошел к девушке, — свидетельствую в пользу посвящаемой Кристины Кэндл. Я сниму мерку с ведьмы.

Жена и дочери Греггсона, не мигая, следили за каждым его движением. Глашатай вытащил из кармана простую пеньковую веревку и размахнулся. Удар пришелся по лицу, и Кристина дернулась так, будто ее стегнули хлыстом. Подойдя к девушке в упор, Греггсон веревкой измерил ее рост, обхват талии, шеи и лодыжек, после чего завязал на веревке три узла. Виктор понял, что это и была мерка. Повязав веревку вокруг пояса Кристины, Греггсон вернулся на свое место.

Следующей заговорила мама, и Виктор вдруг почувствовал, будто он проглотил тяжелые острые крючья, которые принялись двигаться, резать и тянуть желудок в разные стороны. От слов матери его едва не стошнило.

— Я — кровавый исток Кристины Кэндл, — сказала мама торжественным тоном. — Я — ветвь, отрывающая почку. Я — врата, исторгшие Кристину Кэндл. Отдаю ее, и пусть станет она равна мне, пусть станет сестрой мне!

— Кристина Кэндл! — воскликнула Скарлетт Тэтч. — Ты готова снять с себя кожу дочери и надеть кожу сестры?

«Она и так сестра, — негодующе подумал Виктор. — Моя сестра!» Но Кристина считала по-другому.

— Я, Кристина Кэндл, — негромко проговорила девушка, — была рождена для того, чтобы стать не дочерью, а сестрой. И я, будто змей, сбрасываю кожу вчерашнего дня и надеваю кожу Дня, Что Грядет.

Скарлетт закрыла глаза и кивнула три раза:

— Я, Скарлетт Тэтч, Верховная ведьма ковена Тэтч, свидетельствую в пользу посвящаемой Кристины Кэндл.

Больше на Кристине не было ни повязки, ни терновых пут.

В тот миг, как последний отзвук голоса Скарлетт растворился, из медленно сплетающихся языков костра к посвящаемой потянулись черные дымные спирали. Они проникли в ноздри Кристины, и ее глаза раскрылись так широко, что казалось, вот-вот вырвутся из орбит. Радужки стали такими яркими, будто кто-то зажег в голове девушки лампу. А еще они изменили свой цвет на пугающий пурпурный.

Виктор понял, что теперь Кристина — совершенно другой человек, и если отныне эта молодая красивая девушка кому-то и является сестрой, то только не ему.

— Кристина из ветви Кэндл ковена Тэтч! — громогласно провозгласила Скарлетт. — Добро пожаловать, сестра!

— Добро пожаловать, сестра! — хором повторил ковен.

Верховная ведьма продолжала:

— Ковен Тэтч! Сегодня мы собрались здесь также для того, чтобы стать свидетелями события, которое случалось в последний раз более века назад. Казначей!

Опасливо косясь на Мегану Кэндл, мистер Грин подошел к Верховной и услужливо поклонился. В его руках материализовалась старинная шкатулка.

Скарлетт открыла крышку и двумя пальцами извлекла оттуда вьющуюся и светящуюся серебряную нить. Мадам Тэтч подбросила ее в воздух — и та ожила. Нить задвигалась и начала вырисовывать в воздухе над столом спирали и кольца.

— Сегодня! — провозгласила Скарлетт. — В День Между Двух Лет! Я, Скарлетт Тэтч, Верховная ведьма ковена Тэтч, провозглашаю Единство Трех Жен! Пусть корни, ствол и крона срастутся, образуя единое древо! Пусть Мать, Дочь и Внучка станут единым целым! Пусть вспомнят! Пусть вспомнят!

Мама (а Виктор про себя называл ее уже лишь «Корделия Кэндл») помогла подняться своей матери, Джине Кэндл, придерживая ее под локоть. Кристина подошла к ним. Втроем они встали рядом. Корделия и Кристина в ожидании поглядели на Скарлетт. Лишь бабушка, как и прежде, не замечающая ничего кругом, взирала в пустоту.

Ковен между тем повторил слова Верховной:

— Пусть вспомнят!

Скарлетт зашевелила пальцами, словно принялась что-то плести.

— Нить, сплетенная из звездного света! — воскликнула она. — Пусть свяжет их, и они вспомнят.

Бледно светящаяся нить потянулась к Джине Кэндл. Она обвязалась вокруг ее горла и натянулась, отчего старуха стала задыхаться. Но нить не остановилась: она обвила горло Корделии, а затем и горло Кристины.

Виктор сжал кулаки от негодования, но мог лишь бессильно смотреть на происходящее. Он вдруг подумал, что Скарлетт решила избавиться от угрозы в лице соперницы-Кэндл, попросту задушив всех трех. Это было бы весьма в ее духе.

А тем временем один конец нити, будто заточенная серебряная проволока, вонзился в грудь Кристины, вышел из спины и проделал то же самое с Корделией и Джиной, после чего завязался узлом с другим концом, парящим над головой старухи. Кольцо замкнулось. С нити капала кровь. Виктор отвернулся, не в силах глядеть, как сестра, мать и бабушка хрипят и дергаются.

Но тут вдруг все закончилось: хрипы стихли, нить исчезла.

Кристина, Корделия и Джина Кэндл походили на статуи. Их лица были будто отлиты из серебра. В гробовом молчании постепенно все три изваяния начали медленно оживать. Обряд завершился.

— Я, Скарлетт Тэтч, Верховная ведьма ковена Тэтч, рада и счастлива ввести в круг Триединую Линию и…

Договорить ей не дали, и все, что последовало за этим, как Виктор понял, было грубейшим нарушением ведьмовского этикета.

Корделия Кэндл подняла руку, прервав речь Скарлетт, и слегка покачнулась (по всей видимости, она еще не до конца пришла в себя), после чего заговорила:

— Я, Корделия Кэндл, оспариваю привилегию Скарлетт Тэтч быть главой ковена.

— По какому праву? — в холодной ярости спросила Скарлетт. Она знала, что все так и будет, но никак не ожидала, что Корделия вот так, сразу после обряда, потребовавшего от ведьмы Кэндл всех ее сил, попытается бросить ей вызов. Мадам Тэтч полагала, что у нее в запасе есть еще немного времени.

— По праву силы Триединой Линии…

— О, этого слишком мало… — начала было Скарлетт.

— …и Крестовины Линар! — торжествующе завершила Корделия Кэндл.

Тишина, висящая в саду, стала звенящей. Ковен, как единое существо, затаил дыхание.

— Никто не позволит тебе провести обряд Крестовины Линар, — с ненавистью произнесла Скарлетт Тэтч.

— Спроси у ковена, — с потаенной улыбкой сказала Корделия и обвела взглядом собрание.

— Что скажет ковен? — сжав зубы от негодования, процедила Скарлетт.

Ковен молчал.

— Это все ты виноват! — заявил забравшийся с ногами на кровать Томми. Говорил он, язвительно и уничижительно растягивая слова.

— Я? — прохаживающийся взад-вперед по комнате Чарли искренне возмутился. — Да я как лучше хотел!

— «Как лучше»? — Томми и не думал успокаиваться. — Праздник испорчен!

— «Испорчен»?!

— Почему мы должны есть здесь, а не со всеми в саду?! — Мальчик был возмущен до глубины души.

— При чем тут я? Это все твоя мама, — пробурчал Чарли. — Она же так и сказала, когда позвала нас: «Вы сегодня сидите в комнате Томаса. И никуда не выходите. Вам ясно? Мистер Бэрри проследит…»