Ки-Киял все это время рассчитывал, что сможет как-нибудь освободить детей и вот теперь лежал совершенно беспомощный, сдерживаясь, чтоб не разрыдаться в голос от боли и безысходности. Он ничем не сможет помочь, да еще и будет обузой.

Как только Пайя закончила, Пихомор с бодрой улыбкой хлопнул в ладоши.

– Отлично, я вижу, все готовы. В путь, друзья мои.

Он почти без усилий поднял Ки-Кияла и забросил его в седло, велел Шунске взобраться на второго кигиларла и подсадил к нему Вэли.

– А вы, Светлейшая, вместе с малышкой будете комфортно путешествовать на своем тотеме. И да, забыл предупредить, если кто-то попытается сбежать, этим обречет на смерть всех остальных. Мне нужны все, потеряю хоть одного – и ни к чему держать на этом свете всю компанию.

Шунске хмуро взял поводья. Вэли прижалась к нему – он здесь был ее единственной защитой.

– Куда вы нас повезете? – спросил мальчик.

Пихомор взглянул на него с улыбкой, но от непроглядной тьмы в его глазах Шунске едва не прикусил язык и съежился, крепко обхватив Вэли рукой.

– Твоя любознательность похвальна, сынок, но сейчас она пойдет только во вред и тебе, и твоей маленькой подружке. Мы отправляемся в такое место, где до вас побывало всего несколько человек, это будет незабываемое приключение, радуйтесь, что я выбрал вас.

Шунске понемногу начал догадываться, куда лежит их путь, но молчал, опасаясь, что мертвец услышит его предположения. Но чем дальше они шли через лес, тем больше Шунске сомневался, что правильно поняло замысел возвращенного. Если он стремился в Сердце Гор, то, как рассказывал Шэд, должен был пересечь тракт на Синну и выйти в ущелье Пырларлов. Но они шли вдоль тракта по лесу, не выходя на открытые места. Понемногу деревья становились мельче и реже. Они все-таки пересекли тракт и углубились в лес с другой стороны. Шунске недоумевал – Пырларловы горы все дальше, и тут до него дошло: они двигаются в сторону Кавииза. Но зачем? Шунске не решался больше спрашивать, слишком ужасен был взгляд ожившего мертвеца, да и вряд ли он раскроет свои планы.

Пайя чувствовала себя в западне. На ее плечи легли заботы о маленькой внучке, Ки-Кияле, которого Пихомор сделал калекой, о Вэли и Шунске. Мальчик помогал ей во всем, да и Вэли охотно нянчилась с малышкой, и все же силы физические и душевные были на пределе. Каждый день матерь народов смотрела на детей и не могла отогнать мучительную мысль, что скайларл мигом унес бы ее и Эвейну домой, но этим она подпишет приговор остальным. Пихомор знал это и наслаждался ее терзаниями. Он не следил за ней и не связывал на ночь, прекрасно зная, что даже страх за внучку не позволит ей обречь на смерть двоих детей. Кигил в его глазах не стоил и полмонетки, и бывший Ар-Раар полагал, что и Пайя оставила бы его без колебаний.

Ки-Киял вообще не мог ни о чем думать. Целый день – мучительная тряска на спине кигиларла, каждый шаг которого отдавался ударом дубинки в сломанных ногах, и не менее ужасные бессонные ночи, когда ноги ломило, дергало и выкручивало. Он превратился почти в живой труп с пустым бездумным взглядом. Пихомору до его состояния не было ровным счетом никакого дела, только в первые дни, когда Ки-Киял начинал громко стонать от боли, возвращенный говорил ему своим обычным учтиво-ласковым тоном:

– Господин Ки-Киял, если вы не будете вести себя тихо, один из детей испытает то же самое. Или нет, лучше я развлекусь с кем-то из них на ваших глазах и оставлю в теле ровно столько жизни, сколько потребуется, чтобы дожить до цели нашего путешествия.

Ки-Киял стискивал зубы и молчал, а Шунске старался отвлечь Вэли, чтобы она не слышала страшных слов мертвеца.

На одном из привалов Вэли, которая обычно не отходила от Шунске, подбежала к растущим у ручья цветам с ажурными листьями и шапкой мелких фиолетовых цветов. Пихомор не стал мешать, девчонки всегда любят цветы, можно позволить ей это невинное развлечение. Вэли же нарвала большой букет и подошла к лежащему в полузабытьи Ки-Киялу. Она связала букет длинными травинками и положила на грудь Кигила.

– Я видела эту траву в книжке, дядя Ки-Киял, Тинги мне показывала. Она была в самом начале, значит, это важная трава. От нее спят, когда надышатся цветами. А если положить в горячий кипяток, тоже спят. Дыши ей, дядя Ки-Киял, твои ноги быстрее пройдут.

– Спасибо, малышка, – прошептал потрескавшимися губами Ки-Киял и протянул руку, чтобы погладить ее по щеке.

Аромат цветов действительно успокаивал и убаюкивал, Ки-Киял попросил воды и, напившись, впервые за все эти дни спокойно уснул. С этого дня Пайя каждый вечер заваривала для него собранную Вэли траву, названия которой девочка не знала, и жизнь Ки-Кияла стала значительно легче, да и кости начали постепенно срастаться.

***

Они впервые за долгое время ехали куда-то вдвоем, эскорт из телохранителей был привычным дополнением и нисколько не нарушал уединения. Бакар уже и забыл, как это, когда брат рядом и в полном его распоряжении. Он радовался поездке, как ребенок, хотя приходилось сдерживать себя, чтобы своим довольным видом не оскорбить чувств Бикира, мрачного, словно осеннее небо. Преемник Пахтыхтамаев мог думать только о пропавшей малышке и ее бабушке, и о том, что станет с Ги-Млой, если они погибнут. Поэтому он не замечал ни мощи деревьев Большого Леса, ни великолепия заснеженных пиков Пырларловых гор и едва ли слышал одно слово из десяти среди непрерывной болтовни брата.

– Что думаешь делать? – прервал он его на полуслове.

– С чем? – не понял Бакар.

– С Шэдом. Шикиэрты нужны нам.

– Не знаю, братишка, – помрачнел митверхал, – я уже всю голову сломал. Не будь Шэд таким упертым идеалистом, все было бы проще. Я бы даже наступил на горло собственной гордости и принес извинения, хотя шлюшка сама не давала мне прохода, но ведь он их ни за что не примет.

– Мы не можем допустить разлада в отношениях в такое время, – продолжил Бикир, – если Шикиэрт не заткнет свой гонор поглубже, придется принять жесткие меры.

Бакар изумленно взглянул на него.

– Ты о чем это, брат?

– Если Шэд не хочет замечать, на какой мерзавке женился, и упорствует в своих глупых принципах, значит, он не достойный митверхал. И если ему придется поплатиться за свою косность жизнью, то он поплатится.

Бакар открыл рот. Он скорее ожидал услышать такие слова от себя самого, нежели от брата.

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать то, что сказал. Беспорядки В Мааданде – последнее, что нам сейчас нужно. И последнее, что нудно лично мне – чтобы моего брата убили ударом в спину по приказу свихнувшегося обиженного мужа.

Бакар почувствовал укол совести. Что ему стоило вышвырнуть за порог назойливую найрарку сразу, как только она вошла в кабинет? Шэд – справедливый митверхал и хороший друг, по его вине стал невменяемым и угрожает с таким трудом достигнутому согласию кланов.

– Бикир, я виноват перед ним, – сказал Бакар, – надо просто дать ему время остыть. Он никогда не забудет и не простит, но ради блага кланов, сквозь зубы…

– Ты Ар-Раар или сопливая баба? – заорал Бикир, – прекрати оправдывать его и взгляни трезво. Он не даст тебе спокойно жить. Я предпочитаю услышать о его смерти, а не о твоей. Думай о благе клана.

– Ты говоришь, как отец.

– Каким бы подонком он ни был, клан для него всегда стоял на первом месте, – ответил Бикир.

Бакар закусил губу. Из-за него клан Шикиэртов рискует остаться без митверхала. Что за злая шутка богов? Для того ли они открыли им дорогу в мир? От приподнятого настроения не осталось и следа, Бакар сделался таким же мрачным, как Бикир, и весь оставшийся путь молчал, пытаясь придумать хоть какой-то выход и не допустить, чтобы все пошло по сценарию, предложенному Бикиром. Нет, он не обагрит руки кровью Шикиэрта, которого сам же оскорбил.

Пещера Пырларлов дышала обычным для этого времени года спокойствием, но Малыш и Кипиш тревожно навострили уши.

– Спокойно, дружок, – Бакар похлопал по мощной шее. – Их что-то беспокоит.