Граф печально рассмеялся:

– Ах, Генрих, Генрих, уже в который раз вы заставляете меня почувствовать стыд. Вы для моих сыновей гораздо больше отец, чем я. Вы поставили Жана и Анри на ноги, а я не смог сделать того же для Антуана. И теперь, вы рвётесь из-за них в бой, а меня терзают сомнения. Что ж, признаю. Мне нечего вам возразить. Будь, по-вашему. Давайте обсудим детали…

Рая очень смутила эта речь графа, смутила и польстила одновременно. Не всякий человек, особенно дворянин, смог бы вслух произнести такие слова, признать правоту другого и не затаить обиды. А граф тем временем достал из кармана измятый лист бумаги, развернул его на столе, и Рай получил возможность увидеть нечто похожее на карту и без труда узнал в ней план окрестностей дворца Бетенгтон. Граф ткнул пальцем в правый нижний угол листа и произнёс:

– Вход в лабиринт здесь…

План графа де Лаган и Генриха Рая был прост: под покровом ночи с помощью потайных ходов проникнуть во дворец, найти герцога и так же тайно увести его из дворца. Да, на этом этапе придётся применить силу. А потом, уже за пределами лабиринта, предложить герцогу выбор, поединок, либо просто смерть.

Честно сказать, вот здесь заговорщики споткнулись. Оба не желали даже допустить мысль о том, что герцог сумеет одолеть в поединке сразу обоих, но, когда граф всё-таки заставил Рая всмотреться в этот маловероятный вариант исхода их сражения, Рай… Сначала Генрих Рай вообще отстранился, мол нечего попусту тратить время, ведь такой вариант в принципе не возможен, но после минутного раздумья хлопнул ладонью по столу и решительно заявил, что они не в праве давать герцогу даже малейший шанс на спасение, ибо это станет смертельной угрозой для оставшихся Лаганов и их друзей. Пора себе признаться, что раз уж они решились на убийство, то надо действовать наверняка, другими словами, просто убить, и он, Рай, готов взять это на себя. Он тут же напомнил графу, да и себе, о том, что когда-то был отличным наёмным убийцей. Такие воспоминания ожесточили его сердце и окончательно утвердили в принятом решении.

Но граф всё-таки понял, что его брианский друг хорохорится. Пусть он когда-то и был убийцей, но даже среди людей такого ремесла встречаются обладающие своим внутренним кодексом чести, и граф был уверен, Рай из их числа. Чтобы сейчас он не говорил, как бы не выгибал грудь, просто убить безоружного врага для него так же трудно, как и для графа, если вообще возможно. Поэтому с самого начала возникла мысль вооружить герцога, и тем развязать себе руки. В конце концов дать этому гаду право умереть со шпагой в руке, разве ж это не милость?! И тем не менее, граф заставил и Рая, и себя пройти этот путь до конца, и в итоге они договорились, что в случае, если тот, кого герцог выберет в противники, проиграет, второй не станет принимать бой, а просто пристрелит герцога из арбалета.

Как бы то ни было, этой ночью герцог должен умереть. И произойти это должно без свидетелей – это столь же важное условие. Нет свидетелей, нет обвиняемых. Только в таком случае брианская машина правосудия не зацепит какого-нибудь невинного бедолагу из числа служителей дворца. Поэтому всё должно произойти за пределами дворца, в безлюдном месте.

Таков был их план, и выполнить его они решили только вдвоём, даже лакеев не взяли с собой. Всё тот же принцип – никаких свидетелей! Только так должно произойти то, «чего никогда не было».

До входа в лабиринт они добрались скоро после заката. Это место изначально задумывалось как тайное, никому неведомое. Те, кто создал лабиринт, подошли к делу очень основательно, и не поленились прорубить в недрах земли проход далеко за пределы дворца, выведя его в ущелье дикого ручья. Место это было дикое, скалистое, заведомо непригодное для земледелия. Так что поблизости никогда не было ни деревни, ни даже захудалого сарая. Здесь, под прикрытием раскидистых ив, граф и Рай оставили своих коней.

Вход в лабиринт скрывала настолько густая завеса плюща, что пробраться через неё было очень непростой задачей, которую впору было бы назвать настоящей битвой. Тугие прутья этого неприхотливого растения так упрямо не желали расступаться, словно возомнили себя строгими постовыми, в чьи обязанности входил строжайший досмотр путников, обыск и изъятие всего лишнего. Рай оказался совершенно не готов к такому «обыску», и к моменту, когда эта завеса всё-таки осталась позади, уже буквально полыхал от раздражения и досады. И тем контрастнее выглядело сосредоточенное спокойствие графа де Лаган, который уже был занят делом: он быстро зажег две свечи, пристроил их в крытые подсвечники, и вот уже протягивает один из них Раю. Тот устыдился своей вспыльчивости и с чувством большой признательности принял этот «светоч», тем более что там, впереди, их поджидала прямо-таки могильная тьма. Граф и Рай обошлись без подбадривающих слов, просто обменялись понимающими взглядами, и.. в путь!

Против ожидания Рая туннель здесь оказался довольно широким, позволил идти по нему плечом к плечу. Так, ведомые неверным светом свечей и своим желанием убить герцога, граф и Рай зажали страх в кулак и положились на удачу.

Сколько они так шли? Час? Два? Вряд ли так долго, но ведь порой ход времени измеряется не шагами, а ударами сердца. Секунды превратились в минуты, а те в часы… Хруст песка под ногами, капли воды, срывающиеся с низкого свода, холодящее душу эхо этих звуков, вязкая глухая темнота и впереди, и позади. Мир сжался до размера маленького уголка подземелья, освещённого свечами, мерцает, грозит вот-вот и вовсе схлопнуться. И что тогда?.. Хоть человек и рождён для того, чтобы в конце концов умереть, каждый хочет отодвинуть этот роковой рубеж подальше и всё-таки пройти свой путь… вообще, идти по этому пути возможно только пока горит свеча, которую кто-то для тебя зажег и вложил в твои руки.

Поймав себя на такой аналогии, Рай горько усмехнулся: «Видать, старею. Слишком часто стал задумываться о смысле жизни». И его внутренний голос, поддержав этот шутливый тон, тут же поинтересовался, мол, а когда это случилось впервые? Ответ Рая удивил, так как заставил его нырнуть в глубокое детство. Жуткий вопрос «зачем вообще жить?» впервые всплыл в сознании маленького Генриха под впечатлением мрачных сказок, услышанных от отца. Тот почему-то решил, что его семилетние дети, приёмный сын и родная дочурка, уже достаточно взрослые для того, чтобы прикоснуться к жутким событиям жестокой старины, где было так много отрубленных голов, крови, предательства и горькой несправедливости. Даже больше того, концовку доброй половины тех сказок нельзя было назвать хорошей, ведь цена за победу над злом, оказывалась слишком высокой, и маленький Генрих не мог с этим смириться…

Но главное, действия тех историй происходили в старинном замке, напоминающем вековое дерево, изъеденное муравьями, ибо в стенах того замка была сокрыта густая сеть тайных ходов. Рай и не подозревал, что ещё помнит эти детские впечатления, а с ними и некоторые подробности тех сказок. И сейчас его вдруг прожгла сумасшедшая мысль, такая яркая, что он даже остановился. Ему вдруг показалось, что тем призрачным замком отцовских сказаний был замок Бетенгтон! Да, именно замок, который позже, превратился во дворец. Но поймав вопрошающий взгляд графа, Рай тут же встряхнулся, пресёк эти мысли. Не время и не место делиться подобного рода открытиями, тем более, если это лишь плод разыгравшегося воображения.

Туннель был длинный, шли они медленно, и мысли Рая снова вернулись в то же русло. Теперь он сосредоточился на том, чтобы заставить себя маленького вспомнить внешний облик того замка, где был убит король Синий Лёд, где рыцарь Чёрное Сердце обезглавил своего брата, а лорд Длинный Меч писал своей принцессе… Что если за этими именами стоят реальные люди и события?

Отец… Он был обыкновенным крестьянином, жившим заботами о семье и уже тем счастливый. Да, Рай знал, что когда-то в молодости его отец участвовал в какой-то войне, но в какой, где?.. Отец наотрез отказался рассказывать, пообещав только, что сделает это в день двадцатилетия Генриха, но он не успел выполнить своё обещание. Смерть настигла его за два дня до назначенной даты… Нет, вряд ли сказки покойного Джона Рая имели какую-нибудь связь с реальностью. Чем больше Генрих думал об этом, тем меньше себе доверял. Это всё обстановка, обстоятельства…