– И ты, как всегда, права. Это герцог постарался. Думаю, он нашёл какой-то камень, потому и получилось так громко. Бился он в ту дверь славно! Ещё бы, его так разозлило то, что я от него ускользнул, – кивнул Виктор.

Брови Маги удивлённо приподнялись:

– Но как же все эти перепуганные бедняги дотерпели до рассвета?

– А ты представь, ночь, дворец во власти злой силы, да и призрак велел не рыпаться. Разве затаиться это не лучший способ спастись?.. – Виктор вдруг стал печален, и Маги снова поняла его.

– Ты сегодня мог уничтожить герцога одним движением руки, одним словом, ан нет…

– Я кое-что нашел сегодня ночью, и думаю, именно это "кое-что" не позволяет мне убить герцога, уже дважды спасло его от моей руки. Да, я дважды и правда мог его убить! Я был так близок! Но теперь склонен думать, что здесь промысел рока. Если ему суждено умереть, так это от руки другого человека…

– О чём ты говоришь?! О ком?! – изумилась Маги.

– Расскажу по возвращении. Мне пора… – Виктор чуть склонился и вдруг тихо-тихо спросил, – Маги, ты будешь меня ждать?

– Что?! Конечно!!! Всегда!!! – так же тихо откликнулась Маги, и Виктор всем сердцем ощутил, что это абсолютная правда. И вот ведь, оказывается, это больше не пугает его!

* * *

К полудню, к великой радости прислуги, полсотни гвардейцев герцога покинули дворец Бетенгтон. Ведомые Гленом и Филом, они отправились в охотничьи угодья. Виктор был прав, величие изумрудных лугов юга Бриании, их широта и жизнерадостная теплота скоро превратили в прах зубодробительные страхи прошедшей ночи. Но это было только началом… Виктор ехал во главе этой гвардии и не переставал молить Господа простить ему дерзость его планов и ниспослать в помощь мудрость и удачу…

А во дворце так же горячо ту же молитву возносила маленькая горничная Маги – она молилась за его удачу, всей душой, всем сердцем!

Генрих Рай только что завершил свой утренний туалет, привёл в порядок постель и теперь в задумчивости стоял у окна. Все его действия до сих пор не были очень уж бесшумными, то стул пригрозит упасть, то вода с восторженным звоном ринется на встречу тазу, но все страхи Рая разбудить графа де Лаган оказались напрасными. Тот спал как убитый.

А за окном уже светало. Правда, эта пустынная улица Туманной Гавани, также, как и граф, ещё не была готова пробудиться. Совершенно застывшая картина, словно холст художника. Не удивительно, что её созерцание скоро наскучило Раю и обратило его внимание от мира внешнего к миру внутреннему, к воспоминаниям о недавнем прошлом.

Уже минуло больше пяти недель с того дня, когда граф встретился с бароном Парадессом в Рунде. На следующее после той встречи утро на их тайную квартиру вновь явился Карлос. Он ворвался подобно урагану и уже с порога сразил Рая вопросом:

– Что граф сделал с бароном?!

– В каком смысле? – и правда не понял Рай, – Объясните толком, что случилось!

– Именно! Что?! – Карлос был скорее растерян, чем сердит, как то показалось в первый момент, – Сразу, как граф ушёл, барон заперся у себя в комнате и запретил кому-либо его тревожить. Он отказался от обеда и ужина. Сегодня утром я силой пробился к нему и, о Боже! Что я увидел! Барон бледен, как смерть, лицо опухшее, а глаза… Словно он всё это время плакал. Плакал!!! Вы понимаете?! За всё время моей ему службы я ни разу не видел и слезы на его лице! Он ровно никак не реагировал на моё появление. Признаться, я чувствую себя полным идиотом, до такой степени не знаю, что и думать… Что всё это значит?!

– Лишь то, что я попал в цель, – граф неожиданно возник за спиной Карлоса.

Он тоже только-только вернулся и теперь начал спокойно раздеваться, его шляпа и плащ уже разместились на отведённых для них местах. Но взбудораженный Карлос не мог даже на месте стоять, его едва ли не потряхивало:

– В какую цель? Ваше Сиятельство, объясните! Что происходит!?

– Успокойтесь, друг мой, – граф примиряющей улыбнулся и жестом предложил Карлосу присесть, – Видите ли… Чтобы залечить гнойник, сначала надо его вскрыть, верно? Ваш господин не успел убить в себе человека, ему не дало это сделать его страшное прошлое. Я предложил ему честно посмотреть на то, как он своими руками угробил всё самое ценное в его жизни. Это суровое испытание. Если он справится с ним достойно, то, как знать, может быть, ему ещё пожмут руку его племянники.

– Что?! – Карлос посмотрел на графа так, словно заподозрил его в безумии, – Да ведь…

– Я сказал, может быть… – теперь граф и опустился на стул. Он ответил только через несколько секунд, – Несмотря на помощь нам вы странно привязаны к барону. Думаю, не ошибусь, если скажу, что сейчас вы его единственная опора… Так что… Примите совет друга. Увозите барона в Испайру. Позаботьтесь о том, чтобы путешествие его было спокойным. Чем дальше он окажется от герцога, тем целее будет. А там, того гляди, и оклемается, снова станет человеком…

Рай помнит долгие взгляды, которыми обменялись граф и Карлос. Старый испайронец низко поклонился, и был таков. В тот же день барон покинул Рунд…

Генрих Рай провёл в обществе графа де Лаган уже больше пяти недель, стал его ближайшим компаньоном, делил с ним стол и кров, и всё это время неустанно изучал этого человека, отца четырех близнецов. Многое уже открылось. Граф умел быть жёстким, как гранит, и нежным как прикосновение майского ветерка; неприступным, как древние боги, и жизнерадостным, озорным, словно ребёнок. Для врагов он мог быть ночным кошмаром, а для друзей домашним очагом.

Уже в который раз Рай обратился к идее, пришедшей ему на ум ещё тогда, в первые дни их знакомства. Все сыновья графа очень похожи на отца не только внешне, но и внутренне, но тем не менее каждый из близнецов взял от него и особенно, по-своему, развил в себе какую-то свою черту характера, и это определило его индивидуальность.

Фрэнк мог искренне радоваться миру и доверять ему, словно мир и правда платит ему взаимностью. Да, именно неумолимая вера в добро, вот что всегда было путеводной звездой Фрэнка. Рай по-прежнему относился к нему как к сыну, бережно храня в душе его лучезарную улыбку. Кто знает, узнал ли бы учитель своего ученика в том, кто сменил имя Френсис на Жан?..

Эжен смел и самоуверен до безрассудства, кажется, он даже не допускал мысль, что какой-то из его замыслов может быть обречён на провал, и конечно же это остроумие, такое дерзкое и искрометное в его версии. Эжен… Рай никак не мог смириться с мыслью, что больше не услышит колкий язык этого нахала. По убеждению Рая, такие не умирают, но… Рай встряхнул головой и продолжил своё развлечение-рассуждение.

Виктор. Рай почти не знал его, одна встреча, один разговор и красочные оды в его честь, блестяще исполненные Эженом, да и Карлосом. Но всё же Рай чувствовал, что именно этому человеку граф передал свою мудрость и силу духа. Вспоминая ту единственную встречу с Виктором после того, как тот так лихо выпорхнул из окна гостиной дома Рельгро, Рай не мог не признать, что ещё тогда эта спокойная, глубокая сила, которой светились синие глаза юноши, делала его старше братьев и больше похожим на отца.

Антуан. Ах, Антуан. Похоже он выбрал себе в подарок гордость. Имея в багаже всё богатство рода Лаганов, он вытянул самый блестящий цветок, и его слепящие краски извратили красоту дара любви, верности, чести… Граф по-прежнему не упоминал об Антуане, а тот по-прежнему старательно избегал встречи с отцом… Да, тогда, уже больше пяти недель назад, в Рунде Антуан просто сбежал, узнал о приезде отца в город и сбежал, и с тех пор пересечься с ним так и не получилось…

Вот такие они близнецы, похожие и непохожие одновременно. Все благородны, добры, умны, смелы и упрямы… и всё это граф, сейчас крепко спящий на не расправленной кровати.

Он вернулся далеко за полночь и, не желая будить Рая, так и лёг, предварительно постелив на покрывало свой плащ. Это чем-то напомнило Раю Эжена… Что ж, брианец в очередной раз усмирил своё любопытство, не позволил себе гадать, где того носило все прошлые сутки, и вновь обратился к летописи недавних событий.