– И что ты выиграл в споре? – нужно срочно пресечь всевозможные попытки брюнета непристойно пошутить и обсудить насущную тему: должна же я знать цену пари, а лекция профессора Стоуна – это лучшее место для выяснения ценового эквивалента своей девственности.

– Тачку Брэда, – Том достает ключи из кармана джинс, покручивая на указательном пальце, продолжая с напущенной заинтересованностью слушать лекцию профессора Стоуна, распинающегося перед группой ленивых студентов. В число которых я теперь тоже вхожу и всё благодаря британцу.

– А что выиграла я? – мне очень хочется, чтобы на этот вопрос мне ответил умный человек, доступно объяснив мне насколько глупо и опрометчиво я поступаю.

– Лучшую ночь в своей жизни, – белоснежная улыбка Тома вызывает глупые смешки девушек, сидящих сзади нас.

– Боюсь, здесь опять повезло больше тебе, чем мне, – подвигаюсь к Харду так близко, что мое оголенное бедро вплотную притирается к ноге Тома и даже через плотную ткань джинс ощущаю покалывающее тепло. – Хороший парень всегда обнимает свою девушку – это публичное проявление любви. – Смирив меня ледяным взглядом, Томас без лишних слов небрежно приобнимает меня, свесив кисть с плеча. Ни он, ни его руки не заинтересованы в объятьях.

– Значит это правда? – говорю отрешенным голосом, вполуха слушая мистера Стоуна, для виду открыв лекционную тетрадь и положив ручку на чистые страницы. Раньше я конспектировала все лекции и записывала каждое слово, сейчас, моё внимание приковано к похотливому подонку, которого мучают и бесят мои наглые вопросы. Не ответить Хард не может – я могу просто подумать, что он боится, а это немыслимо. Отвечать и оставаться невозмутимым – еще тяжелее. Но отдать Томасу должное, он изо всех сил старается строить из себя неприступную каменную стену от которой отваливается по кирпичику после каждого ответа на мой вопросик.

– Что именно?

– Что я первая и единственная девушка, в сексе с которой ты не предохранялся? – сузившие глаза Харда фокусируются на мне, как глаза кошки фокусируются в темноте, высматривая жертву для убийства. Тоже самое сейчас испытывает мой фиктивный парень – желание убить меня.

– Мой первый раз в сексе. Твой первый раз в небезопасном сексе. – Щебечу таким сладким голоском, словно изливаю душу свою, признаваясь в любви. Нет! Плохая параллель. Подобные мысли в отношении Харда нужно пресекать.

– Тебе ведь понравилось…– кончиком носа игриво задеваю мочку уха. – Ты кончил быстрее, чем успел подумать.

– Закрой, блять, рот! – он выплевывает свой приказ прямо мне в губы, насквозь пропитанный собственной злостью, желчью и неспособностью признать правду.

– Фу, как грубо, Хард. – Возвращаюсь на безопасное расстояние. Теперь между нами может втиснуться любая девушка и заливать этому самовлюбленному эгоисту как она грезит о ночи с ним, раздувая и без того его непомерно огромное эго.

Усаживаюсь на жутко неудобном стуле и прикрываю рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от новой волны резкой боли. Цепляюсь за край стола как за спасительную соломинку и склоняюсь над столом, дыша через рот. Ощущение, словно кто-то нарочно давит мне на больное место и боль в одном участке отстреливает по всему телу.

Сочувствие и понимание британец больше не проявляет. Ему плевать на возможные последствия. Всё, что сейчас важно для Харда – это его задетая гордость словами девчонки о том, что секс с ней ему понравился больше, чем он ожидал.

– Не привычно быть полноценной женщиной? – Хард скалится, испытывая наслаждения от моего растерянного выражения лица и горящего взгляда словно в лихорадке. Я могу выглядеть растерянно, но шестерёнки в моей голове устраивают мозговой штурм в поисках одного саркастичного ответа, что сотрет эту ухмылку с его поганой рожи.

Томас хватает бутылку с водой со стола, открывает и обхватывает горлышко губами, вульгарно попивая прохладную воду и позволяя каплям эротично стекать по подбородку на шею. Он хочет нарушить мой покой. Хард буравит меня шаловливым взглядом парня, загнавшего девушку в угол.

– Ничего, еще несколько раз, и я притрахаюсь к тебе.

Том эпично выплевывает воду и опрокидывает на себя бутылку с остатками жидкости, благо я вовремя успевая вырвать её из ослабевших рук британца. Слюнявые брызги Харда разлетаются в разные стороны, оседая на моей идеальной лекционной тетрадке. Он давится и задыхаясь, кашляет, привлекая всеобщее внимание всех студентов в аудитории, синхронно обернувшись, чтобы засвидетельствовать казус местного подонка.

– Мисс Льюис, постучите мистеру Харду по спине, не хочу, чтобы его последние вздохи были на моей лекции, – профессор Стоун приспускает очки, разглядывая Тома.

Красный от натуги и раздражения, Хард прикладывает свои последние силы, чтобы не допустить публичных прикосновений и закашливается еще сильнее. Исполняя просьбу профессора, стучу ладонью по спине Томаса. В ответ неблагодарный подонок обдает меня сверкающим от гнева взглядом и щипет как змея. Но я непринужденно постукиваю по широкой спине британца, больше исполняя прихоть мистера Стоуна, чем, стремясь, помочь этой скотине. Если он задохнется – меньше проблем, а я буду последней девушкой в жизни Харда, с которой он переспал. Я перестаю оказывать помощь этому козлу. Пусть задыхается!

Как маленькая нашкодившая проказница сижу довольная с тупой улыбкой временного превосходства на лице. Даже саднящая боль меркнет на фоне положительных эмоций.

Остатки воды допиваю, наполняясь живительной силой, большая часть которой впиталась в белоснежную футболку Томаса и оставила мокрые капли на светлой джинсе. Влажная ткань пропиталась насквозь и теперь на радость всему женскому полу идеально обтягивает спортивное тело. Можно даже кубики пресса пересчитать. Что это со мной? Я что заглядываюсь на Харда?

– В конце осени жду от вас курсовую работу! – у меня холодеет сердце, а Томас наконец-то перестает кашлять, но дышит отрывисто и постоянно хекает. – Темы я передам вашей старосте, – профессор Стоун шелестит своими бумажками на столе, не обращая внимания на гробовую тишину в аудитории, которая может расплющить всех студентов.

– Задание парное, – отрывает голову от документов и обводит взглядом притихшую публику. – Я не стал мучать ни себя, ни вас, составляя список пар и выбрал самый просто способ: тот, с кем вы сейчас сидите рядом и будет вашим партнером.

Хватаюсь за голову и испускаю стон отчаянья. Это конец! Одно дело делить постель с придурком, возомнившим себя завоевателем женских тел, другое писать парную работу, где не помогут никакие сексуальные навыки. А мозги Харда работают хорошо только в одном направлении.

– Поэтому надеюсь, что общими усилиями со своим партнером вы напишите что-то стоящее. – Интерес к профессору Стоуна быстро сменяется негодованием. В моем случае добавляется еще невероятная злость и обида, скользящая в моем взгляде.

– Не смотрите на меня так, мисс Льюис, – он понимает всю бедственность моего положения. – Позвольте мистеру Харду воспользоваться вашими знаниями. – Я уже позволила использовать свое тело, теперь очередь дошла и до моих мыслей.

Британец ехидно скалится и хихикает как гиена. Пришла его очередь злорадствовать.

– Может хотя бы через вас он познакомится со знаниями также быстро, как со своими многочисленными девушками. – Студенты в аудитории прыскают от смеха, развеселенные весьма точным замечанием преподавателя. – Но не забывайте, – мистер Стоун нагнетает атмосферу, заставляя моё сердце биться чаще, – что защита курсовой – это доступ к зимней сессии. Завалили защиту – не допускаетесь к сдаче экзаменов. – И сердце в моей груди глухо падает на дно и раскалывается. Это крах моему престижному положению в статусе гениальной студентки! Хард не способен ответственно относиться к учебе, просто потому, что ему это не нужно. Это ведь вам не секс марафон, здесь нужно работать мозгами, а тем, что болтается у него между ног!

Студенты готовые покинуть лекцию в приподнятом настроении секундами раньше, сейчас мечтают сорваться со своих мест, трясущиеся от злости, и разорвать профессора Стоуна на мелкие кусочки. И я готова возглавить этот бунт!