они, как все живое, честно уязвимы. Не монолит гранитный, не утес, не ведающий боли или страха, они живые, скажем, словно пес, иль малый лягушонок, или птаха. Ты сочинял стихи, а не стишки, не строчки гнал, а честно строил строки. Посредственность сбивается в кружки а крупные таланты одиноки. Я книгу прочитал твою. Она теперь надолго сердце не отпустит. Пусть рябью по реке к тебе дойдет волна моей признательности, нежности и грусти. Виталий КОРЖИКОВ Из блокнота Кто-то на гармонике играет Сидя на бугре, Кто-то пьет, а кто-то загорает Рядом на Угре. Запах костерка и запах чая Дразнят небосвод, Да бутылка, горлышком качая, По реке плывет. Я лежу у речки возле поля, А душа в долгу: Здесь товарищ мой, Старшинов Коля Стыл на берегу! Трудный берег выпал нашим ротам: Хоть умри — живи! Он лежал в обнимку с пулеметом В собственной крови, Может, здесь, где этот говор чая, Возле этих вод, Где бутылка, горлышком качая, По Угре плывет. Может, здесь его беда случилась — Только ли его! — Может, в эту землю кровь сочилась Друга моего… Геннадий КРАСНИКОВ * * * И. К. Старшинову Круговертью веселой я с дороги не сбит, словно кружка рассола — эта вьюга трезвит. Все, что держит и тянет и гудит, как струна, все она — отметает, заметает она. Возвращается резкость, замедляется бег, разлетается с треском все, что строил навек. Остается — дорога, старой матери плач, остается — тревога, у крыльца карагач да снегов хороводы… Слышу чей-то вопрос: это ты непогоду нам с собою привез? Что отвечу им, грешный? Где б ни жил на земле — вьюга родины нежной не стихает во мне. Нина КРАСНОВА * * * Н. Старшинову Меня, свою коллегу от сохи, «Побил» коллега старший за стихи. И я не просто плакала — рыдала! Не просто, а особенно страдала. Потом Пегасу в рамке помолилась, Под краном в умывальнике умылась И эти вот стихи соорудила И так, по-женски чисто, рассудила: Да, он «побил» меня — но он и «приголубит». Да, он «побил» меня — но, значит, крепко любит! На смерть Николая Старшинова Навеки покончив со всеми своими рыбалками, картами, куревом, навеки покончив с боями на линии передовой, навеки почив, Вы лежите на кладбище Троекуровом, землей и венками заваленный, «гвардии рядовой». Навеки покончив со всеми своими проблемами и страданьями, с инсультом и с болями скрытых открывшихся ран, навеки почив, Вы лежите, и Вас не поднять никакими рыданьями. Прощайте, войны и поэзии ветеран! Навеки покончив со всеми своими раденьями и заботами о племени новом, об общей юдоли земной, навеки почив, Вы не будете присно забытыми, ни племенем новым, ни новой Россией, ни мной. Навеки покончив со всеми своими любвями, стихами, частушками, пинков и ударов от жизни сполна получив, навеки почив, Вы лежите, обмытый слезами друзей и чекушками, навеки со всеми делами покончив, навеки почив. 10 февраля 1998 г., Москва Игорь КРОХИН
Победа Николаю Старшинову Рассыпалась в небе ракета, Взлетела другая звездой. Победа… Победа? Победа! А хлеб на столе с лебедой… Гуляла деревня с восхода, А к вечеру стало шумней: Бывалого столько народа Пылило со станции к ней. Навстречу гармонь зарыдала И стихла — И срезался звук. И в голос одна, молодая, О встрече, что горше разлук… Аукнул на станции поезд, В поля откатился гудок. — Сыны-то какие, по пояс, А ну-ка, держите мешок! Какое же все-таки счастье, Забыв о ржаном калаче, Качаться, качаться, качаться Верхом на отцовском плече. Овидий ЛЮБОВИКОВ * * * Н. Старшинову Полки оставили привалы. Остыл в березняке костер. Я не пробился в запевалы, Однажды был зачислен в хор. Тому завидовал, не скрою, Кто, уловив старшинский знак, Походную над нашим строем Вздымал решительно, как флаг. Запев звенел поверх пилоток, Чеканил шаг, стремил вперед. В сто двадцать пять луженых глоток И мы вступали в свой черед. А строй держался и не рвался, Утюжил глину да песок. Как ни старался я, терялся Среди других мой голосок… Да, в запевалы я не вышел. Но, напрягая скромный бас, Я не тужу — меня не слышат, Куда важнее — слышат нас. |
