Рыбак он был не очень умелый и не очень везучий. Но настоящий, преданный озеру, воде, ловле. В свои семьдесят пять лет он был бодр, поджар, невелик ростом, несколько медлителен. Но ничего явно старческого у него не было ни в походке, ни в самой его фигуре — держался он прямо, подтянуто.
Меня удивляли его последовательность, постоянство, когда он каждое утро как бы зарядку делал — объезжал все озеро.
Это продолжалось больше двадцати лет!
И лишь однажды, когда деду шел уже сотый год, я не увидел его утлую лодчонку.
Соседи его сказали:
— Умер дед зимой — не дотянул до весны, до открытой воды… А то бы и еще пожил…»
Это к вопросу об укреплении организма. Тему же очищения души Старшинов подробно развил в стихотворении «И в этой холодной избе…» (1970). Я лично был свидетелем, как в одной подгулявшей компании поэтов его читали наизусть в несколько голосов, будто пели песню.
И в этой холодной избе,
Что с края села задремала,
Я сам предоставлен себе,
А это, ей-богу, немало.
Вот после рыбалки приду
Да скину одежду сырую,
В печурке огонь разведу,
Ухи наварю — и пирую.
И все уже мне по плечу,
Никто и ничто не помеха.
Хочу — и до слез хохочу,
Хочу — и рыдаю до смеха.
А что же мне радость скрывать?
За счастье считать неудачу?..
Ложусь в ледяную кровать,
Как мальчик обиженный, плачу.
В свидетели память зову.
Да, был я наивен, как дети,
И мне не во сне — наяву
Все виделось в розовом свете.
И я, молодой идиот
(А трезвая школа солдата?):
«О, как же мне в жизни везет!» —
Так сладко я думал когда-то.
А может, и правда везло,
И нечего портить чернила?..
Ну ладно, болел тяжело,
Ну ладно, любовь изменила.
Ну ладно, порой и друзья
Ко мне относились прохладно.
Ну ладно, жил в бедности я,
Подумаешь, тоже мне, ладно!
Нельзя ж убиваться, нельзя
Размазывать трудности эти…
Зато я какого язя
Сегодня поймал на рассвете:
Иду — по земле волочу.
А три красноперки в придачу?!
И снова до слез хохочу,
И снова до хохота плачу.
СТАРШИНОВСКАЯ ШИНЕЛЬ
Наставничество Старшинова — тема для отдельной книги и притча во языцех. При жизни поэта художник Лисогор-ский изобразил его в дружеском шарже с рюкзаком, набитым молодыми дарованиями. А когда поэта не стало, Александр Щуплов, перефразируя афоризм Достоевского «Все мы вышли из «Шинели» Гоголя», от имени нескольких поколений его учеников сказал, что все они вышли из старшиновской шинели, в которой поэт пришел с войны. Даже своих немногочисленных «литературных врагов» Старшинов нажил именно на почве воспитания талантов.
Особо широкую известность в свое время получило противостояние Николая Константиновича Старшинова и Владимира Дмитриевича Цыбина, на мой взгляд, весьма напоминавшее знаменитую ссору гоголевских героев: Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича. Оба поэта, выражаясь языком литературоведов, были «почвенниками», то есть в своем творчестве опирались на национальные традиции, любили российскую глубинку и писали о ней. Так что в мировоззренческом плане им делить было нечего. А вот учеников они поделили: Старшинов своих печатал в издательстве «Молодая гвардия», а Цыбин своих — в одноименном журнале.
По мнению Ларисы Николаевны Васильевой, находившейся в приятельских отношениях с обоими участниками этой вражды, «корни ее таились в разности и сходстве их характеров. Оба они по призванию были учителями, но при этом Цыбин был человеком большим и громким, а Старшинов тихим и скромным. Поэтому у Цыбина все ходили в гениях, зато у Старшинова — больше печатались. И поскольку он никого не обижал, то ученики никогда его не оставляли…»
Конечно, на путь «поэтического наставничества» Старшинова толкнула сама судьба, определившая его после окончания Литературного института в журнал «Юность» «заведовать» именно молодыми авторами. Благодаря этой должности он оказался и руководителем литобъединения МГУ — главного университета страны, будучи сам еще довольно молодым человеком, автором двух тоненьких сборников стихотворений. Не каждый, кстати, и отважился бы взяться учить писать стихи обладающих немалым самомнением (и не без оснований) студентов МГУ. Правда, за его плечами был опыт войны, что придавало ему определенный вес в глазах членов литобъединения: будущих физиков и лириков, а также химиков, биологов, математиков, журналистов, географов, юристов и т. д.
Старшинов не стал изображать из себя мэтра, коим в ту пору не являлся, а, как выразился Владимир Костров, «держался скорее товарищем». Давал студийцам высказаться и потом резюмировал общее мнение, порой мягко поправляя его. Такая манера «воспитания талантов» сохранилась у него навсегда, и, став мэтром, он не давил на молодых собеседников своим авторитетом, а тактично подсказывал, как сделать их «нетленку» еще нетленнее.
