Теперь припомнилось, как они приезжали к графине де Лаган в Валеньи, к этой необыкновенно красивой, доброй и мудрой женщине, которая сразу приняла его как лучшего друга. В этом чета Лаганов не переставала изумлять Рая. К тому времени граф уже рассказал Раю, что горе потери детей в своё время едва не лишило его жену жизни, тогда она надорвала своё сердце, и с тех пор граф тщательно оберегал её от каких бы то ни было сильных переживаний. Этого же принципа, как видно, придерживался и Антуан. К моменту приезда графа Антуан уже успел улететь прочь, но матери ничего не сказал, не посмел сказать. Конечно же, чуткое материнское сердце невозможно обмануть, и граф нашёл жену очень обеспокоенной. Почти сразу же она начала допытываться, не знает ли муж, что случилось с их сыном. Очень скоро она решила, что графу известно много больше, чем он говорит, и потому она вцепилась в него мёртвой хваткой:
– Ален, я же тебя очень хорошо знаю, ты снова пытаешься уберечь меня от каких-то неприятных новостей, верно? Но как ты не понимаешь, что я всё равно всё узнаю, рано или поздно узнаю! Зачем же заставлять меня изнывать в муках неизвестности?!
Это Рай услышал, нечаянно оказавшись под окном комнаты графини.
Но граф был неумолим. Весть о бегстве Марианны из-под опеки барона и прочих рундских событиях ещё не скоро достигнет её ушей, так размышлял граф. И всё же… И всё же он решил подстраховаться и нашёл способ, ничего конкретно не объясняя жене, уговорить её тайно переехать к её близкой подруге баронессе Матильде де Пуар, уже пожилой, но неизменно сердечной и умной женщине.
Граф и Рай сами проводили графиню к её новому месту жительства.
Припомнилось и как супруги прощались, благо Генрих Рай был невольным свидетелем того разговора.
– Что ж, вы снова уезжаете, – прекрасные карие глаза графини были чуть влажны, – Вы уже много лет учите меня ждать, ждать и ждать… Чего же мне ждать в этот раз? Сын потерял себя и мечется в безумных бегах. Да и вы втянуты в какую-то невеселую историю, колесо которой, похоже, и придавило нашего бедного мальчика… А теперь вы и из меня делаете тайну, спрятали и вновь исчезаете в никуда. Не жестоко ли это?
Граф чувствовал, что графиня уже не надеется услышать прямой ответ, и позволил себе дать слабину. Он стоял прямо перед женой, держа её руки у своей груди, и в этот момент понизил голос едва ли не до шепота:
– Дорогая моя, прости, если мои слова и правда прозвучат жестоко, но я умоляю тебя ещё раз, очень надеюсь, в последний раз – потерпи! Когда я вернусь, я сделаю тебя… счастливой… Это я обещаю.
Брови графини удивлённо изогнулись.
– Антуан, – тут же напомнила она.
– Ему предстоит стать мужчиной.
– Так помоги же ему!
Но в ответ граф лишь коснулся губами руки жены:
– Любимая, всё будет хорошо!
– О, Ален! Вот так всегда… Обещаешь сделать меня счастливой? Хитрый. Ведь знаешь, как я счастлива просто видеть тебя, – мягко улыбнулась графиня и тут же стала очень серьёзной, – Но в этот раз, запомни и ты мои слова – если ты вернёшься без нашего сына… если ты не поможешь ему, я не протяну тебе руки. Запомни это!
Но, несмотря на категоричность этих слов, графиня не отняла у любимого мужа руки, напротив, ответила ему крепким-крепким рукопожатием. И он ободряюще улыбнулся ей в ответ. Но что это было? Обещание выполнить этот её наказ? Почему-то Рай сомневался, а теперь даже больше, чем тогда, ведь за это время они так и не встретили Антуана, и, если уж честно признаться, даже не пытались искать его…
Ох, Антуан, Антуан… Раю и самому не очень-то хотелось думать о нём. Парень переживает? И слава богу, значит совесть в нём ещё жива. Отправился в разъезды в обществе какого-то кавалера де Ригори? Но этот молодой дворянин очень понравился графине, а это о многом говорит. Стало быть, нужно время и…
Как-то в разговоре один на один за бокалом вина граф назвал всю эту ситуацию затяжной болезнью:
– А чтобы по-настоящему справиться с болезнью, надо найти и уничтожить её причину, верно? Так вот, имя этой причине – герцог Бетенгтон. В этом начало и конец нашей беды!
«Стало быть, найдём и уничтожим эту первопричину, и тогда наши мальчишки смогут вернуться к родительскому очагу…» – расслышал тогда Рай и всем своим видом дал графу понять, что в этом деле они верные союзники.
К родительскому очагу… Да, за это время Генриху Раю представилась возможность прикоснуться к этому очагу, и это стало таким ценным, таким греющим душу опытом. Валеньи… да и потом по дороге к баронессе де Пуар у них было несколько удивительных вечеров семейного уюта и тепла, когда время льётся в такт потоку лунного света, а для понимания друг друга, ощущения близости не нужно никаких слов. В такие вечера Рай открыл для себя в графе бесконечно любящего мужа, а в графине узнал ту богиню, которой преклонялся этот человек, и которая так помутила разум герцога. Рай, словно умирающий от жажды путник, с великим удовольствием пил из родника семейного тепла Лаганов, но не мог напиться. Он чувствовал, что уже крепко накрепко связан с ними, и эта связь делала его странно счастливым, по-настоящему живым. Как же зацветет их сад, когда под его сень вернутся Жан, Анри и Виктор…
При таких воспоминаниях Рай не удержался, чтобы не кинуть благодарный взгляд на спящего графа, человека, который стал ему близок, как брат… Тут ему припомнилось и ещё одно открытие, сделанное в те же незабываемые вечера. Оказалось, что граф очень даже хорошо играет на гитаре и приятно поёт. Когда же Рай не преминул заметить это вслух, граф только рассмеялся:
– Да я почти не умею держать гитару в руках, а петь… Ах, господин Рай, слышали бы вы как этот инструмент звучал в руках Ромена де Монсар! Это была божественная музыка! А когда Арабелла начинала петь под его аккомпанемент, мир превращался в Райский сад!
– Как, сударыня, вы поёте?
– Пела, – печально улыбнулась тогда графиня, – И говорят, хорошо пела, но я потеряла голос уже много-много лет назад…
– … когда оплакивала наших сыновей, – закончил за неё граф, – Да, дорогая, я всё рассказал господину Раю.
– В самом деле?! – графиня подняла на Рая изумлённый взгляд, потом вновь посмотрела на мужа, – Но вы бы не стали это рассказывать просто так. Господин Рай брианец… Уж нет ли каких-нибудь вестей от герцога?!
– Нет, – улыбнулся граф и снова запел, не дав жене возможности сильнее потянуть за верно нащупанную ею нить. Да и после того случая графу удалось не возвращаться к этой теме.
Позже на вопрос Рая, к чему такая скрытность, не лучше ли было бы всё же рассказать графине хоть какую-то часть правды, граф ответил:
– С графиней не бывает полуправды, а для всей правды время ещё не пришло. Сейчас она многое передумает, сопоставит, кое до чего догадается, кое-что заподозрит и тем самым подготовит себя к принятию моих слов. Я ей всё расскажу, и произойдёт это скорее всего ещё до возвращения Жана и Виктора. Но… не сейчас…
«Не сейчас…» – Рай вновь развернулся к графу, – «А что мы имеем сейчас? Было решено, что я узнаю, чем живёт дворец Бетенгтон, а он, граф…»
Тут граф потянулся и неожиданно ясно открыл глаза.
– Доброе утро, – Рай поприветствовал это пробуждение улыбкой, – Как спалось?
– Замечательно, – граф, на вид совершенно выспавшийся, уже сидел на кровати, – А вам? Я вас не разбудил своим поздним возвращением?
– Нет, – солгал Рай, – Как наши дела? Вы нашли то, что искали?
– Да, и то, как мы этим воспользуемся, зависит только от нас, – граф подошёл к тазу с водой и уже принялся умываться. Попутно он кинул на Рая лукавый взгляд, – Могу ли я просить вас первым поделиться со мной вашими открытиями?
– Что ж, извольте, – Рай присел на подоконник, сложил руки на груди крест на крест и, наблюдая за действиями графа, начал свой отчёт, – Герцог во дворце, можно сказать, один. Вся его гвардия где-то в лугах. Её туда увели Глен и Фил.
– Виктор и Фил, – поправил граф.
– Да, – улыбнулся Рай, – Признаться, интересное это занятие нищим оборванцем пробираться в дом, где прожил добрый десяток лет как хозяин. Должен сказать, нравы там пока не испортились, и приняли меня хорошо. Забавно, о Викторе там говорят едва ли не шепотом, с прямо-таки благоговейным почтением. Такой портрет получается, прямо умудрённый опытом ни одной жизни, потёртый всеми ветрами мира вожак стаи шакалов герцога. А ведь ему ещё нет и двадцати одного! Женщины на кухне словоохотливы, вот уж отдушина домашних сплетен. Они-то мне всё и рассказали. Оказывается, Виктор дрался с герцогом, да так страшно, что это едва не закончилось смертью одного из них.
