Брюнет поднимает меня на ноги, придерживая за плечи. Как тряпичная игрушка поддаюсь на все манипуляции британца. Он усаживает меня на кровать, а сам пристраивается со спины, оставляя между нашими телами просвет в жалкий миллиметр.

Опаляющее дыхание Харда приятно ложится на плечи и в том месте, где кожи моей касаются теплые струйки дыхания, я покрываюсь мурашками. Вздрагиваю и кожей чувствую самодовольную ухмылку Томаса.

Брюнет копошится сзади, нервируя своим бездействием, и внезапно прижимается своей мощной грудью к моей спине, выбивая последние остатки спасительного кислорода. Я шумно выдыхаю и напрягаюсь. Том прикасается кончиками губ к моему уху и тихо шепчет:

– Хочешь я угадаю с первого раза, Майя? – поясницу простреливает и не контролируя собственное тело, вдавливаюсь в грудь Харда. Почему моё имя на его устах звучит так сладко?

Непонимающе хмурюсь, но интерес, подкрепленный возбуждением, сильнее здравого смысла.

– Какие слабости у твоего тела, – он больше не спрашивает, просто дает вразумительное объяснение и распахивает концы простыни, обнажая меня.

Тонкая ткань моего одеяния больше не защищает меня от Харда, и я тактильно ощущаю спиной как лихорадочно вздымается и опускается сильная и широкая грудь всегда такого спокойного и собранного парня как Томас. Он хочет меня. Возможно, это всего лишь обостренные физиологические потребности человека, но кареглазый дьявол желает меня.

Том отбрасывает бесполезную простыню на пол, отчего мне приходится привстать, чтобы выдернуть её из-под моей задницы. Моё единственное спасение – всего лишь клочок скомканной ткани.

Хард рвано дышит мне в шею и накрывает своими широкими и теплыми ладонями мою грудь, оттягивая соски.

– Да… – сиплый стон срывается с губ, и туманная дымка застилает ясность сознания, пока мягкие подушечки пальцев британца теребят набухшие пики. Меня потряхивает, и я позволяю себе вольность, откидываю голову на плечо Томаса и спускаюсь ниже по груди кареглазого ловеласа.

– Неплохо, – что? Моя грудь? Она действительно идеально лежит в ладонях Харда. Он бережно оглаживает светлые ореольчики, пощипывая соски и мнет грудь, привыкая к моему размеру. Но чтобы Том ни делал, каждое его движение отдается ноющей, жгучей болью между ног. Чувствую, как грудь наливается и тяжелеет под пытливыми ласками Харда.

– Ещё… – накрываю ладони британца своими и заставляю сжать сильнее, управляя руками Харда, круговыми движениями интенсивно массируя порозовевшие соски. Я загнанно дышу через рот. Жадно поглощаю воздух и не могу надышаться. Томас подхватывает мой заданный ритм и сбрасывает мои ладони, прекрасно справляясь с поставленной задачей. Он надавливает на мои соски, вновь делая их плоскими. Прерывается лишь на секунду и поочередно облизывает пальцы для лучшего скольжения по гладкой груди и с остервенением массирует светлые ореольчики и мнет соски.

Я скулю и еложу на месте, то ли желая избавиться от рук Харда, вернув себе ясность ума, то ли для того, чтобы нуждающаяся в ласках грудь еще лучше ложилась в горячие ладони.

– Боже… – сознание притупляется, и я не контролирую собственные действия, воровато прокрадываюсь к влажным водам и трогаю пульсирующий клитор, взрываясь и распадаясь на отдельные частички. Судорожная дрожь проносится по моему телу с такой силой и мощью, что я подергиваюсь на кровати как от разряда током и не могу собраться себя в единую кучу.

Ладони Харда замирают на моей груди, и он обхватывает меня со спины за талию, удерживая на месте и помогая успокоиться.

– Интересно… – Томас бормочет что-то уткнувшись мне носом в затылок, не заслуживающего моё внимания. Я слишком уязвима, растеряна от бушующих ощущений в моей крови и не могу унять сердцебиение.

– Потрогай меня там… – нахожу помутненным взглядом лицо Харда и пытаюсь сконцентрироваться на его выразительных, утягивающих на дно, глазах и требовать еще каплю наслаждения, а не выпрашивать. Я неосознанно скольжу взглядом к губам Томаса и так хочу поцеловать их. Настоящего поцелуя между нами еще не было.

– Пожалуйста, – хнычу и трусь носом о щеку брюнета, – потрогай меня, Том, – скулю и как последняя озабоченная сучка раздвигаю ноги, чувствуя, как моё лоно пульсирует и жаждет единственного прикосновения Харда. Будет еще лучше если горячий язык британца порадует меня своими выдающимися способностями. От собственных мыслей теку еще сильнее. Бездействие брюнета меня убивает, а умолять больше нет сил. Немым, пронзающим взором впиваюсь в лицо Томаса и… чувствую прикосновение длинных пальцев к моей напряженной точке, в которой соединяются моё падение и наслаждение.

Я подмахиваю бедрами и безобразно трусь о пальцы Харда, кружащие в своем собственном ритме над моим клитором. Короткие пряди моих волос липнут ко лбу и шее, а от огненного и отрывистого дыхания Томаса еще жарче. Мышцы ног начинают сокращаться, и я соединяю бедра, зажимая ладонь Тома между ног и выгибаюсь дугой. Меня встряхивает и бьёт в конвульсиях. Искры летят из глаз, а в голове взрывается фейерверк.

– Вау… – захватываю ртом воздух, искренне восхищаясь этими ранее неведомыми мне ощущениями экстаза. Хард обтирает свои липкие пальцы от моего возбуждения о мой живот, а остатки слизывает.

Я обессиленная лежу у Тома между ног и мне не хватает сил даже на то, чтобы держать глаза открытыми. Меня клонит в сон, настигающий мгновенно после сексуального удовлетворения.

Хард приподнимает меня за плечи и придерживая, аккуратно опускает на мягкую постель.

– Я схожу в душ, – голос британца звучит отдаленно.

– Иди, – перекатываюсь на бок и обнимаю подушку, впитавшую запах тела Тома.

В секундной тишине я почти чувствую мальчишескую улыбку неприкосновенного, грубого и высокомерного Харда, в черствой душе которого я возможно что-то пробудила.

Никогда не принимал душ в чужой квартире малознакомой мне девушки, с которой меня объединяла только связь на одну ночь. Я считал это неприемлемым и совершенно лишним. В одной душевой кабинки моются только влюбленные, заливающие своими розовыми соплями счастья кафель на полу. Зачастую, подобное бывает только в любовных фильмах, романтизирующих отношения и сам факт существования любви. Не думаю, что в современном мире есть здравомыслящие люди, согласные добровольно связать свою жизнь с одним человеком и шагать с ним по жизни. В лучшем случае, это жалко и обязательно приведет к их неминуемому расставанию. В худшем, привязавшиеся друг к другу люди испугаются болезненного окончания их романа и будут существовать вместе в своей жалкой иллюзии, обманывая самих себя. Именно поэтому я всегда разделяю наслаждение и чувства, и ретируюсь из спальни очередной красотки после отгремевших стонов. Мне плевать, что возможно от меня разит потом после изнурительных сексуальных нагрузок. Я не задерживаюсь ни у одной девушки дольше, чем положено человеку, чтобы одеться и свалить. Любые манипуляции и лишние поступки, которые могут привести к ненужным ощущениям или, боже упаси, чувствам, пресекаются мной на месте. Я не позволяю себе вольностей. Избегаю разговоров с девушками, основная задача которых качественно работать ртом на моем члене и стонать от удовольствия. Сегодня я нарушил абсолютно все свои правила, которые работали и давали свои результаты на протяжении всей моей университетской жизни кобеля. Поэтому освежиться в душевой кабинки Льюис, после всего, что я наговорил ей, пока она яростно припиралась и отстаивала каждое своё слово, кажется мне самой безобидной идеей.

Теплый душ дома помог мне взбодриться, проветрить мозги и свыкнуться с мыслью о том, что какая-то заумная выскочка дала мне зеленый пропуск к своей девственности. Как вспомню аж тошнит от отвращения к собственному положению, в котором я оказался. Но как бы дико странно это не звучало, горячий душ в ванной комнате Льюис освежает и действует на меня благоприятно. Несколько секунду неподвижно стою под острым потоком воды, упираясь ладонью в запотевшее стекло и смотрю себе под ноги.