Силанг подошел и обнял ее за плечи.

– Я люблю тебя, Ваньша.

– Сил, прошу тебя, не мучай меня, мне и так тяжело. Скажи, ты мог бы оставить свой клан навсегда и поселиться здесь, со мной?

Силанг опустил голову. Ну почему судьба сыграла с ними такую злую шутку? Его магия и искусство целителя – это то, без чего Мааданд не сможет обойтись, а Сердце Гор и Герснея не смогут без Ваньши.

– Ну неужели же ничего нельзя сделать? – воскликнул Силанг и громко сказал в пустоту, – мать-Герснея, за что ты с нами так?

– Сил, прекрати! – одернула его Ваньша, – я ведь сразу сказала тебе, что все бесполезно, а ты приезжаешь вновь и вновь, чтобы лишать меня покоя.

– Я буду приезжать снова и снова, этого ты мне не сможешь запретить, – горько сказал Силанг, – я не могу долго не видеть тебя.

Солнце коснулось самого высокого пика на западе. Ваньша повернулась к молодому человеку.

– Мне пора на вечернюю службу. Когда ты уезжаешь?

– Завтра утром, – не глядя на нее, ответил Силанг, – ты придешь проститься?

– Да.

Ваньша подошла к столику и взяла стопку сшитых грубой нитью листов – очень древних, судя по виду. Бережно провела по первому листу ладонью.

– Вот, возьми, это дневник самого Челанга. Я подумала, тебе будет любопытно взглянуть. Он проводил занятные опыты.

Древняя рукопись, несомненно, заслуживала внимания, но не более, чем сама Ваньша. Силанг взял бумаги одной рукой, другой привлек девушку к себе и попытался поцеловать, но она уклонилась и вышла, ничуть не облегчив его терзаний.

Ночью молодой Челанг не мог уснуть. Он смотрел на звезды, которые здесь, в горах, были словно ближе и ярче и сейчас сияли великолепием, точно подчеркивая безнадежность его положения. В конце концов он зажег свечи и сел изучать записки далекого предка. Как многое, оказывается, было забыто с тех давних пор…

Было далеко за полночь, когда Ваньша постучалась к нему в комнату. Запыхавшаяся, бледная и растрепанная. Ничего не объясняя, и нисколько не удивившись, что митверхал одет и не в постели, она сказала:

– Мать-Герснея хочет видеть тебя.

Это было в высшей степени странно, богиня ни разу не призывала к себе ни одного из потомков Основателей с того самого дня, когда они вернулись из ущелья Древних Псов, где открыли богам врата и прошли обучение в другом мире. В сердце Силанга всколыхнулась слабая надежда, что Ваньша рассказала своей госпоже о чувствах к нему, и сейчас Герснея благословит их и они счастливой четой отправятся в Маад. Потом рассудок взял верх и сказал ему, что, если бы Ваньша хотела, то поведала бы госпоже свои печали уже давно. Но она при каждой встрече давала понять, что никогда этого не сделает. Силанг вздохнул. Что ж, зато ему, возможно, представится случай самому просить богиню о милости.

Он не узнал зеленую комнату. На потолке и стенах не было той пышной травы и цветов, что украшали обитель Герснеи, когда он был здесь в прошлый раз. Теперь в комнате росли совсем другие растения – по стенам змеились лианы с огромными листьями и шипами, а пол покрывала жесткая щетка травы-камнеломки, которая обычно росла между валунами на склонах. Герснея сидела на маленьком участке, где сохранилась мягкая трава.

Силанг подошел и опустился на колени, ощущая неприветливую шершавость камнеломки, но забыл о неудобствах, едва взглянул на богиню. Герснея постарела и выглядела как изнуренная тяжелой работой крестьянка. Роскошные волосы потускнели, глаза запали, под ними залегли голубые тени, а от уголков расходились лучики морщин.

– Мать-Герснея, что с тобой? Могу я исцелить тебя? – спросил Силанг, чувствуя, как сжимается сердце.

– Ты великий целитель, сынок, но твое искусство не может мне помочь, – грустно улыбнулась богиня, – дети врага подтачивают мои силы, а теперь, когда по мне ходит возвращенный, я не успеваю противостоять его губительному воздействию и хранить своих детей от болезни и голода. Вы должны помочь Троим остановить его, иначе Мааданд будет сокрушен.

– Но где он, мать-Герснея? И как его победить?

– Магия Тарра хранит его от моего взора, вам придется найти его без моей помощи. Спешите, Трое тоже не видят его. Передай близнецам, они – главное оружие Троих.

– Да, мать-Герснея, – прошептал Силанг, понимая, что не сможет и не будет говорить сейчас с богиней о своей любви. Что значит его жизнь, когда в опасности весь мир?

Шунске прижимал к себе Вэли, которая храбро молчала, но мальчик чувствовал, как маленькая подружка вздрагивает каждый раз, когда монстр – тот, кого юный Шикиэрт не так давно считал почти отцом, смотрит в их сторону. Пихомор не обижал их и даже иногда улыбался, но от улыбки ожившего мертвеца детей словно обдавало ледяным ветром. Ки-Киял лежал связанный и с кляпом во рту, подходить к нему не разрешалось. Крошечная наследница Пахтыхтамаев почему-то все время спала. Они ждали чего-то: оживший мертвец, связанный Кигил, трое детей, Хряпс, пара кигиларлов, и котенок когтираньи с птенцом клюковаста, которые жались друг к другу в запертой корзинке. Рядом с притихшими детьми паслась привязанная к колышку коза. Шунске был еле жив от страха, но подмечал каждую мелочь и старался запомнить все, что видел и слышал.

Пайя прибыла ровно в назначенный час, положив конец ожиданиям. Она едва сдержала скорбный стон, увидев, что не только ее внучка оказалась в лапах чудовища.

– Приветствую, светлейшая, – вежливо проговорил Пихомор, протягивая руку, чтобы помочь ей спуститься со спины скайларла, но Пайя не притронулась к нему и спрыгнула на землю сама, легко и грациозно, точно молоденькая девушка.

Пихомор необидчиво убрал руку, подошел и взял младенца. Он снова дотронулся до лба девочки, и она завозилась, просыпаясь. Возвращенный отдал ее Пайе, и она крепко прижала к себе внучку.

– Ну вот, теперь мы все в сборе, – обратился он ко всем сразу, – послушайте внимательно, уважаемые. Нам предстоит небольшое путешествие, и я не хочу, чтобы по пути у нас возникли трудности. Никто из вас не должен пытаться сбежать или нападать на меня. Вы, светлейшая, не нужны для моих целей, но не мужское дело возиться с сопляками, поэтому я возьму вас в качестве няньки. Кроме внучки вам придется заботиться и об этих двоих.

Он показал на Вэли и Шунске, потом взял корзину с котенком и птенцом и поставил рядом с мальчиком.

– У тебя, сынок, будет два питомца. Ты должен хорошо заботиться о них и вовремя кормить.

Пихомор прошелся вокруг и остановился возле Ки-Кияла. Кигил посмотрел на него полным ненависти взором.

– Ай-ай, господин Ки-Киял, нехорошо вести себя подобным образом, я не могу доверять человеку, который вот так смотрит на меня.

Пихомор отстегнул от седла топор и вернулся к пленнику.

– Придется принять меры, чтобы обезвредить вас, уважаемый. Надеюсь, без обид.

Топор поднялся и опустился, ударив обухом ниже колена. Громко хрустнула кость, Ки-Киял взревел от боли, даже кляп не сумел заглушить его крика. Вэли вцепилась в Шунске и спрятала лицо, скуля то ужаса, мальчик судорожно сжал ее в объятиях, Пайя громко вскрикнула и отвернулась, закрывая собой малышку. Пихомор проделал то же самое со второй ногой Ки-Кияла и повернулся к остальным.

– Светлейшая, девочка пока не нуждается в вас, окажите помощь раненому.

Ки-Киял стонал громко и непрерывно, пока Пайя сооружала вокруг его сломанных ног подобие лубков из веток и порезанного на полосы плаща. Вэли отошла от Шунске и, вызывающе глядя на Пихомора, развязала узел на затылке у Кигила и вытащила кляп. Ки-Киял хрипло всхлипнул. Вэли обтерла ему лицо рукавом и стала гладить по голове.

– Не плачь, дядя Ки-Киял, у тебя все заживет.

Ее маленькие ручки успокаивали и приносили облегчение, потомки Челанга обладали целительной силой с рождения. Стоны понемногу стали тише, Кигил задышал ровнее. Пайя с благодарностью смотрела на маленькую помощницу.

– Вот увидишь, дядя Ки-Киял, – еле слышно зашептала Вэли ему на ухо, – кузен Силанг скажет дяде Бакару и дяде Бикиру, они придут и тоже переломают ноги этому гадкому дядьке. И я его ни за что лечить не буду.